Громче воды, выше травы

Губы у Кацуки обжигали своей шершавой сухостью и требовательной осторожностью. Я капитулировала сразу же, приоткрыв дрожащие от нетерпения губы. Он взял моё лицо в ладони и поцеловал меня, выпивая досуха, сплетаясь языками, словно в прощальный раз. Под кожей фейерверками растеклось удовольствие, зашипел невыносимо сладостный пожар желания, обжигающий всё нутро. Я одновременно тонула и горела в огненном водовороте страсти, не желая прерываться ни на секунду, не понимая, как это в принципе возможно, когда я видела мириады звёзд под веками и чувствовала невесомость безграничного блаженства. Голова шла кругом, я не понимала, кто я, где верх, где низ, жива ли я всё ещё или умерла и попала в рай. Губы у Эйджиро мягкие, с осторожной нежностью, точно спрашивая разрешения, коснулись открытой шеи, расцеловывая её. Он прижался ближе к спине, идеально оборачивая меня руками в медвежье, защищающее от грешного мира, объятие, и я ощутила себя на своём месте. Я чувствовала себя произведением искусства, боготворимой королевой, которую безгранично любят-любят-любят, и от бушующих невыносимых эмоций захотелось разом плакать и смеяться на весь мир. Кислорода не хватало катастрофически, я вся дрожала, до синяков цепляясь тонкими пальцами в плечи Кацуки, не желая оканчивать эту пытку неземным удовольствием. А Кацуки целует-целует-целует, прежде чем с ощутимым сожалением остановиться. Я хватала ртом воздух, мушки кружились перед мутными глазами, я сразу здесь и не здесь, не знаю, не понимаю, не ведаю, как это объяснить. Кацуки переплёл одну ладонь со своим парнем на моём животе, а другой слегка повернул мою голову. Эйджиро с лёгкостью перехватил контроль, отвёл прядь моих волос и поцеловал мочку уха, заставляя меня вздрогнуть и ахнуть от удовольствия, как острога ударившего глубоко внутрь. И Эйджиро, наконец, поцеловал меня, и это разом хрупко-трогательно и возбуждающе-пылко. От этого диссонанса мысли спутались, споткнулись друг о друга, покрылись розовой плёнкой. Рот Эйджиро сладкий, как кислая вишня, и я сливочным мороженым растеклась под этим невероятным полуденным солнцем. Не знаю, прошла ли минута, час или день, но мы всё же нашли силы оторваться друг от друга. Меня колотило от возбуждения, а у этих двоих в глазах плескалось довольное удовлетворение. Я покраснела, бабочкой выпорхнув из объятий, и, заикаясь и теребя край рукава свитера, попыталась собраться с мыслями: — Так к-куда пойдём… — На свидание? Давай для начала в кино, а там посмотрим, — тут же ответил Бакуго. — Будем ждать тебя в семь у ворот, — добавил вдогонку Киришима. Сил осталось только несколько раз кивнуть и сбежать. Казалось, что мои щёки могли бы осветить как минимум квартал, так они горели, когда я со всей дури приложилась о косяк двери, вылетая в коридор под заливистый смех двоих придурков позади. Скинув тапочки, я с разбегу плюхнулась на кровать и запищала в подушку от счастья. Бегемот запрыгнул ко мне на спину и, мурча, начал ластиться, словно поздравляя с моим первым на свете свиданием с теми, без которых, откровенно говоря, жизнь мне не мила. Я чуть не придушила недовольно мяукнувшего кота, поднимаясь с ним на ноги и начиная вальсировать, громко смеясь от радости. Остановилась я у зеркала. Питомец тут же шустро сбежал от чокнувшейся хозяйки куда подальше, пока я пялилась на своё отражение. Шалые глаза блестели ярче адамантовой россыпи на коже, такие непривычно чёрные — зрачок был настолько большим, что затопил собой радужку, обрамившись тонким светло-серым ореолом. Лицо озарилось сердечной улыбкой, в голову лезла одна сахарная ерунда, а припухшие губы оказались зацелованы до сочной красоты и бледно-розовой каёмки вокруг. Вид у меня был самый что ни на есть довольный и бесконечно охуевший. Я хлопнула ладонями по горящим щекам и, хохоча, несколько раз обернулась вокруг своей оси. Пресвятые небеса, неужели этот день настал? Неужели я правда пойду на