***
Том захлопывает дверь такси. В правой руке недопитая бутылка с янтарной жидкостью на дне, а в левой — букет красных роз. Он быстро поднимается по ступенькам, открывает тяжёлую подъездную дверь и входит внутрь. Его щёки алеют от выпитого алкоголя и желания побыстрее оказаться дома, рядом с любимой. Он вызывает лифт, но счётчик показывает, что тот находится на сороковом этаже, до следующего пара метров, но Том поворачивается в сторону и выходит на лестничный пролёт. Быстро поднимается, не держась за перила, и часто дышит. Будь проклят Люпин с его «Давай отпразднуем удачную операцию!». Том останавливается на четырнадцатом этаже, входит в коридор и, по обыкновению, открывает дверь. На его губах улыбка, на глаза спадают волосы, неровно отросшие, но у него так давно не было выходных, что эти непослушные «лохмы» стали уж слишком привычными. Реддл, первым делом, прячет бутылку в шкаф с обувью, потом переобувается, заходит в ванную, моет руки с мылом, снова сжимает букет пальцами и выходит в прихожую. Тусклая полоса света отражается на паркетных досках. — Любимая? Том шагает неровно. — Вернулся? — доносится из тёмной кухни. Он разворачивается и идёт на её голос. В темноте мигает алый огонёк. Том зажигает свет, и его жена жмурится. Он целует её в щёку и опускает на колени розы. — Давай разведёмся, — её голос тусклый, а на кухне так много дыма, что всё от него кажется серым и грязным. На её безупречных ногтях алый лак. — Беллатрикс, это плохая шутка, — Том сдавленно смеётся. — Я не шучу, — Белла достаёт из конверта бумаги и отдаёт их ему. Договор, акты, заявление… — Подпиши. Она встаёт, а букет падает на пол.***
— Задумался? — Флитвик допивает чашечку чая и тянется за чайником, чтобы налить ещё. — Выглядишь усталым. Том опускает на затылок ладонь и натянуто улыбается. — Взял больше дежурств в этом месяце. Спасибо, но мне, думаю, пора идти. — Ни у кого не получается всё с первого раза. Будь смелым и решительным, — он сжимает руку в кулак и бьёт им по другой ладони. — Вот так! Доктор Реддл раскланивается и еле выбирается из кабинета Флитвика, как раз к окончанию обеденного перерыва. В коридорах много уставших людей — больные, их родственники, люди, проходящие обследование, медицинские работники и студенты. Все спешат. Госпиталь похож на огромный орган, а коридоры, холлы и лестницы — его сосуды, а люди — клетки, несущиеся с огромной скоростью. Мир, созданный человеком, очень похож на единый организм. И если где-то что-то ломается, значит, для всего организма это не проходит бесследно. Том встаёт у лифта для медицинского персонала, а через несколько мгновений к нему подходит медсестра и вешает на дверцы табличку: «Извините за доставленные неудобства. Лифт временно не работает». У него нет никакого желания ехать в забитом под завязку втором лифте, особенно после двух тяжёлых дежурств и дневного приёма, поэтому он опускает ладони в карманы своих брюк и, немного сутулясь, выходит на лестничную площадку, поднимается на три пролёта вверх и сталкивается со своей студенткой. Гермиона быстро спускается по ступенькам вниз. В её руках целая кипа бумаг, а следом за ней бегут ещё двое олухов в белых халатах. — Профессор Реддл! — говорит кучерявый, кивая ему. — Здравствуйте! — следом говорит рыжий. Но Гермиона пролетает мимо, ничего не произнеся, только сильнее опустив голову. На её щеках нездоровый румянец. Том хмурится, но поднимается наверх, не останавливая студентов. Ему было бы неплохо поспать и сменить одежду, принять душ и, наверное, даже отвлечься от работы хотя бы на несколько часов. Том проходит по коридору мимо ординаторской, из которой выходит Люпин с историями болезней. У Римуса нездоровая тяга к сладкому, поэтому карманы его халата вечно набиты чем-нибудь, что содержит сахар. На этот раз из карманов торчат палочки от леденцов. — Ты всё ещё в госпитале? — голос у Люпина на редкость недовольный. — Ты хотя бы спишь? Том вяло отмахивает от его назойливых вопросов и заходит в свой кабинет. — Всё в порядке. Дверь он замыкает изнутри, ложится на диван, отворачиваясь лицом к его спинке и скрещивая руки на груди, и меньше чем за минуту засыпает.***
