Проклятый дубарь Я превращаюсь в лед О сне не молвлю
Охренеть я поэт, да? Танако-сенсей точно испепелила бы меня взглядом, а Кагами бы смеялся, но что еще я могу сочинить, когда действительно медленно превращаюсь в лед?! В убежищах холодно… Намокшие концы волос теперь обжигают кожу, нос обледенел, а единственное одеяло, выданное мне, никак не спасает. Как люди здесь живут? Может, они не люди?.. Демоны. Из ледяного Ада. Тоскливый взгляд в сторону, где предположительно спит Кайо. Вот уж кому к холоду не привыкать. Хотя чего ему привыкать-то? У него тело что та печка: греет так, что никакие одеяла не нужны. Зябко ежусь и еще сильнее скручиваюсь в комок. А может, и правда не нужны?.. О том, что одеял мало, меня предупредили еще в первую ночь (которую я благополучно провела с дедом, у которого таких проблем с отоплением не было). Но если Кайо не нужно, то почему бы не попросить? Попросить-то можно, — вздыхаю мысленно, — да только для этого его будить придется. А если разбужу, да еще и с просьбой поделиться одеялком… Меня ощутимо передернуло: не то от холода, не то от живо представленного взгляда Кайо, если бы я пришла к нему с такими словами. Нет, очевидно, просить надо было раньше. Вот если бы не спал… Новый вздох был уже совсем не мысленным, а очень даже реальным, более того, по моему скромному мнению, в нем собралась вся тяжесть этого бренного холодного мира. Когда у этого «самого тяжкого вздоха во вселенной» находится отклик, я даже не верю своим ушам. — Изуна-химе, почему вы не спите? — вздох Кайо перед тем, как он начал говорить, пожалуй, мог посоревноваться в тяжести с моим. Эй, а ты-то чего вздыхаешь?! Но было мне, конечно, не до возмущений. — Кайо?.. — неверящим тоном переспросила я и в следующий же миг чуть не навернулась с кровати от радости: — Ты не спишь! А с кровати я таки навернулась. Искусно в своей нелепости перекрутилась в полете, бахнулась на каменный пол пуленепробиваемыми коленками так, что возникало беспокойство, а не сломала ли я чего (например, пол), и тут же вскочила на ноги, бросаясь к постели Кайо со скоростью, будто он сейчас умирает и, если не потороплюсь, я не успею попрощаться. Я даже не смогла полностью выпрямиться, как уже вновь сидела на полу, только у другой кровати. Кайо, заметив мое перемещение, тут же привстает, чтобы оценить масштаб катастрофы. — Кайо, мне холодно, — жалуюсь сразу же и впиваюсь в парня щенячьим взглядом. А вдруг растает? И одеялко подарит. Он же не мерзнет, да? — Да, ночь сегодня холодная, — соглашается Кайо, передергивая плечами. Или нет… Разочарованно морщусь. — А одеялок больше нет… — совсем уж грустно вздыхаю я, оглашая и так всем известную информацию. Вот и все, вот и не будет больше у клана Учиха принцессы, потому что Изуна-химе умрет, околев в гостях у дальних родичей. Пальцы рук, сложенных для удобства на сгиб кровати, на мгновение задевает рука парня. Теплая, если не горячая, как обычно, ладонь. Или, опять-таки, нет. Возможно, принцесса у клана и останется. — Да, одеялок… Одеял больше нет, — подтверждает соклановец, взглядом бегая по комнате в поисках решения (и пытаясь скрыться от моего смеющегося взгляда: оговорку я заметила и запомнила). Не волнуйся, дорогой, я его уже нашла. Обреченный вздох и виноватый голос: — Я не знаю, что Вам предложить… — Давай поиграем в рыцарей и принцесс, — ляпаю, так и не придумав, как потактичнее предложить план своего спасения. Своего — ключевое слово. У Кайо от меня будут только проблемы, потому что сплю я… кхм. Легендарно я сплю. — В кого?.. Изуна-химе, Вы бредите? — ладонь, которую парень тут же приложил к моему лбу, проверяя температуру, резко контрастирует с моей холодной кожей. В такие моменты я чувствую себя то ли лягушкой, то ли снежной царевной, потому что из нас двоих только он ощущается живым человеком, а не ходячим трупом. Когда рука отстраняется, я провожаю ее тоскливым взглядом. Эх… — Я не брежу, мне холодно, — бурчу, осознавая, что способ донести свою просьбу я действительно выбрала не лучший. — Давай распределим роли? Я буду принцессой, а