свидание со своими крашами и соулмейтами? Тут я резко похолодела и само собой начала паниковать. А что надеть? Кацуки сказал, что мы пойдём в кино, а там посмотрим. Значит, мы, возможно, погуляем после фильма. Тогда надо одеться одновременно красиво, удобно и тепло, при этом чтобы не было слишком жарко в помещении, но как это сделать? Голова совсем отказывалась соображать. Нужно ли краситься? Они меня уже кучу раз видели ненакрашенной, что, если это будет слишком и они плохо обо мне подумают из-за таких излишеств? Я похлопала по карманам в поиске сигарет, но тут же одёрнула себя. Может, мне надо бросить? Курильщиков мало кто прямо любит целовать… Поняв, что я не смогу сама успокоиться и начать трезво мыслить, я выскочила в общий коридор и забарабанила по соседней двери. Привычно делавшая в это время уроки Мина с ворчливым бурчанием открыла мне, чтобы замереть при одном взгляде на меня: — Что за… — Прости-прости-прости, что отвлекла, я знаю, ты не любишь, когда тебя отрывают от занятий, — затараторила я, не давая ей и слова больше вставить, пока я пропихивала её обратно в её же комнату. — Но у меня чрезвычайная ситуация, и мне жизненно необходима твоя помощь. — Я вся внимание, — устроила она нас на кровати, держа меня за руки. Это меня немного заземлило, и накативший беспорядочный испуг слегка отступил. Я сделала глубокий вздох и, не скрывая радостной улыбки, быстро призналась: — Кацуки с Эйджиро пригласили меня на свидание. Мы с Миной завизжали, как полные дурочки с айкью блондинок, и засмеялись. Она счастливо обняла меня и искренне произнесла: — Это же прекрасная новость! Поздравляю тебя! Наконец-то они сподобились на это! А когда? А куда? — Завтра в семь пойдём в кино, не знаю, на какой фильм, а потом, наверное, погуляем… — тут я вспомнила, из-за чего я, собственно, пришла к подруге, и поражённо пискнула. — Мина, спасай. — Не волнуйся, дорогая, ты по адресу! — тут же поняла она причину моих страхов, и я выдохнула. — Я сделаю из тебя настоящую конфетку, от которой они будут давиться слюнями весь вечер! — Мина, — покраснела я до корней волос, отчего эта засранка только рассмеялась пуще прежнего. — Боги, смущать тебя одно удовольствие, — она смахнула накатившую от смеха слезинку с ресниц и хлопнула в ладоши. — Итак! Начнём-с! В итоге в без десяти семь следующего дня я выходила из общежития в своих привычных бушлате, объёмном клетчатом шарфе и сапогах на меху. Небо в непроницаемой чёрной мантии с редкими блёстками-звёздочками сопровождало меня до самых ворот. Дни становились холоднее, и воздух холодными иглами впивался в неприкрытую кожу. Зима уже стояла на пороге, требуя дополнительных усилий и не давая нам, героям-юниорам, никаких поблажек. Под фонарём у ворот, греясь, стояли в обнимку двое. Я замедлилась, не совсем зная, как уведомить о своём присутствии, избежав при этом неловкости. Но Киришима меня заметил первым и с присущей ему энергией замахал рукой. Бакуго развернулся и, когда я подошла поближе, утянул меня за рукав между ними. Я оказалась в идеальном «домике», довольно зарывшись покрасневшим то ли от холода, то ли от смущения носом в складку шарфа. — Можно? — прошептал Кацуки, одними глазами моля о большем, и я кивнула, разрешая, довольная и успокоенная тем, что у меня спрашивают согласия. Горячие губы оставили долгий поцелуй на скуле, прежде чем рассыпаться маленькими поцелуями по всему лицу. Я, фыркая от неожиданности, счастливо засмеялась, Эйджиро сверху уткнулся мне в волосы и тоже захихикал. — Ну что, идём? — задал вопрос Бакуго, закончив со своей приятной экзекуцией. Он взял меня за руку и, цокнув на мою превратившуюся без перчатки ледышку, сунул наши сплетённые ладони к себе в карман пуховика. Киришима обвил меня левой рукой за плечи, и такой вот удобной композицией мы неспешно пошли в одному богам известное направление, пару раз сверяясь с навигатором. Через двадцать минут вечерней прогулки, во время которой мы