Учиха Изуна: Хроники Лунной Химе

— Так ты об этом хотела поговорить? — спросил дедушка, когда последняя печать была заряжена моими руками. Да, уже на четвертый раз он начал лишь указывать мне, где расположены накопители, а чакру я пускала сама. Нехорошо заставлять детей работать — сказала я, если бы не понимала, что тратить большое количество чакры на что-либо, пока он посреди Конохи, Мадаре не с руки. Да и живу в основном здесь все же я, а не он… — Чего? О дубаке в доме? — озадачено кривлю брови, как бы спрашивая: «в каком месте это можно назвать очень-очень-очень важным разговором?». — Нет, конечно!       Как он вообще мог подумать, что я разведу такую драму из-за этого?! Все гораздо серьезнее, правда. Только не знаю даже, как начать… Когда-то я уже просила его о подобном, и он согласился лишь чудом. Теперь просьба еще более масштабная, и, хотя наши отношения сильно отличаются от тех, что были раньше, я все равно не совсем уверена, что он не пошлет меня. — Ум… Дед… — пальцы как-то сами собой нашли друг друга, а их борьба вдруг показалась мне крайне интересной. Чтобы поднять взгляд мне понадобилось воистину нечеловеческое усилие. Сглотнув слюну, продолжаю неловко, издалека: — Тебе когда-нибудь казалось, что ты… не знаю… недостаточно силен? Слишком слаб?..       Это даже звучит смешно. Хах. Но ведь он не сразу стал таким сильным, да? Или нет? Мне сложно это представить. Мадара посмотрел внимательнее, словно уже догадываясь, о чем пойдет речь. Это вряд ли. Сейчас мне не одна моральная поддержка нужна, а кое-что повесомее… — Казалось, — спокойно ответил он. Я вздыхаю. Ну да, конечно: нельзя родиться и сразу стать таким сильным. Нужно собраться и подвести к теме. И еще помолиться, чтобы все удалось. Чтобы… ну, если не постоянные тренировки, так хоть одну, спонтанную. Это тоже будет хорошо. — И что ты делал тогда?.. — мы медленно заходим на кухню. Идеальное место для откровенных бесед. Круче только веранда, но на ней сейчас холодно. На стуле лежит теплый плед, оставшийся с того времени, когда дома стоял дубак. Но убирать я его не спешу, просто сажусь сверху. Мягко, тепло… А на душе сомнения. Ответ, конечно же, и так очевиден. — Тренировался, преодолевал свои слабости, — я же говорила. — Почему вдруг завела эту тему?       У деда начало кончаться терпение. Как всегда. В целом, я тоже была лишь за то, чтобы перестать тянуть и сказать прямо. Но совсем прямо было нельзя. — Знаешь, а Акира чуть не умер, — говорю небрежно, словно даже буднично. Только поджатые губы выдают, что меня это тревожит. Мадара чуть морщится, пытаясь вспомнить, кто это такой. Также спокойно уточняю: — Акира — это мой друг. Мы были на миссии, и его чуть не убили. — И ты вознамерилась стать сильнее, чтобы защитить его? — верно понял мой посыл предок. Судя по прищуренному взору, он даже уже начинает понимать, чего я от него хочу. Решительно киваю. Слышится тихий фырк. — Насколько я помню, твоя карьера вроде как подходит к концу. Твой друг будет и дальше ходить на миссии, а тебя не будет рядом, хотя твоя решительность мне нравится. Давно пора. — Ну, я… я знаю, но… — да, прекрасно мне все это известно. Практически нереально будет защищать свою команду, сидя в Конохе. Я сама не смогу этого сделать, останется лишь надеяться на их благоразумие и присмотр Кайо, который, к слову, долго не продлится: скоро команда распадется… Наконец-то беру себя в руки. — Но есть другие. Я хочу защитить их. А для этого мне нужно стать намного, намного сильнее. — У меня такое чувство, словно одной этой вестью ты не обойдешься… — медленно, с подозрением на меня глядя, проговорил Мадара. Хорошая интуиция. Руки уже начали принимать молящую позицию, а лицо превращаться в просящую мордочку. — Деда-а, потренируй меня, — практически перевешиваюсь через стол, стремясь максимально полно продемонстрировать свой жалобный вид. — Пожалуйста-а! —…Так и знал, — вздохнул он спустя секунду, параллельно отпихивая меня на мою половину, от кружек с остывшим чаем подальше. Думаю, если я их на него переверну, никакие тренировки, даже одноразовые и спонтанные, мне не светят. Морально готовлюсь упрашивать деда дальше. Вряд ли он согласится так сразу. — Ты уверена, что хочешь просить об этом меня?       