Смесь мистики, науки и желаний

- Иди ближе… - последний раз Мориарти так улыбался, когда разглядывал засекреченный список клиентов Женевского банка с подробной выкладкой о движении средств. Впрочем, было это несколько дней назад, до того, как Джеймс озаботился созданием этой странной микстуры. – Давай… Чуткие пальцы поглаживают шею, Джим тянет меня к себе, выпрямляясь и прижимаясь спиной к моей груди – я почти чувствую, как он прикасается затылком к моему плечу, откидывая голову, вижу, как он слегка поворачивает лицо к моей шее и выдыхает, почти прикасаясь губами к скуле. И я чувствую этот выдох, пока наклоняюсь, чтобы коснуться языком темно-розовых бусин сосков. С чувственных губ срывается стон. Пришло время игр. По моим правилам. Я прижимаю Джеймса к груди двойника, хрипло дыша и прикусывая кожу на бледной шее, давлю языком на пульсирующую голубую жилку, оставляю красное пятно засоса, пока другие губы, полностью идентичные моим, жадно ласкают его рот. Я немного отстраняюсь – уверен, что мысли у меня и двойника одинаковые и, раз уж на мою долю пришлось больше агрессии, то и тон буду задавать я. Впрочем, здесь главное не сойти с ума. Мориарти вскидывает голову, когда не-совсем-мои-руки отнюдь не игриво вжимают его грудью в кровать. Он упирается ладонями в твердый матрац, как-то совсем инстинктивно раздвигая ноги, подчиняясь нависшему над ним сильному телу. Блондин над ним медлит, и я знаю почему – хочет, чтобы Джим извелся ожиданием – для этого достаточно жарко выдыхать на загривок и несильно качать бедрами, скользя влажной от смазки головкой по соблазнительной ложбинке между ягодиц. Я сотню раз наблюдал это соблазнительное зрелище под собой. Можно упереться обеими руками в хрупкие плечи – тогда Джим знает, что секс будет быстрым, грубым, полуживотным; можно обнять обеими руками, лаская широкими ладонями грудь – Мориарти будет сладко стонать целую вечность, покачивая бедрами в такт и растягивая удовольствие. А можно, как сейчас, упереться одной ладонью между лопаток, второй же сжать молочного цвета бедро, вжимая в тонкую кожу кончики пальцев, оставляя наливающиеся кровавым цветом полумесяцы от ногтей. Это тоже будет означать время игр. Двойник водит членом по заднице моего Джима, и я очень хочу видеть глаза моего мальчика, когда в него войдут все эти десять дюймов живой горячей плоти. Он протягивает ко мне тонкую ладошку, касаясь ноги, жестом просит приблизиться, и я привычно слушаюсь, млея от прикосновений тонких пальцев. Джима ведет – я вижу это по затуманенному взгляду, по нервно облизываемым губам. Ему дико интересно, его возбуждает происходящее, он хочет большего – он хочет сильнее. Всего – сильнее. Мне не нужно слов, чтобы понять это – я вижу все в его глазах, чувствую в движениях бедер под пальцами двойника. Мориарти с каждым движением чуть выше вскидывает задницу, недвусмысленно намекая, что пора бы уделить должное внимание его телу и отвлечься от праздного наблюдения за ситуацией. Ну, конечно, он прав. Я вижу, как расширяются его зрачки от извращенного мазохистского кайфа – никто и не думал вспоминать о смазке – не до таких банальных мелочей, как маняще раскрываются его губы, позволяя протяжному стону стечь с них ртутной каплей. Невозможно сдержаться и не притянуть темноволосую голову ближе к возбужденному члену. Джим послушно берет в рот, несильно сжимая ствол губами, и равномерно двигает головой, в такт сотрясающим его тело толчкам. Хорошее ощущение – нереально неправильное, двойственное и в каждой мере полное. Мысли спутываются в змеиный клубок, когда я пытаюсь объяснить себе эти ощущения. Мягкие губы настойчиво скользят по члену, сжимая, юркий умелый язык давит на набухшие вены, ласкает чувствительную уздечку, заставляя меня сорваться на