наслаждались уютной тишиной, мы через множество закоулков дошли таки до стилистически обветшалого здания с по-американски сделанной под старину вывеской. Я удивлённо приоткрыла рот, не ожидая увидеть этакое чудо, непознанное явление природы, в центре Мусутафу. Киришима, глянув на моё лицо, довольно разулыбался — значит, это он место выбирал. Он однозначно не прогадал, потому что я была поражена, разглядев названия фильмов в прокате: — «L.A. Confidential» 1997-го года на языке оригинала?! — Я подумал, тебе понравится, — с нежностью сказал Эйджиро. — Это потрясающе! Там же снялись Рассел Кроу, Гай Пирс, Кевин Спейси, Дэнни де Вито, а Ким Бэсинджер получила три высшие кинематографические награды за лучшую женскую роль второго плана! — я взволнованно подёргала Бакуго за рукав, — Не могу поверить, что мы увидим этот фильм в кинотеатре, представляешь? Это же настоящий раритет, жемчужина конца первых кино девяностых! — Ни разу не видел этого фильма, так что, думаю, Эйджиро угодил не только тебе, — стрельнув взглядом в своего парня, сказал тонко улыбающийся Кацуки. Киришима, которому всегда не хватало уверенности в себе, попытался стушеваться, но я, приподнявшись на носочки, успела его чмокнуть в подбородок. Он ошарашенно заморгал, а мы с Бакуго шкодливо рассмеялись. Купив на входе билеты на задний ряд — заплатил Киришима, Бакуго собирался потом в кафе взять на себя чек, а на меня шикнули, чтобы даже не думала тянуться к кошельку, так как я была приглашена ими — мы прошли к гардеробной, где, сняв верхнюю одежду, я услышала потрясённый сдвоенный выдох. Да-а-а, не зря мы с Миной столько вчера маялись: эффект что надо! Наряд у меня был, как говорится, на грани фола. Вроде всё прилично, ничего прямо коротко-вызывающего, но намёк на эротику присутствовал. По совету Мины, как землеройка перебравшей весь мой шкаф, я надела классические чёрные брюки с острейшими стрелками и белоснежный свитер в мелкую вязку с рукавом «летучая мышь». Весь смак был именно в верхе: полупрозрачная, но от этого не менее тёплая ткань подчёркивала талию и намекала на девственную чувственность меня-любимой, так как под в облипку сидящей белой майкой на бретелях не было надето ничего, и соски от холода стояли торчком. Дополняла картину длинная нить крохотных жемчужин, подаренная Куго на получение геройской лицензии, которая прямо примагничивала взгляд куда надо. Мина меня также накрасила, сделав светло-розовый акцент на глазах и хайлайтером обозначив чуть резче арку купидона, не затронув губы, чтобы, цитата, «было удобнее целоваться», и оставив волосы распущенными, чтобы, уже неприличная цитата, «было удобнее натягивать тебя на…», но тут уж я её, смутившись, заткнула. Кацуки голодно сглотнул, Эйджиро поправил ворот застёгнутой на все пуговицы тёмно-синей рубашки, прокашливаясь, а я якобы невинно захлопала длинными ресницами, мысленно ставя подруге высший балл: результат даже превзошёл ожидания! «Даже», потому что Бакуго начал как-то недобро озираться по сторонам, видимо, в поисках иллюзорной конкуренции. Дурачок, как будто мне ещё кто нужен, кроме них двоих! Чтобы не доводить дело до драки — с характером блондина и такое возможно, а он же простого смертного в асфальт укатает! — я подхватила мальчиков под локоточки и направилась к билетёру у входа в камерный зал. Там меня удивили элитарностью заведения, так как рядами стоявшие диванчики на два-три человека, даже на вид выглядящие безумно удобными, как бы намекали на категорию ценника. Я проглотила неудобный вопрос, не желая портить атмосферу, и последовала за парнями на наши места. Мы решили не мелочиться и устроились с привычным удобством: Киришима посередине, я, игнорируя своё место, у него на коленях, закинув ноги в белых сетчатых носочках на Бакуго. Последний как-то задушенно хрипнул и, как на алтарь, торжественно положил ладони на мои начавшие мёрзнуть ступни. Решив не придавать значения его странному поведению, я обратила