Снег

Осень в Диканьке выпала холодная. Яков Петрович, однако, к этому был привычен - в Санкт-Петербурге зима длится хорошо, если половину года. Благо, щегольское пальто прекрасно защищало от холода, так что беспокоиться из-за непогоды не приходилось. То ли дело - Гоголь. Гуро порой аж передергивало нервно: мальчишка, несмотря на собачий холод ничего серьезнее плотного камзола не надевал, а тот, разумеется, не грел как подобает. Приказывать Николаю Васильевичу одеться было бы слишком несерьезно, да и вышло бы за рамки их подобия деловых отношений, потому Гуро лишь досадливо морщился, в очередной раз подмечая озноб писаря. Правда, кожаные перчатки дознавателя, подбитые мехом, уже давно перекочевали к подопечному, да и время прибывания на местах преступления, продуваемых ветром изо всех сторон, значительно сократилось в пользу написания отчетов под тихое потрескивание керосиновой лампы в теплых комнатах постоялого двора. Сегодня, однако, пришлось задержаться в лесу: убийство свежее, так что действовать нужно было по горячим следам. Яков Петрович плотнее запахнул пальто и бросил недовольный взгляд на Бинха. В то время, как требовалась аккуратность и острота внимания, тот лишь раздавал бесполезные, по сути, приказы и подтрунивал над Гуро, отвлекая его тем самым от работы. - Яков Петрович,- дознаватель мысленно вздохнул,- что говорит вам ваш огромный опыт в делах расследований?- шел, по меньшей мере, второй час их нахождения в лесу и комиссар, конечно же, не преминул на это указать. - Мой огромный опыт, любезнейший Александр Христофорыч, подсказывает мне не тратить времени на пустые разговоры, а заниматься делом,- Гуро слегка усмехнулся при взгляде на поджавшиеся губы Бинха,- Вы бы шли в деревню, успокоили людей. Мы с Николаем Васильевичем сами завершим доследование. Комиссар, одарив Гуро суровым взглядом, все же созвал подчиненных и через некоторое количество времени Яков Петрович вздохнул свободно: работать, когда тебе никто не говорит под руку, было на порядок легче. - Яков Петрович,- тихий голос подопечного вырвал Гуро из размышлений над странного вида следами на земле. Он перевел темные глаза на Гоголя, рассеянно наблюдая, как тот собирает бумаги, выскользнувшие из рук. - Яков Петрович, смеркается уже,- вечер и вправду постепенно вступал в свои права и сумеречный холод предупреждающе щекотал кончики пальцев. Кивнув своим мыслям, Гуро поднялся, подхватив свою трость. - Ну что ж, Николай Васильевич, отправляемся домой?- под взглядом дознавателя писарь всегда почему-то тушевался и отводил глаза. Вот и сейчас: стоило Гуро взглянуть на молодого человека с привычной ему ласковой усмешкой, как тот смутился и перевел взгляд в небо. Вдруг лицо его изменилось: восхищенно приоткрылся рот и глаза блестнули восторгом. - Яков Петрович, снег идет,- вечернее небо и правда удивило внезапным снегом, слишком ранним для такой поры года. Гуро с интересом глядел на замершего молодого человека: тот, казалось, забыл о холоде, полностью обратившись в зрение, наблюдая за причудливым полетом холодных крупиц. Тревожить Гоголя отчего-то не хотелось. Слишком необыкновенным был вид спокойно-радостного лица его, не омраченного оттенком нервного страха. "Красив, шельмец"- про себя отметил дознаватель, отстраненно наблюдая за тем, как ярко снег выделялся на черных волосах Гоголя, мягко ложась на темные вихры. Чуть хриплый кашель писаря вывел Гуро из оцепенения. - Голубчик, вернёмся на постоялый двор,- все же долгое нахождение на холодной улице Николаю Васильевичу не пойдет на пользу - такого любым ветром продуть может. Гоголь встрепенулся от звука голоса дознавателя и неловко кивнул, заалев щеками. "Перестоял-то на холоде Николай Васильевич"- заключил Гуро и первым пошел по узкой тропинке, ведущей обратно в деревню. Услышав за спиной торопливые шаги и отрывистый кашель, Гуро мысленно сделал пометку заказать горячего чаю по прибытии.