приглушенный хриплый стон. Невероятным усилием воли я заставляю Джима отстраниться от меня и он замирает, непонимающе моргая, облизывая опухшие покрасневшие губы. Замирает мой двойник, замираю и я, лишившись не только ласк любимого человека, но и где-то на грани сознания совершенно правильного единения с двойником. Несколько мгновений сердито смотрю на Джима, на то, как он чуть вскидывает бедра, насаживаясь на член. Мориарти нет охоты ждать – цепкие пальцы тянут меня ближе, царапая, оставляя жадные собственнические отметины на коже – Джим касается меня, и я снова растворяюсь в волне не-совсем-моих ощущений. Хочется, чтоб они были и моими в полной мере, черт возьми! Разум, возможно, притормаживает, отдавая приказы сразу двум телам, но я быстро подстраиваюсь, добиваясь слаженности действий. Мориарти предусмотрительно податлив, привычно гибок и чрезвычайно возбужден. Послушно двигается под двумя парами рук, выпрямляясь, стонет чуть ли не от каждого касания, кусая и без того уже кроваво-алые губы. У Джеймса лихорадочно блестят глаза, когда он усаживается на мои бедра, тонкие пальцы неожиданно сильно впиваются в плечи, несмотря на то, что моя копия успокаивающе и ласково скользит руками по его спине. Смотрит в мои глаза, низко опуская голову, почти касаясь кончиком носа моего лица… Чувствую теплое прерывистое дыхание, оседающее на коже легким муаром, в каждом выдохе проскальзывает не стон, но намек на него, что-то беззвучное, но отчетливое, что-то доступное только мне. Россыпь жестких требовательных поцелуев – я касаюсь губами гладкой шелковистой кожи, стараясь оставить отметины, прекрасно зная, как Джеймс этого не любит. Но он мне должен, должен за пару недоверчиво глядящих на меня синих глаз, за пару рук, скользящих по идеальному телу и только чудом и усилием воли мне удается почти не касаться этих рук. Это не слишком приятно – касаться самого себя… В голове мелькает мысль, что Джиму, с его патологическим нарциссизмом, это бы понравилось. Лучше бы сам и пил эту микстуру, гений криминальных сфер, мать его… - Не ревнуй… прекрати… - невозможно развратный, с томным придыханием голос разрезает мутную реальность, отвлекая меня от раздумий. На алебастровой коже жутковатым пятном расцветает кровавый засос, но Мориарти слишком возбужден, чтоб в полной мере оценить всю глубину моей провинности, он только водит руками по обоим телам, не прекращая выстанывать мое имя на разные лады. Томить Мориарти ожиданием тоже плохая идея, никто, впрочем, не обещал ему нежности, ведь так? В темно-кофейных глазах успевает промелькнуть испуг, когда прикосновения вовсе перестают быть нежными – все больше требовательными, жесткими, жадными, Джеймс зло шипит, перехватывая руку двойника, обвивающую его горло, прижимая его, Джима, к широкой груди. Терпи. Тяга к извращениям до добра не доводит. Провожу пальцами по внутренней стороне раздвинутых бедер – слишком чувствительная кожа и слишком нежная, пара прикосновений – и испуг в который уже раз испаряется, пара ласкающих движений и Джим забывает даже о слегка затрудняющей доступ воздуха ладони на шее. Все равно его хочется ласкать. Сколько бы злости не плескалось во мне – это тело хочется ласкать, может быть грубо, может быть жестко, но просто взять его – это не для меня. Первым в него вхожу я – член легко скользит по уже растянутым мышцам, брюнет откидывается на грудь моей копии, предоставляя моим рукам скользить по подтянутому животу, по бедрам, сталкиваясь с почти-чужими-пальцами. Двойник покорно поднимает руки выше, я с каким-то выжигающим разум чувством наблюдаю, как длинные жесткие пальцы скользят по небольшим напряженным соскам, сжимая, покручивая, оттягивая. И снова – почти чувствую эти прикосновения, уже натурально сходя с ума от