внимание на экран. Зря. Ближе к середине фильма, когда я уже совсем удобно устроилась в уютном захвате огромного Киришимы (скачок роста ему, откровенно говоря, пошёл на пользу), я почувствовала, как Бакуго начал любовно проводить своими жаркими ладонями вверх-вниз по ногам, слегка поддевая штанину и заходя чуть выше. Это напомнило мне о том, как он почти также поддерживал меня во время нашего похищения в прошлом году. Такая обыкновенная и в то же время исключительная ласка, буквально кричащая на весь мир, как он ко мне трепетно относится. И я имела тогда глупость думать, что я не нужна, что меня не примут в их тандеме? От щемящей нежности, под рёбрами разрастающей стеблями цветов соулмейтов, на глаза навернулись слёзы, которые я быстро сморгнула, вернувшись к просмотру фильма. Ничего, Ева. Теперь ты можешь оставить прошлое позади, начать жить настоящим и создавать счастливое будущее. Ты влюбилась случайно, но осталась влюблённой по собственному выбору. Всё у вас будет замечательно. Мы с Киришимой начали целоваться, не забыв поддержать репутацию последнего ряда как ряда для поцелуев. Он проводил рукой по струящимся по плечам волосам, во время передышек кончиком носа тёрся о мой и оставлял расцветающие тюльпанами поцелуи куда придётся: над дугой брови, на скуле, на виске. Мне хотелось просто уткнуться ему в шею, спрятавшись от всего плохого, что уготовила нам Вселенная, и навсегда остаться так. По окончании долгого фильма часы в холле кинотеатра показывали уже полдесятого. Мы решили закончить вечер походом в ближайшее кафе, где, сюрпая какао на банановом молоке, я заметила, что мы нет-нет да привлекали взгляды окружающих. Понять их можно — триумвираты редкость несусветная, а мы с парнями не скрывали более нашего нежного отношения друг к другу. Конечно, мы не целовались на публике, всё же это личное, но держались за руки, обнимались и всем своим видом показывали, насколько мы счастливы быть вместе. Такое внимание меня позабавило, и я, со смехом стерев шоколадные усы, полувопросительно прошептала: — А мы ведь теперь вместе? — Будешь нашей девушкой? — совершенно случайно произнесли вместе со мной мальчики, и, сообразив прикол ситуации, мы прыснули от такого совпадения. — Конечно буду, — прикусив губу от радости, я прихватила с тарелки последний кусочек круассана с сёмгой и предложила: — Ну что, обратно? Скоро уже комендантский час. Парни, предовольные, как мартовские коты, отставили допитые кружки со своими напитками и скрипнули стульями. Мы вышли из приятного заведения и увидели, как в свете фонарей кружился первый снег. Мы сфотографировались, кое-как обнажив левые предплечья, и я не могла прекратить улыбаться во все тридцать два, вполне себе осознавая, какой шум мы поднимем в сети к завтрашнему утру. Следующие поцелуи у ступеней нашей общаги были наполнены кусачим морозцем, тающими на ресницах снежинками и переполнявшей меня любовью к моим соулмейтам. В тот же вечер я сняла скрывавший метку браслет и ни разу больше не надевала его. На следующее утро перед занятиями папа вошёл в модус «сурового отца завидной невесты», начав допытываться о моих любовных интересах и о том, как прошло наше вчерашнее свидание. — Что ж ты умолчала, тихоня такая, — чуть попрал он меня за то, что я ему не сказала о прекрасных изменениях в моей личной жизни. — Просыпаюсь сегодня с утра от кучи уведомлений от Немури и нескольких изданий, желающих взять у меня комментарий. — Даже так? — приподняла я бровь. — Вы на слуху, Ева, сама знаешь, по каким причинам, но ты в особенности, — ну да, не каждому классу будущих героев во враги набиваются террористы и не каждый школьник с нелёгкой руки закидывает в тюрьму бывшего топ-героя и одного из самых разыскиваемых преступников последних трёх десятилетий, параллельно изменив порядок не только наследования, но и в принципе вещей в другой монархической стране. — Поэтому такой сыр-бор вокруг вас. Мне поговорить с ними? — Не