ты рыцарем?.. О, или давай в этот раз наоборот: я рыцарь, а ты… — Чего Вы хотите? — ну, как и думала, догадался. Щеки окрашивает кипятком, но кровь, видимо, слишком замерзла, потому что я не уверена, что действительно покраснела: просто щеки колоть не так сильно стало. Устремляю в неясную тьму, в очертаниях тусклого света ночника более всего похожую на человека, наполненный надеждой взгляд… Может, не увидит, но хоть прочувствует. — Давай вместе поспим? — почти молю, даже складывая руки в соответствующий жест. Нутром чувствуя, как Кайо перекашивает от грядущих за согласием перспектив, тут же привожу внушительный аргумент: — Трупы нести тяжелее, чем живого человека, и даже если вы с Коори потом меня запечатаете, вам придется выполнить мою работу в убежищах. И Кагами-доно рвать и метать будет, я уверена. Со всех сторон же убытки! — Изуна-химе… — Кайо явно хочет отказаться от сомнительного удовольствия греть мне постельку, но по кислому тону ясно, что все он уже понял. Не выкрутится. И как заключительный выстрел: — Ну пожалуйста, я же сейчас околею! Сперва пошел обреченный вздох, потом послышался шорох, и источник тепла несколько от меня удалился. Подвинулся. — Хорошо, ложитесь, — дал «добро» парень, и я, только этого и ожидая, тут же вскакиваю на ноги, пересилив себя, срываю одеяло, в которое куталась до этого, накидываю его поверх одеяла Кайо и шустро шмыгаю под получившееся укрытие от холода — зла мира сего. Пару секунд я верчусь, пытаясь урвать как можно больше тепла. Кайо смиренно терпит, впрочем, как и всегда (я все еще жду, когда он сорвется, но это почему-то случается по другим поводам). Но вот процесс поиска идеальной позы завершен. Заключительный штрих: — Сегодня я буду рыцарем, — заявляю гордо, закидывая руку под одеялом на чужое плечо. Кажется, моя метафора (рыцарь — тот, кто греет, принцесса — кого) наконец дошла до него, но Кайо ее не оценил. Пф, да что он понимает! Я хоть и выгляжу порой, как труп, но все-таки живая, а значит, грею! Не ценит он моих порывов… Но ничего, я не в обиде. Спи, моя принцесса…***
Солнышко не пробудило меня нежным порывом выжечь мне прославленные на весь мир глаза, и ветерок не теребил прядки, щекоча нос отросшей челкой. Убежища в целом не способствовали раннему пробуждению, как мне казалось, но огоньки чакры суетились активно, и я, проснувшись, с удивлением обнаружила, что сейчас всего-то восемь утра. Шиноби положено вставать раньше, но я, как мне любят напоминать окружающие, теперь только принцесса, так что предъявлять мне нечего. Ухо, прижатое к чьей-то грудной клетке, улавливает сердечный ритм. Так, ну, грудь не в шерсти, сырым мясом не пахнет… Воспоминания, как и результат идентификации чакры, приходят раньше, чем я заканчиваю мысль. Кайо. Кто бы сомневался. Анализ собственного положения в пространстве закономерно выдает, что снова я использую человека в качестве подушки-обнимашки. Руки на нем, ноги на нем, голова, часть груди… да вообще половина тела на нем! Пусть я и знала, что так будет, все равно немного неловко… Но он тоже знал и все равно согласился! Зато я грею его хорошо, как дополнительное одеяло! — Доброе утро, — очаровательно улыбаюсь, приподнимая голову и жмуря глаза, так как к тому, чтобы напрямую столкнуться с обвинительным взглядом человека, которого чуть не раздавила, я еще не готова. — Доброе, Изуна-химе, — когда глаза приходится открыть, я, ожидаемо, не нахожу ответной улыбки. Выглядит Кайо так, словно справедливость таки восторжествовала и одарила его теми же признаками вампира, что и у меня. Какой-то он бледный… — Ты не выспался? — спрашиваю, хлопая ресницами так, будто я здесь совсем ни при чем. Ага, да, конечно, ни при чем… Но внешне я абсолютно невинна! Он сам на это согласился. Взгляд парня дает достаточно красноречивый и четкий ответ. Кхм. — Это из-за холода, что ли? Ну, да, прям-таки из-за холода. От возмущения, проявившегося на лице командира, тянет на нервный смех. А-ха-ха… — Вы всю ночь… ворочались, — тактично подбирая более мягкий синоним тому, что я, вероятно, творила, ответил