происходящего. Джим поворачивает голову, запрокидывая, прижимается губами в требовательном поцелуе, прижимается к нему, а не ко мне, хоть я и чувствую этот поцелуй странными туманными закоулками собственных ощущений. Красивый поцелуй, черт возьми, до чего же красивый – дыхание перехватывает от неистово бьющейся жилки на шее Джима, от одного вида припухших губ, в первое мгновение целомудренно, и с все нарастающей развратностью касающихся чужих губ. Из груди рвется стон, смутно связанный с бессилием и еще более смутно - с возбуждением, Джеймс поворачивается ко мне, окидывая взглядом помутневших глаз, кладет свои руки поверх моих, до синяков сжимающих его бедра, и с идеально выверенными интонациями шепчет, медленно наклоняясь ко мне, предоставляя моему двойнику свободу действий: - Возьми меня, Себастьян… Он смотрит в мои глаза, хотя я уже в нем, он смотрит в мои глаза и просит, чтобы тот, позади него, тоже был в нем. Он сводит меня с ума. Теперь он жмется ко мне, пытаясь спрятаться от причиняемой боли. Узкие стенки поддаются неохотно – я сам от неожиданности тяжело выдыхаю, когда к моему члену в заднице моего любимого гения, присоединяется еще и пара пальцев, старательно растягивающих тугой проход. К этому Джим привыкает быстро, начиная довольно постанывать и слегка елозить на мне, придерживая за плечи и насаживаясь бедрами. Боль настигает его чуть позже, когда в анус упирается головка и внутрь, в и без того обжигающе тесную глубину, начинает проникать еще один член. Вскрик звучит громче выстрела в плотной, окутывающей жаром, тишине спальни, Мориарти упирается ладонями в мою грудь, расцарапывая чувствительную кожу вокруг сосков. Хочется оттолкнуть его руки или хотя бы переложить их на другую часть тела, на и так уже расцарапанные плечи, но кажется, будто одно лишнее движение и Джим снова взвоет от боли. Не хочу делать ему больно… Или хочу? Мысли, связавшись в гордиев узел, пульсируют обжигающим комком где-то… в затылочной части черепа. Джеймс низко опускает голову, вздрагивая и тихо, болезненно вскрикивая. Я убираю его руки с расцарапанной в кровь, саднящей кожи – он покорно опускается на меня, еле дыша, я придерживаю его бедра, хотя у него и так не хватит сил соскользнуть с двух, растягивающих его, членов, одну ладонь подношу к его лицу, собираясь погладить по покрытой легкой темной щетиной щеке, но он совсем по-кошачьи тычется в ладонь носом и губами, жмурясь, отрывисто постанывая. Приходится приложить немало усилий, чтоб сдержаться и не начать грубо двигаться в нем. Фактически – пришлось приложить в два раза больше усилий, чем обычно, а даже в простой день этот подвиг мне удается не всегда. Это странное ощущение – быть не одному в тугой красивой заднице любимого, и я не могу сказать, что мне это нравится, тем более что тело, оба тела, жаждут сорваться на бешеный ритм, получить удовольствие, разрядку, совершенно не заботясь о хрупкой фигурке, зажатой между ними. Но я еще думаю о нем, хотя нарастающее возбуждение и ревность почти не оставляют мне на это шансов. Я концентрируюсь на нем. Безумный, развратный, несдержанный, но мой, только мой. Дико жаждал секса втроем, и, прекрасно зная, что я никому не позволю его касаться, сделал невозможное, сотворил из химических элементов что-то невероятное, только чтобы остаться со мной. Я бы не хотел, чтобы он снова это повторил, но разочаровывать сказочника тоже не хочется. Две пары рук почти одновременно обхватывают узкие бедра, заставляя, помогая Джиму двигаться. Я перевожу одну ладонь на хрупкие, выпирающие из-под кожи ребра, второй бездумно и легко скольжу по шее, по плечу, по подрагивающей руке. Джеймс открывает свои невозможные, томные с поволокой глаза, медленно взмахивая изогнутыми ресницами, и тянется ко