Дверь скрипит. — Прости меня, но я не подпишу. Беллатрикс не удивляется его словам. Он, как впрочем и всегда, слишком предсказуем и одержим своей работой, даже сейчас, когда она собирает вещи, вручает ему документы и говорит, что их семьи давно уже нет, Том… просто берёт с полки чистый халат, завязывает галстук и застёгивает пиджак. — У меня есть друг. Хороший семейный психоаналитик. Он нам поможет. У меня сегодня день плановых операций, послезавтра конференция, но, обещаю, мы найдём время и сходим на приём. Или хочешь, милая, сходи ты, — Том улыбается. — Я? — Белла обнимает себя руками и скользит стеклянным взглядом по его лицу. — Но это же тебе в голову пришла эта глупая и чудовищная мысль о том, что нам пора разрушить нашу семью! — говорит он, взмахивая руками. — Меня всё устраивает. Он шагает к ней, опускает руки на её плечи, наклоняется, чтобы поцеловать в щёку, но Беллатрикс делает шаг назад и сбрасывает его ладони. — Любимая? — У меня есть любимый мужчина. Это не ты. Том искренне смеётся и не понимает. Не осознаёт. — Хорошая шутка. Так ты хочешь привлечь к себе моё внимание? У меня нет на эти игры времени. Я уже опаздываю на работу. На дорогах жуткие пробки, придётся ехать на метро. Увидимся вечером, — он открывает дверь, но оборачивается. — Я, правда, люблю тебя и ни на кого не смотрю. Не ревнуй. Дверь со стуком захлопывается, и ключ поворачивается в замочной скважине. На улице льёт сильный дождь. Том раскрывает зонт и спешит к станции метро, благо она недалеко. Рабочий день только начинается, когда приходит сообщение о крупной аварии на трассе. В тот момент он находится в операционной и ничем не может никому помочь. Первая операция завершается успешно спустя долгие пять с половиной часов. Ему нужно за полтора часа успеть поесть, просмотреть анализы второго больного и подготовиться к его операции. Но, выходя из операционной, он видит, какой хаос царит в отделении. — Доктор Реддл! — зовёт его одна из медсестёр, вручая в руки снимок и на скорую руку сделанные анализы пожилого мужчины. У него сломаны рёбра и осколки, судя по рентгену, находятся близко к сердечной сумке и лёгочным артериям. Времени не остаётся не только на обед, но и плановую операцию приходится отложить на несколько часов. Когда день подходит к концу и наступает поздний вечер, Том выходит на лестничную клетку, садится на ступеньку и устало опускает голову, опираясь ею о стену. Футболка безбожно прилипает к телу. Он достаёт пачку сигарет из кармана вместе с зажигалкой и телефоном. Включает мобильный, зажигает сигарету, втягивает дым в лёгкие. На экране одно уведомление — сообщение от жены: «Я забрала вещи. Ключи в почтовом ящике». Он опускает веки. Курит, стряхивая пепел на пол. Северус нарушает его уединение, опускается рядом с ним и вырывает сигарету из его пальцев. Тушит ботинком. — Я только что вышел из операционной, — он говорит тихо, старательно не смотря ему в глаза. Том почти не слушает его, погружённый в свои мысли. — Она только что умерла. Прости. Том медленно переводит взгляд со своего телефона на Снейпа. — А за что ты извиняешься? — его взгляд непонимающий. — Такое бывает у всех. — Ты меня не расслышал? Беллатрикс только что умерла у меня на столе. Я не успел. Тромб оторвался и… И дальше всё было как в тумане. Похороны. Сочувствующие взгляды. Проклятья её матери. Алкоголь. Работа. Алкоголь. Работа. И постоянный гул в ушах из её шёпота: «Давай разведёмся».***
Том просыпается, тяжело и отрывисто дыша. — Белла, — тихо произнёс он, протягивая руку вверх и опуская её вниз. Этот кошмар давно не тревожил его. Почему именно сейчас? Правильно, он в первый раз задумывается об отношениях с тех пор. Нет, не так. Он желает этих отношений впервые за два года. Тома морозит. Всё-таки он заболел, стоя под тем дождём. Уже не мальчик, но всё ещё дурак. Пересохшие губы облизывает, снимает помявшийся халат, надевает плащ и повязывает шарф, плотно укутывая горло. Он спускается вниз по лестнице, придерживаясь за перила. — Профессор! — окликает его Гермиона, и Том замирает, медленно поворачивается к ней лицом, потому что голова непривычно кружится, а земля такая неустойчивая