Кайо. Валяться на нем дальше было бы нехорошо, так что я, вздохнув, просто скатилась с него. Скатилась… — Ай!.. — и ударилась об стену. Какого черта здесь делает стена?! Я же точно помню, что с краю ложилась. Недоуменным взглядом окидываю окружение. Что за мистика? Лежала с краю, а оказалась в итоге аж у самой стены, хотя как это можно было сделать, не перелезая через… Оу. — Вы перебрались во сне через меня, — подтвердил мои опасения парень, и при попытке представить это я аж покраснела. Я такого не помню. Я что, лунатик?! — Сначала легли сверху, потом сползли. — А песни я еще там, случаем, не пела? — спрашиваю почти истерически, потому что сны у меня бывают очень наркоманскими. Сегодня точно какая-то чепуха снилась, не помню уже, правда, какая именно. Что-то связанное с радугой вроде. — Песни — нет, только бормотали что-то о своем деде, — голос Кайо звучал спокойно, но я уловила в нем намек на мстительность. По крайне мере, глаза у него сверкали как-то даже довольно, пока я попеременно то краснела, то бледнела, представляя это все. — Я упоминала дедушку?.. — вопрос выходит с воздухом, почти выбитым из легких. Становилось страшно, стоило подумать, чего я там могла наговорить. — Да, и грозились обрушить небо, — хмыкнул парень, и я едва сдержала порыв рассмеяться. Обрушить небо… да, видимо, этот вопрос еще сильно меня беспокоил. С Кайо мы все решили, а дедушка?.. Я даже немного вспомнила содержание своего сна: я пыталась разрушить небо, чтобы оно упало. Радугой. Дедушка даже мне помогал… вот бы в реальности все было так просто. В реальности Мадара будет против как возвращения в Коноху, так и взаправдашнего разрушения неба. Лицо мое скорчилось в гримасу сомнения, смешанного с грустью, и, наверное, это смягчило Кайо, потому что в следующий миг он добавил: — Остальное было неразборчиво. И на том спасибо. — Мы сегодня на удивление рано встали, — говорю, желая сменить тему. Взгляд соклановца становится скептичным. «Мы». В отличие от меня, Кайо вставал рано, и до сих пор не встал только потому… А почему, кстати? Можно ведь было меня и скинуть, бывало уже дело. — Ну ладно-ладно, я встала. А ты-то чего до сих пор в постели? Ты ж обычно в это время уже на ногах. — Вы меня не отпустили, — еще один укоряющий взгляд. Ла-а-адно, просто приму за данность, что во всех сегодняшних утренних странностях виновата я. Зато хватка у меня крепкая, враг кунай не выбьет! И мордашка во сне, видать, милая, раз больше силы Кайо применить не решился. — Ну ладно, — бурчу себе под нос и принимаю сидячее положение. Потягиваюсь, открыто кайфуя от того, как хрустят залежавшиеся косточки. — Пойдем умываться! Наметив маршрут, жизнерадостно бахаюсь на четвереньки и ползу, огибая Кайо, к краю кровати. Морально я успеваю смириться с тем, что сейчас придется придавить ему еще и ноги (до которых я не добралась ночью), но парень встает раньше. Ну, тем лучше. — Простор! — восклицаю, всплескивая руками, когда наконец оказываюсь на ногах, а над головой ничего не нависает. Все эти кровати, исключая «спальню» Умэ-сан, были похожи больше на огромные, выбитые в стене полки. Встать там было невозможно, в общем. Пол неприятно морозит босые ноги, да и другие неприкрытые конечности подмерзают. Стало теплее, чем ночью, но не намного. — Бр-р, все равно холодно! В одной футболке и шортах, конечно, прохладно. Добраться бы мне до моих волшебных вещичек, на них печати есть. Хорошо, что я одежду еще в первые часы после прибытия сдала на стирку, а то пришлось бы ходить в грязном вонючем балахоне. Но, прежде чем переодеться, надо умыться, да, а то еще накапаю. Чистка зубов — важный ритуал, если ты считаешь главным своим оружием улыбку. Да и вообще, береженого бог бережет: кариес — это неприятно. На то, чтобы привести свои зубы в вид, в котором они способны слепить окружающих, я тратила прилично времени, только кто бы знал, что это еще не самое сложное… — Хорошо быть парнем, — вздыхаю тихо, пальцем проверяя воду для умывания. С травками. До идеально чистого состояния кожу одной водой не