***
— Изуна-химе, — Каори нервно смеялась, смотря на суетящуюся меня, — может, Вы займете выделенную комнату? Кайо-сану нужен покой, я приду завтра с утра. Здесь специфический запах. Кинутое мной на постель покрывало поднимает волну воздуха, приподнимающую челку спящего Кайо. Внутренне напрягшись, я выдыхаю свободнее, когда до меня доходит осознание: не проснулся. — Нет, — кидаю категорично и присаживаюсь на футон. — Шуметь я не буду, просто буду рядом. А запах… Запах крови и самодельных мазей из трав был силен, особенно рядом с Кайо. Металлический… От мерзкого запаха крови последние сутки меня уже тошнило. Он не давал забыть о состоянии Кайо, отвлечься от тревоги. — Думаешь, он может меня смутить? — кисло усмехаюсь. Каори не знает всей моей истории, и для нее я, как Учиха-химе, обвешана закономерными ярлыками. «Не воин», «нежная», «слабая», «ценная». Не стоит винить ее за это, да я и не злюсь. А если бы злилась, не показала. — Не волнуйся, розами от одной ночи здесь я пахнуть не перестану. Эти духи въедаются в кожу покруче жуков Абураме, когда… — Ясно, — к нервной улыбке добавился нервный же смех. Ну то-то же. Намек понят: такими сравнениями простые химе не размениваются. Простые химе не знают, как расправляются с врагами Абураме и не шутят насчет своего запаха, столь заметного любому шиноби. Я молодец, она молодец. А теперь пора… — Спокойной ночи, Изуна-химе. Если вдруг что, я в соседней комнате. …спать. — Спокойной, — улыбаюсь до тех пор, пока соклановка не скрывается за дверью. Милое выражение стекает с лица, обнажая истинные эмоции. Вздох. Я ложусь на футон, долго устраиваюсь поудобнее, поправляю покрывало. А потом резко прекращаю тянуть и вновь смотрю на Кайо. Спит. Он отключился вскоре после того, как ему наложили повязку. Только лег на футон, через пару минут уже все. И ведь спит крепко, на шорохи не реагирует. Не как всегда. От этого жутко. Жутко слышать иной ритм дыхания, прислушиваться и замечать, что и пульс звучит иначе, шуметь и не замечать скрытых движений, готовности реагировать на опасность. Жутко лежать рядом, но бояться даже прикоснуться. Мне совершенно не обязательно было спать здесь. Толку от меня гораздо меньше, чем от той же Каори, а у Кайо не то состояние, при котором ему была бы необходима сиделка. Скорее, я даже доставляю неудобства своим наличием в комнате с больным. У моего решения и упрямства довольно глупая причина: мне просто хочется быть рядом и знать, что он жив. Если ему станет плохо… я хотя бы узнаю об этом первой. И за работой очага чакры буду внимательно следить. Близящаяся смерть откладывает на нее свой отпечаток.***
— М-м-м… — веки разлепляются с трудом. Проморгавшись, я, даже не вставая, уже знаю время. Шесть проклятых утра. Рань несусветная. За десять часов сна я не сменила позы, все так же лежу на боку, лицом к соклановцу. И выспавшейся себя не чувствую: снился кошмар. А Кайо все еще спит. Так странно, обычно он раньше всех встает, — думаю, осторожно вытягивая свою ладонь из его. Стыдно признаться, но вовсе не он схватил меня в горячке. Долгое время я не могла нормально заснуть, переживала, тревожилась, боялась, что, пока я сплю, с ним что-то произойдет, а я и не почувствую. И в итоге успокоилась лишь тогда, когда позволила себе таки к нему прикоснуться. Не навалилась на него, не закинула ноги, но какой-никакой, а все же тактильный контакт. Стало спокойнее. Тихо встав с постели и потянувшись, отмечаю, что Каори-то, видимо, еще спит. Очаг ее не сдвинулся с места по сравнению с ночью. И чем мне заняться? Исследовать окрестности совсем не хочется, как и будить кого-то, однако в пределах этой комнаты мало чем можно развлечься, чтобы не нашуметь. Разминка — это тихо. По крайней мере, так я думала до того, как во время зевка потеряла равновесие и с грохотом упала на пол. Кайо от шума не проснулся, что капец как меня напугало, я полезла проверять его дыхание и пульс. И вот тогда он уже проснулся! На секунду. Смерил меня недоуменным полуосознанным взглядом и вновь вырубился. После этого я как-то не рискнула вернуться к физическим нагрузкам. Потолок был мной изучен еще в первые пять минут, стены — в следующие десять. Ничего особенного в интерьере не было, да и в комнате царил четкий такой минимализм. Футоны, тумбочка и шкаф. Мебель, между прочим, нещадно скрипела, что я выяснила еще вчерашним вечером, потому в моем распоряжении, на деле, было лишь содержимое моей сумки и печати. Только я, отправляясь в путешествие, как-то не подумала взять с собой для развлечения что-то, кроме швейных принадлежностей. Мне ведь и так должно было быть весело! Вышивать настроения не было, да и не на чем, но зато мне в голову пришла навязчивая