Я уже это делаю! — Когда я умру, — возражающим тоном начала я, а потом оборвала себя: — То есть, когда «я» умру, из учителей останется только Кубо… на одном лишь кендзюцу не выедешь. Кагами не хочет, чтобы я была шиноби… — Его можно понять, — хмыкнул дед, а я замерла. Это отказ?.. Так быстро? Даже не дослушав мой ответ? — Не одна ты, конечно, такая, но работа шиноби не для тебя. — Да!.. — яростно хмурюсь, рвано дыша от сдерживаемых эмоций. Как он может говорить такое?! Когда я его о помощи прошу! Сквозь зубы давлю: — Я все равно буду тренироваться… даже когда «Цуки» умрет… все равно… — Изуна тоже был таким, — вдруг сказал Мадара. Злость сменилась удивлением. Ч-что?.. Изуна-джи? При чем здесь вообще он?! — Он родился недоношенным, слабым…* Очень много тренировался, чтобы быть наравне со всеми. И стал сильным, доказав всем, кто сомневался, что он выживет.       Изуна-джи был слабым? Родился раньше срока? Я много чего знала о своем родном деде, но об этом слышу впервые. И это вызывает… уважение. Однако при чем здесь это? — Я могу тебя потренировать, но подумай, точно ли этого ты хочешь? — с непонятной, но очень теплой эмоцией сказал мне Мадара. Так он согласен! Внутри как будто взорвались радостные фейерверки, их грохот стоял в ушах. — У твоего деда особого выбора не было, в отличии от тебя. — Ва-а! Спасибо! — какие еще там выборы? Я давно все решила!       С громким криком налетаю на дедушку с объятиями, перелетая через весь стол и… сбивая кружки вместе с их содержимым на его колени. Прямо в ухо прилетает сдавленная ругань. Изо всех сил стараюсь не краснеть и вообще не выдавать, что я что-то запомнила. А потом они еще возмущаются, чего это в моем лексиконе такие словечки гуляют.       Резко спихнув меня (да так, что я аж со стола чуть обратно на свое место не бахнулась), Мадара начал стряхивать чай с одежды. Как будто бы это поможет! — А… — слова застревают в горле, стоит мне столкнуться взглядом с недовольным дедом. Ой, мда… что-то неловко так получилось… Внутренний самоубийца кричит, что нужно выпалить еще парочку благодарностей, но инстинкт самосохранения велит сваливать отсюда подальше, пока не «отблагодарили» меня. — А я сейчас одежду принесу! Буду скоро!       И с тихим писком, вырывающимся при ощущении слабой, но не менее гнетущей ки, выбегаю в коридор, чуть не вписываясь в первый же косяк. Так, кимоно-кимоно-кимоно… Где у нас эти кимоно?! Господи, надеюсь, это все отстирается. А то чай крепкий и сушить негде. Зря я все же тогда большую часть одежды на тряпки пустила. Но кто ж знал, что много лет спустя она так мне понадобится?! Впрочем, там все равно кровь еще была: стирка неизбежна. И, чую, заниматься этим буду я. А-ха-ха…       Дверь в кладовую с грохотом раскрылась, а мрак неожиданно оказался четким. Кажется, от испуга я опять врубила шаринган. Взгляд скользил по многочисленным полкам, выискивая что-то похожее на ткань. Коробки, свитки, коробки… стопка одежды? Развернув найденное добро, с облегчением выдыхаю: это оно. — Пчхи! — и оно очень пыльное. Если не встряхну, прежде чем деду совать, мне точно конец. Собственно, кажется, недавний успех плохо повлиял на мои мозги, потому что встряхивать кимоно я решила прямо там, в тесной кладовке. Вылезать из нее пришлось уже на ощупь, потому что глаза, особенно с додзюцу, не очень хорошо переносят пыль. — А-а-а… кхе! Пчхи!       Бам       Дернувшаяся в очередном чихе голова от души ударилась об чью-то грудь. Не то чтобы размеры населения особняка оставляли большой выбор… Кое-как открываю глаза. Так и есть, дедушка. Уже в кимоно. Так. Стоп. Что?! — А я… тебе… — растерянно бормочу, переводя взгляд на собственную находку. Ну, по крайне мере, это тоже кимоно… Снова чихаю. Я вся в пыли. Даром, что лишь недавно мылась. И белый банный халат уже какой-то не совсем белый. Мадара, явно готовившийся высказать мне за это происшествие, теперь едва сдерживал смех. Смешно ему, да?! Обидчиво бурчу: — Нет, ну это даже нечестно… — Теперь мы квиты, — хмыкает дед, кончиками пальцев приподнимая прядь моих волос. Не высохшие до конца после ванны, побывавшие в пыльном бою со мною… черными их назвать было трудно. О, да, квиты… Это точно. — Пчхи!..