доведешь. Кайо, тоже уже закончивший с зубами и приступивший к умыванию, косится как-то странно — угу, да-да, вот именно из-за этого я играла в «Цуки», ты меня раскрыл. Понимая, что в этом мире вряд ли слышали такое изречение, заканчиваю мысль вслух: — Встал, умылся, и уже красивый. А женщинам страдать приходится, жертвы всякие приносить… С этими словами щедро загребаю в ладони воду и впечатываю себе в лицо. И еще разок, и еще. Когда я заканчиваю натирать лицо очищающей бурдой, Кайо уже давно как стоит, закончив. И смотрит. Чего ждет? Хочет узнать, как проходит каждое утро у принцесс и в чем секрет моей неземной красоты? Ухмылка прячется в уголках губ: не хватало еще спугнуть — с такими гримасами человек может и решить, что жертв я упомянула буквально. Ну, ладно, голубчик, смотри. — Чтобы быть принцессой, надо родиться жаворонком, — оглашаю, открывая баночку с нежно-белым кремом. Учитывая, что впитывается он не сразу, даже хорошо, что он белый: на моей коже не слишком-то и заметно. Вот если бы он был зеленый… ужас! — Для того, чтобы стать красивой, нужно много времени. Лицо уже полностью покрыто тонким слоем крема, но на руках остается неприлично много белой массы. Ой-ей, переборщила. И куда это теперь девать? Пальцы неприятно склизкие. Будь крем все-таки зеленым, я была бы похожа на лягушку. Хотя бывают ведь лягушки-альбиносы?.. — Значит, выходим днем, — вздыхает Кайо, уверенный в своих словах. Днем? — Изуна-химе, завтрак уже начался. Я понимаю, что Вы заняты, но, может, закончите позже? — Пф, нет, выйдем утром, — фыркаю высокомерно и добавляю гордо: — Время нужно, чтобы стать красивой, а я такой родилась. Сходим, позавтракаем, потом я… решу пару дел, соберем вещи и пойдем. Пара дел. Кио. Заговоры. Дедушка… Взгляд цепляется за излишне тонкую полоску сжатых губ, перебегает на чуть нахмуренные брови и остается на контрастирующих с бледной кожей синяках. Становится чуток стыдно. Фокус падает ниже, на щеки. В общем-то, у Кайо достаточно чистая кожа, ему вовсе не обязательно перед этим оттирать лицо с травами (мне тоже, но я-то стремлюсь к идеалу)… Идея, пришедшая в голову, отдавала чем-то нехорошим, но я не обратила на голос разума внимания, уверенная в одном: я — гений! У каждой принцессы-лягушки должен быть свой принц. Ночь закончилась, настал день. Роли изменились. — Изуна-химе, Вы что?.. — перехвативший мои запястья Кайо, тем не менее, не слишком мешал мне воплощать задуманное в жизнь. Пальцы круговыми движениями втирали остатки крема в чужую кожу, а я, скажем прямо, чуть ли не откровенно кайфовала. Когда еще мне удастся так беспалевно его потискать? Ну, и то, что руки перестали быть жирными, также доставляло удовольствие. Но я, кажется, слишком довольное лицо скорчила, потому что спустя какое-то время Кайо смерил меня подозрительным взглядом. — Зачем Вы это делаете? Руки вытереть надо, — ляпает тут же внутренний голос, и добавляет: — а еще тебя полапать хочу. Гадость ты такая, куда делись милые щечки? Еще два года назад они у тебя были! Но так ответить я, конечно же, не могу. — В качестве извинения за испорченный сон, — уверенно заявляю, с сожалением отмечая, что и дальше трогать своими хваткими пальчиками чужие щеки не выйдет: крем почти впитался, да его и немного было. — Будешь сегодня, как я, красивым! Кхм, — проносится в голове, когда парень начинает смотреть на меня тем самым известным взглядом, аля «Вы с ума сошли?». Ну ладно, ладно! Поняла я уже: на сегодня с самолюбованием хватит. Мутный металлический тазик, забрызганный к тому же водой, в тусклом свете совершенно не дает нормально разглядеть собственное отражение. Зеркал у Умэ-сан я пока не видела, а искать ее не хочется, если есть способ попроще. — Как я выгляжу? — театрально скидываю копну волос за спину и, задрав подбородок, пакостно улыбаюсь. С самолюбованием закончим, а вот насчет комплиментов от окружающих речи не шло! — Как всегда, прекрасно, — отвечает Кайо невозмутимо, и спрашивает: — Идем? А высокомерие, вопреки ожиданиям, сползает с лица. Опускаю голову. Щеки горят чуть теплым огнем, и остается только радоваться, что командир уже не смотрит. На душе остается растерянность. «Как всегда, прекрасно»… Почему я реагирую так странно? Это ведь всего лишь комплимент, всего лишь факт, а Кайо просто не хочет терять время. Вместо ответа в голове звучала оглушающая тишина. — А-ага… — только голос отдавался эхом.***