под его ногами. — Ты что-то хотела? Она стоит в своей обычной одежде — джинсах, полосатой футболке и держит в руках сумку, пакет с халатом и кожаную куртку. — Да, хотела поговорить. Простите, что избегала вас, — она подходит к нему, и они равняются на ступеньках. — Пойдёмте. Лифт так и не починили. Так вот, я думала, что не смогу смотреть на вас, потому что это очень сильно смущает, понимаете? — Понимаю. — Вы же мой профессор, наставник. Это выглядит как-то неподобающе, неправильно. Вы старше и лучше меня. — Лучше? — он непонимающе переспрашивает. — Да, вы лучше. Я вам уступаю во всём, будем честны. — Во всём? — Том качает головой. — И в чём же именно? — Вы гениальный хирург, а я посредственность. Вы красивый мужчина, а я… — Гермиона разводит руками. — Вы опытный, и вам со мной будет скучно. Вы поиграете и, когда вам надоест, бросите. Он с тяжёлым вздохом произносит: — Неужели я создаю впечатление бесчестного человека? И не понимаю, почему у тебя такая низкая самооценка? — Том хмурится. — Хорошо, я понял. Мы, по-твоему, из разных миров. Ты ещё не знаешь, что такое разные миры. — Но… — Мы с моей покойной женой были разными. Она была блистательной скрипачкой, а я был хирургом, постоянно пропадающим на работе. Наши миры были настолько разными, что она находилась почти постоянно в одиночестве, а я отдавал всего себя работе и спешил, постоянно спешил к ней и не понимал, почему же она становится ко мне холоднее и холоднее, а в конце концов и заговаривает о разводе. Он выходит на парковку, а Гермиона плетётся за ним, мямля себе под нос про то, что не знала об этом, просит прощения, сочувствует. Том достаёт из кармана ключи от машины и на несколько мгновений перед его глазами становится темно, тело ведёт в сторону, а он держится за голову рукой. — Что с вами? Вы больны? — последнее, что он слышит перед тем, как упасть на асфальт.***
В палате светло. Том открывает глаза и замечает, что в кресле сидит Гермиона и читает какую-то тетрадь. — Доброе утро, — он опирается о постель и садится. — Вы так рано проснулись, ещё и восьми нет. — Привычка. — У вас сильное переутомление и бронхит, который вы безответственно не лечили, поэтому вы здесь, мистер Реддл. И хорошо, что в терапии. Как вы только додумались в таком состоянии садиться за руль? — Гермиона откладывает тетрадь и скрещивает руки на груди, легонько притоптывая ногой. Том вяло улыбается, опускает руку на затылок. — Раньше садился, и ничего не было. Гермиона встаёт со своего места и ходит взад-вперёд, резко размахивая руками и пытаясь успокоится, чтобы не накричать на собственного профессора. — Удивительно, что такой раздолбай, как ты, мой профессор. Никогда бы не подумала, что лучший кардиоторакальный хирург страны такой… такой безответственный дурак! — Ты мне нравишься, — говорит он прямо. — Умереть невтерпёж? — но Гермиона будто не слышит его слова. — Хочу быть с тобой, — Том встаёт с кровати. — А как же другие люди? Ты о них подумал, идиот? — голос её срывается на крик. — Давай будем вместе? — он подходит к ней почти вплотную и наклоняется, чтобы она смотрела прямо в его глаза. Гермиона долго молчит, закусывает губу, сжимает пальцы и оценивает все «за» и «против», тяжело вздыхает. — Я подумаю. — Минуты хватит? — На такие вопросы за минуту не отвечают! Том обнимает её руками, прижимая к груди. Лицом Гермиона вжимается прямо в белую ткань больничной пижамы, опускает веки, прислушивается к его тяжёлому дыханию и сбитому, неровному сердцебиению. Она слышит хрипы, ощущает жар, исходящий от его уставшего больного тела. Ей не по себе. В дверь палаты стучат ровно три раза и первым внутрь, без разрешения, конечно же, заходит Северус Снейп, а следом за ним профессор Люпин и отец Малфоя, вместе с корзиной фруктов и сумкой с одеждой. — Мы помешали, ребята, — говорит Люпин, опуская руки на плечи своих спутников. — Какая аморальность, — шепчет себе под нос Снейп. — Со студенткой шашни крутит! — Пошли в коридор, Северус, — строго говорит мистер Малфой, сжимая его предплечье в стальной хватке и вытаскивая за дверь. — Наша кисейная барышня, — журит его Люпин прямо в коридоре, — вечно ты не вовремя.