мысль, когда я взглядом зацепилась за скомканную, лежащую на полу кофту. Как сбросили ее на время перевязки, так никуда и не дели: Кайо не до того было, Каори, верно, решила, что она все равно на выброс, а я даже не задумалась об этом тогда. Но это не та одежда, которую можно так беспечно выбросить лишь из-за пары дыр и грязных пятен. Сминая пальцами ткань, недовольно хмурюсь, когда с той осыпаются темно-ржавые крошки. Теперь это будет очень трудно отстирать. Будь это обычная водолазка, никто бы и не заморочился, пусть у нас хоть сто раз военная ситуация: безнадежно испорчена, — но Кайо всегда предпочитал качество количеству. Ткань — особая, тянущаяся, удобная для стирки, повышенной прочности. Делают ее из особых волокон растений, питающихся чакрой, потому такая ткань — неплохая альтернатива сетке из чакропроводящего железа. Может, не так прочна, но уж точно гораздо более удобна. Правда, и цена соответствующая: никто не продаст такую вещь за пару рье. Кайо, когда поправится, будет шипеть, морозить пальцы водой, но попытается отстирать (и, что вероятно, отстирает: по слухам, от крови эта ткань тоже легко отстирывается), заштопает. Коль уж мне нечего делать, займусь чем-то полезным, — решаю, загораясь энтузиазмом. Вот Кайо удивится! Может, даже благодарить будет вместо того, чтобы припоминать, из-за кого мы вообще на Цучикаге наткнулись (из-за Зецу!).***
— Изуна-химе… — Кайо, увидев мою работу, потерял дар речи. Я светилась от гордости и заранее смущалась грядущих комплиментов и благодарностей. Отстирывать засохшую кровь оказалось действительно легче, чем обычно, но все ж таки тяжело. За тот час, что я с ней возилась, даже Кайо успел проснуться и встать. Каори возилась с ним, я — со стиркой. Планы мои феерично обломались, когда оказалось, что сохнет эта вещица невероятно быстро, так что времени мне хватило только на то, чтобы наконец объясниться с Коори нормально, а то ходит бедный парень, не понимая, какого хрена вообще произошло, и гадая, была фраза «мы встретили Цучикаге» бредом или нет. Стирка закончилась, настало время штопать. Но и тут я нашла проблемы: нитки. Черных нитей у меня, как на зло, не оказалось, да и вообще цвета были преимущественно яркие, самым темным там был синий, который, впрочем, тоже резко выделялся на фоне угольно-черного. Творческая жилка забилась вовсю. Мне давно хотелось попробовать зашить одежду каким-нибудь особым образом, но все никак не выдавалось и времени, и ниток не было, а после и одежда сменилась: если я порву кимоно, мне эти нитки в задницу запихают вместе с иголками, в руки их при этом не давая. И вот, появился шанс. Шанс я, конечно, чуть не профукала, случайно разрезав половину клубков кунаем напополам (это сильно ограничило меня в выборе цвета), но в итоге все вышло хорошо. Зон работы было две: воротник (точнее, около него) и бок. Фантазия бурлила, выдавая красивые узоры, которыми можно скрыть шов, и в конечном итоге весомую роль сыграли оттенки самих нитей. Синие, красные и зеленые, как по мне, были там самыми привлекательными, и эта их привлекательность хорошо подчеркивалась цветом самой водолазки. Дыру на боку я, руководствуясь также практичными соображениями, зашила синим, по краям умело вышивая волны. Как-то даже символично, Кайо — мастер суитона, и на одежде у него — вода. В какой-то мере мне было жаль, что этого шедевра многие не увидят: джонинский жилет закрывает все. Зато воротник могут и оценить, если постараться и продлить рисунок немного. «Немного» обернулось «вплоть до конца ткани, но я таки была довольна. Симпатичные зеленые ветки тянулись от разреза и до горла, увенчиваясь шикарными по моему непредвзятому мнению красными цветами. С таким кайфом я еще никогда не вышивала. Уверена, еще не раз это повторю. Особенно, если Кайо-таки переборет ступор и скажет мне что-нибудь приятное. — Изуна-химе, — начал он вновь, а Каори изменившимся взглядом смотрела на кофту (Кайо ей уже рассказал, какую ценную вещь она «выкинула»?) и каким-то сожалеющим — на меня. Я даже напряглась. Что, думает, он мне сейчас претензии за испорченную одежду предъявит? Я ему красоту навела! — Это камелия? Я недоуменно моргнула. Это был совершенно не тот вопрос, который я ожидала. С сомнением кошусь на вышивку. Когда шила, не задумывалась над тем, какой именно это цветок. Просто что-то красивое, алое (как шаринган — тоже символично), с желтой сердцевинкой для контраста. С другой стороны, я часто вышивала камелии, так что, возможно, случайно вышила ее и в этот раз. Ну не могу же я ответить: «Хз, просто цвяточек какой-то». — Да, — подтверждаю, чуть смущаясь догнавшей мысли. Надеюсь, он не будет искать в этом скрытого смысла. Кайо выдыхает слишком резко.