Завтрак выдался богатым на раздумья, но, что удивительно, думала я вовсе не о том, как меня бесят метаморфозы, произошедшие со мной и Кайо после заключения помолвки, не о Кио с его заговорами и даже не о дедушке, перед которым следует извиниться (кто-то должен это сделать, и, так как Мадара на такое вряд ли пойдет, роль выпадает мне). Думала я о том, что порывы своей души крушить и ломать все вокруг, когда что-то идет не так, таки нужно сдерживать. — Хах, — мило улыбаюсь пристально смотрящей на меня девочке, мысленно отмечая, что таких «наблюдателей» у меня сегодня на редкость много. Вчера, когда только прибыла, и то, кажется, меньше было. Малютка, вопреки ожиданиям, от внимания объекта наблюдения не смущается и только медленно моргает, а взгляд ее становится более приземленным. — Ты хочешь что-то спросить? — Да, — говорит эта серьезная кроха, весомо кивая. Дети, также сидящие за одним со мной столом, тут же косятся на меня в любопытстве. И даже несколько подростков и взрослых проявляют явный интерес. — Правда, что Вы можете разрушить все убежище одним ударом? Я ощутимо подавилась, и один только Бог знает, почему утренний суп не оказался на сидящем напротив меня мужчине. — Кх… Ч-что?.. — сиплю, смаргивая слезы. Кашель все еще рвался наружу, но я справедливо рассудила, что задыхающаяся в собственном кашле девушка — не тот образ, который я хочу оставить. Хотя сомневаюсь, что такая мелочь сможет пошатнуть имеющиеся слухи. — Мамору-ни сказал, что ему Футо-кун сказал, что Кудо-сану Инори-кун рассказал, что видел, как Вы прикосновением оставили на стене огромную трещину! — а вот теперь на меня пялился весь стол. Аппетита как-то поубавилось. К легкому напряжению из-за пристальных взглядов примешивался странный дискомфорт от осознания, что эти имена мне ничего не говорят. Вероятно, где-то в моей памяти есть даже информация о них, но без глубокой медитации ее не достать. Странно. Очень странно не знать собственных соклановцев. — Это просто слухи, — тяну, словно извиняясь. Я не настолько сильна. Темные глаза девочки сверкают чем-то очень похожим на разочарование. Да-да, мне тоже жаль, что я на такое не способна. Знаю пару людей, которые бы могли, но сама гораздо слабее. — А ты им веришь? — Значит, не можете… — не успела я свыкнуться с мыслью, что у меня появились фанаты в Кита, как они уже разочаровались во мне. Это даже как-то обидно. Но это же не я распустила эти глупые слухи! — Это вышло случайно, — давлю, как в оправдание, но реакция почему-то оказывается не такой, как я ожидала. Зрительские симпатии возвращены. Ага, конечно, ведь насколько же крутым должен быть человек, чтобы «случайно» оставить такую вмятину на каменной стене? Да ни насколько. Куча склонной к разрушению чакры, хороший контроль вышеупомянутой и дерьмовый самоконтроль — вот и весь секрет. Когда я возбуждена, у меня чакра бурлит гораздо сильнее, чем ей положено при эмоциональных всплесках, порой чуть ли не до боевого состояния, что и приводит к таким результатам. Нечем здесь гордиться: это даже в бою применять нерационально, потому что чакры тратится непозволительно много. Чтобы, как Цу-нэ, устраивать землетрясения и не выдыхаться, надо тренироваться это делать и рушить камни на полигонах сознательно, а не только тогда, когда нервный срыв близок. Больше девочка ко мне не лезла, но процесс был запущен и среди обыденных разговоров о том, кто на какую миссию пойдет, когда вернется, и сколько леденцов принесет детям, я начала слышать свое имя. «Изуна-химе». Окружающие явно составляли обо мне неверное мнение, и оно даже дошло до Кио. Старик стоял где-то у стены в компании собеседников и, хмурясь, то и дело кидал на меня взгляды. Полные опаски. Вся эта ситуация уже