мне, требуя ласки и поцелуя. Получает, конечно. Солоноватый, с привкусом крови из прокушенной губы, долгий поцелуй, отвлекающий Джима от непривычных ощущений. Сложно поймать нужный ритм, это как заставить две руки одновременно делать разные вещи в разном темпе, но у меня получается, и в благодарность я получаю шикарный стон, рвущийся из груди безумного гения. Продержаться долго просто не возможно – кровь гулко стучит в висках, застилая глаза мутной темной пеленой, Джим почти не двигается, выстанывая мое имя, и не давая коснуться его члена. Ритм пойман – один подается назад, другой толкается глубже – темп растет, движения становятся хаотичнее, руки скользят по шелку бледной, изукрашенной засосами кожи. Пальцы зарываются в волосы – одна рука в темные, мягкие волосы Джима, вторая в мои собственные, жестковатые и отросшие. Становится слишком тяжело, когда оба влажных горячих тела пытаются опереться на меня, Джеймса я пытаюсь приобнять за плечи, получая в ответ на движение тихий предупреждающий рык от двойника. Мориарти запрокидывает голову, застонав, прогибается в пояснице, самостоятельно сделав несколько движений бедрами, наверняка специально сжимаясь, в такт своим постанываниям, и я кончаю в него, просто не в силах сдерживаться. Мы оба кончаем в него, замирая на несколько мгновений, наслаждаясь оргазмом. Джим тяжело дышит, заваливаясь на бок, нам стоит усилий сосредоточиться, чтоб подхватить его, чтоб аккуратно уложить на кровать, а главное – чтоб не сцепиться прямо тут же, над ним. Казалось бы – с разрядкой должно было прийти хотя бы подобие умиротворения, но нет – слишком возбуждающ вид растерзанного, натурально затраханного Джима, растянувшегося на темных простынях, чуть раздвинувшего ноги и слабо выгибающегося. Им хочется обладать безраздельно. Внутренняя сторона бедер влажная и блестящая от спермы, небольшой ровный член напряжен, Мориарти не смотрит ни на одного из нас, неудовлетворенно хныча, опускает руку, пробегаясь пальцами по впалому животу, ниже, к паху. Мы одновременно перехватываем тонкое запястье, отводя в сторону, одновременно наклоняемся, касаясь губами подрагивающего члена, скользим языками по бархатистой коже, стараясь не смотреть друг на друга. Джим медленно, но все ускоряясь, вскидывает бедра, скользя членом по нашим губам, опускает руки, сжимая пальцы в светлых волосах, не давая ни одному из нас отстраниться ни на полдюйма. Густая вязкая смазка, стекая по головке, попадает на язык, я не выдерживаю – обхватываю губами скользкую набухшую головку, легонько посасывая, точно так, как Джим любит. Двойник мой опустился пониже, лаская поджавшиеся яички, с пошлым влажным звуком вбирая в рот оба сразу. Джим стонет просто невыносимо, то шире раздвигая ноги, то сильнее сжимая волосы и, наконец, обильно кончает, ритмичными толчками изливаясь в мой рот. Отстраняюсь, сглатывая горьковатую жидкость, пока моя точная копия скользит губами по опадающему, влажному члену. Джим обессилено распластывается на кровати, устало закрывая глаза. Внезапно осознаю, что в сон тянет просто неумолимо – двойник засыпает почти мгновенно, устраивая голову на плоском животе Джима, я медлю, укладывая голову на чуть костлявое плечико. - Почему так резко захотелось спать? Джим что-то бормочет, отвечая, но я уже не слышу, проваливаясь в дрему. Просыпаюсь, когда за окном уже занимается рассвет. Внимательно окидываю взглядом постель и комнату, сосредотачивая, в итоге, внимание на Джиме. Внезапно становится стыдно за украшающие его тело засосы и царапины – я нежно скольжу по отметинам языком и губами. Джим ворочается, притягивая меня ближе, заставляя обнять, прижать и вообще принять привычную для сна позу. - Не надо, не извиняйся… - он мурлычет, снова засыпая. – Я, может, отомщу еще…