стоит, — попыталась я его отвадить от «мужского» разговора с Киришимой и Бакуго, но, судя по ожесточившемуся огоньку на глубине его тёмных глаз, парням не избежать морального бичевания. Чрезмерное внимание не льстило. Под конец понедельника я уже совсем заманалась от перешёптываний за спиной и принятия поздравлений от близких и однокурсников, но Эйджиро с Кацуки были моей каменной опорой, не давая начать огрызаться на чрезмерно любопытных индивидуумов. Звук с вибрацией на телефоне я выключила, потому что количество комментариев в соцсетях настолько зашкаливало, что я только через недельку-другую собиралась туда зайти, когда вызванная вчерашней фоткой экзальтация уляжется. Единственной ложкой дёгтя, конечно же, стал Мидория. Он смотрел на моих мальчиков глазами побитого щенка и даже не пытался привычно подойти, чтобы привлечь их внимание. Мне его даже было немного жаль, потому что кто-кто, а я прекрасно осознавала, каково ему сейчас. Можно скучать по кому-то, кто умер. Можно скучать по кому-то, кто переехал. Но худшее — это скучать по кому-то, кого видишь каждый день… Но у Мидории была лучшая подружка, которая могла его утешить, так что чья-чья, а моя жалость точно была неуместна. Больше всего меня развеселила Мируко, когда я к ней в тот же день поехала стажироваться. Встретив меня на вокзале, она подпрыгнула, сделав сальто назад, и как индеец заулюлюкала. Я прямодушно заржала от такого выступления, привлёкшего внимание посетителей станции: мы обе были в геройском обмундировании, что уже красным флагом отмечало нас для всех окружающих, хотя мы обе были в белом. Наставница до хруста обняла меня, и мы пошли патрулировать город Нагоя, где разбушевались притоны наркоманов, которых стоило переловить и отправить на принудительное лечение. Ещё никогда я так не радовалась своей причуде! Количество шприцов в воняющих заброшенных зданиях, куда нам пришлось войти, просто зашкаливало. Благодаря защите алмазной брони я ни на что не напоролась и избежала участи Мируко, которой пришлось провериться на заболевания в ближайшем госпитале. Осталось только моим новоявленным парням вразумить, что я в норме, а то ишь, раскудахтались! — Я в порядке, — в который раз сказала я этим двоим, пока Киришима с Бакуго чуть ли не под лупой инспектировали мне руки. — В новостях писали, что ты вместе с Мируко полезла в те места сходбища нариков. О чём ты только думала? — недовольно нахмурился Кацуки. — О заболевших кошмарной зависимостью людях, нуждающихся в помощи, — ответила я, по-актёрски закатывая глаза. Как бы я не хорохорилась, а привычная забота с новым не дружеским, а романтическим подтекстом, мне сильно нравилась. — Ты использовала покров? — я кивнула на заданный Киришимой вопрос. — А ты что-нибудь чувствуешь при его применении? — Если это пуля, то да. Думаю, что огонь и лазерные атаки тоже могут сильно навредить. Поэтому, Кацу-кун, я предпочитаю спарринговаться с тобой без причуд. Ну всё, всё, мальчики, хватит, со мной и вправду всё нормально, — попыталась я вывернуться из их изучающей хватки, но мне не дали выполнить сие действие. Вместо этого Киришима перевернул мне одну из рук и, взяв как положено при приветствии в высших европейских кругах, прижался долгим нецеломудренным поцелуем к костяшкам. Щёки начали покалывать от хлынувшей к ним крови, и я потупила взгляд, когда Бакуго с лукавой улыбкой повторил за нашим парнем. Боги, что эти двое со мной делают! Ещё и в гостиной, при всех! Караул просто! — Вы меня своими выходками сведёте в могилу, — прошептала я так, чтобы было слышно только им, потупив поплывший от восторга взгляд. Мальчики наконец отпустили меня и, шутя, отдали мне честь, по-гусарски клацнув несуществующими на тапочках шпорами. Я весело подмигнула им, и мы, распрощавшись, разошлись по комнатам: время уже близилось к ночи, а лично мне ещё надо было дописать эссе по праву. На следующий день, придя после обеда на пару, дядя Секи меня неожиданно