доходила до абсурда: старейшина сильнейшего убежища, участник восстания и просто сильный и опытный шиноби опасается… меня? Из-за каких-то слухов? Нет, — стреляет в мозг догадка, — не из-за слухов. И она вызывает желание кисло усмехнуться. Изуна-джи — его имя я тоже слышала в разговорах, а если уж брать за аксиому, что в убежищах меня считают им, то мое поведение в последнюю с Кио встречу ее только подтвердило. Наверное, будь я вольна, и я бы устроила здесь сцену. Вот просто подошла бы к ближайшему сплетнику, открыто выражающему теорию о реинкарнации деда, объяснила бы со всей имеющейся убедительностью, что он не прав, громко, так, чтоб весь зал слышал, но… В данной ситуации я творить, что вздумается, не могла. Потому что ситуацию с возможным переворотом в клане следовало решить, и никого, представляющего Главную ветвь, из Конохи здесь, кроме меня, не было. На самом деле, — думаю, ощущая некоторое сомнение во всей своей рискованной затее, — едва ли Кагами ждет от меня решения этой проблемы. Скорее, будь он здесь, Глава тут же отослал бы меня в Коноху или хотя бы просто настойчиво попросил не лезть. Когда дело касается чего-то действительно серьезного, меня предпочитают не привлекать. Вот только если я хочу стать Главой (и предотвратить восстание), то отсиживаться в сторонке неприемлемо! С чего-то начинать нужно. Если я смогу разобраться с ситуацией в убежищах, — грудь заполнило трепетное чувство предвкушения — Кагами признает меня! Признает, начнет доверять нечто более важное, чем бессмысленные скучные приемы, на которых ничего не решается и максимум — можно завести полезные знакомства. У меня появится шанс заявить о своих намерениях! Но для этого придется немного поблефовать, — отмечаю с душевной легкостью и оценивающе кошусь на Кио. Хм, так, с супчиком закончили, значит, настало время поработать. Нужно вызвать старикашку на разговор, но делать его приватным будет недальновидно, как и оставлять окружающих в неведении относительно того, куда могла пропасть химе. Парочку зацепок, на случай, если я действительно там помру, оставить стоит. — Хэй, милая, — обращаюсь к той самой девочке. Кроха пытается сохранить серьезное выражение, но небольшой румянец палит ее с головой. Возможно, в такой реакции частично виноват и мой высокий статус, и сама странность сочетания таких «стариковских» обращений с моим возрастом. Возможно, но это не столь важно сейчас. Улыбаюсь самой чарующей из своих улыбок, щурясь, чтобы глаза не выдали моих планов, горящих в них огнем. — Не выполнишь одну маленькую просьбу? Каков шанс, что такая малютка имеет отношение к заговору? Нулевой. Каковы шансы, что ее сразу воспримут угрозой сокрытию преступления? Малы. Какой шанс, что с такой подстраховкой Кио решится грохнуть меня на месте же? Его нет. Самоуверенный шаг неслышимым другим эхом отдается в ушах. Взгляды окружающих, обжигающие мне кожу, не вызваны восхищением или страхом, но придают уверенности. Этих людей однажды я поведу за собой, и первый шаг к этой мечте вот-вот будет положен. Воздух заполняет грудь и кажется особенно сладким в тот миг, когда я… Вспоминаю, что забыла о своем же решении не идти на «стрелку» одна. И что звать с собой мне в убежищах особенно некого. Из хороших знакомых у меня здесь только, по сути, дед и Кайо, но дедушка и раньше бы не согласился, так что остается только… Хотя я бы полюбовалась лицом Кио, если бы он увидел Мадару. Мне тогда вообще бы блефовать не пришлось, потому что какой идиот будет спорить с Учиха Мадарой?! Все-таки жаль, что дедушка «мертв»... Так или иначе, но да, на практике у меня был лишь один выход. И не скажу, что мне он нравился. Выглядел Кайо настолько задолбанным как мной, так и всей жизнью в целом, что, прося его об очередной услуге, я втайне опасалась, что сейчас что-то рванет. «Кайо, пойдешь со мной на встречу с Кио? (...я откровенно боюсь делать это одна)» Но обошлось. Из командира вырвался лишь один тихий вздох, не более: он прекрасно понял, что я имею в виду. «Хорошо, я пойду». Поддержка придает мне уверенности. Я смогу.