Все на месте- цветы и трава

Забрать всех не получается. Без камня быть великим волшебником не получается. На этот раз выторговывал по минимуму. Зато с потом и кровью. Чуть не надорвался — на висках прибавилось белого. Паркер больше не плачет и не озирается. Ресницы все равно влажные, слипшиеся. Если еще раз посмотрит снизу вверх, выдержка даст трещину. Бравада канет в Лету с громким « А-А-А-А» Она уже срывается, просто не чувствует под ногами опоры. Вместо логики вязкая паутина. — Мы умерли? — В тишине голос Питера кажется звонким, переливчатым. Как музыка. — Мы не умерли? Риторический вопрос, Стивен не знает правильного ответа. За душой тьма дипломов, наград, конференций. Мудрые свитки, секретные библиотеки — псу под хвост образование. В закромах нет даже приблизительного ответа. В запасе сорок тысяч вечностей, можно поразмышлять. Питер про сорок тысяч вселенных не знает, сократить расстояние до минимума кажется ему хорошей идеей. Повторить вопрос шепотом, встав на цыпочки? Рационально! Замечательно! Так держать! — Мы умерли… Сколько версий просмотрено и ни в одной мальчишка не стоял так близко. Он умирал всеми возможными способами. Иногда рыдал, иногда испарялся беззвучно. Его отчаяние неизменно доставалось Старку. Ему доставалась кривая улыбка и гримаса боли. Так себе наследство, если задуматься. Стивен хочет верить, что выторговал хлам. Перед глазами танцуют ехидные Санта- Клаусы, в желудке мигает гирлянда из бабочек. На хлам не похоже ни разу. Призраки ведь не умеют задыхаться, они ведь не чувствуют. Их удел вечный покой или что там талдычат религии? Проекция Паркера выглядит до чертиков материально, волосок к волоску. Капельки пота на висках и пересохшие губы. Тонкие губы, просто полоска розовой кожи. Не мог Стрэндж такое выдумать перед смертью, делать больше нечего. Верховный маг вроде как, о подростках фантазировать поздновато. Еще бы они не падали с небес, прямо в руки. — Ну, скажите, хоть что-нибудь… Быть резким и язвительным сейчас равносильно еще одному геноциду. Но ромашковый чай сам собой не наколдуется. Из успокоительного только плащ, слава богу приказов вслух не требуется. Гардероб у Стрэнджа понимающий. Плащ обнимает Паркера по-человечески нежно. Если бы он мог говорить, то горланил бы колыбельные и травил избитые анекдоты. Это было бы неловко, чудо должно быть тихим. И они подождут тихого чуда втроем.