притормозил у входа в класс. — В чём дело? — не поняла я прикола, когда он меня на буксире потащил в учительскую. — Нужно покумекать кое о чём, — с самым загадочным видом ответили мне. — Ой, пожалуйста, вот только ты не начинай! Мне папы за глаза хватило, — застонала я, думая, что дело снова будет касаться изменений в моей личной жизни. — Я рад за тебя, но дело не в этом, — в очередной раз убедил меня в своих гениальных мозгах дядя, пропихивая в учительскую, где нас уже ждали папа и директор Незу. — Разговор пойдёт о другом. — Добрый день, Незу-сама! — легко поклонилась я собако-мыше-медведю, присаживаясь на диванчик напротив. — Вызывали? — Здравствуй, Энгден-кун, дело не требует отлагательств, — неожиданно сразу взял он быка за рога. Я чуть приподняла бровь, но быстро взяла себя в руки. Ого, дело действительно серьёзное, раз директор без лишних словесных кружев перешёл к сути. Из-за чего же? — Как ты знаешь, у вашей параллели должен сегодня начаться жёсткий курс по психологической подготовке к страстям, с которыми вы частично могли уже сталкиваться на своих стажировках, — я кивнула. — Так вот, для всех дел полиции, используемых нами, мы сначала получаем разрешение либо самого потерпевшего, либо его семьи, — ой, я уже начала подозревать, к чему он клонит. — Поэтому я сначала обратился к Айзаве-куну, но… Ах, он сам тебе всё объяснит. — Ева, искорка моя, — обратился к слегка зависшей мне папа, присаживаясь рядом и обнимая за плечи, наплевав на соблюдения субординации при директоре. — Я бы в любом случае не стал бы давать добро на это без твоего ведома. Ты вовсе не обязана разрешать, у нас достаточно материалов, просто твой случай был исключительным… Но если ты не хочешь, никто тебя не будет заставлять, и мы забудем об этой теме. — Нет, пускай покажут, — прочистив горло, я слегка подрагивающими руками пригладила школьную юбку, — Но при условии, что вы с достоинством почтите память моей мамы и не заставите меня переживать это вновь. — Что ты, Энгден-кун, ни в коем случае! — возмутился директор. — Никто не собирался тебя допускать до этих материалов! Мы же не звери какие! — я тонко улыбнулась на его попытку схохмить и кивнула. — Тогда договорились. Мне нужно что-то подписывать? Или папе? — Сейчас всё оформлю и распечатаю, — отошёл к своему столу дядя Секи. — Ты уверена? — на всякий случай переспросил отец. Я угукнула. Отчуждения я не чувствовала, отвращения, что удивительно, тоже. Возможно, поделиться опытом с другими будет полезно, в первую очередь для них, чтобы они понимали, какие ужасы поджидают нас в этом мире. Не знаю, насколько здоровая у меня реакция, но я всегда смогу спросить об этом своего терапевта, к которой продолжала изредка наведываться. — Проведёшь эту пару здесь, со мной.

***

Еву хотелось касаться, целовать, любить двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Такая добрая, такая жизнерадостная, несмотря на все жизненные тяготы. Её звонкий, задорный смех озарял ему весь мир, и не оставалось в нём больше никого, кроме них двоих. Её чуткая нежность, с какой она обращалась со своим гиппопотамом, которого она выдавала за кота. Эта присущая лишь матерям любовь к ближнему, в чей круг он с такой непозволительной лёгкостью попал, изо всех сил держась за свои птичьи права. Ах, ну как же, как же так!.. Такая до невозможности красивая, с этой своей лучезарной улыбкой, с милым прямым носиком и с невероятными миндалевидными, будто светящимися изнутри глазами, что цвета морской зимней пены. Небесные волосы искрились, переливались на свету всеми цветами радуги, и в них так и хотелось запустить руки, перебрать струящиеся по аристократичной осанке пряди, заплетать-расплетать по малейшему желанию. Поймать бы её в объятия и осыпать разворот плеч жадными поцелуями, позволив рукам самим по себе заскользить вниз, к аккуратным подтянутым ягодицам. Увы… Нарядная, сверкающая самоцветами, похожая на прекрасный цветок. Но не его.