Дурацкое воспоминание

Тони знает, что так неправильно. Когда ему об этом говорят все вокруг, он только утвердительно кивает. Да, нужно, чтобы у парня были личные границы. Да, он уже не ребенок, чтобы отвозить и забирать его из школы. Да, стоит сказать ему, что он может переехать в свои собственные комнаты, а не жить в апартаментах Тони, пусть бы и имея отдельную спальню. Да, стоит сказать ему, что футболки и рубашки Тони это футболки и рубашки именно Тони, а не общая собственность. Тони согласен со всем сказанным, но внутри бьется о берега самоконтроля такое море нежности, что слова застревают у него где-то в горле, стоит ему подойти к Питеру с этим разговором. Вместо этого Тони позволяет ему водить свою любимую феррари, успокаивает Мэй, разговаривает с Питером на итальянском и испанском, не имеет ничего против того, что тот будет готовиться к занятиям в его мастерской, а стоит ему сказать, что “вести лекции в MIT это так здорово, мистер Старк”, Тони соглашается на что угодно, лишь бы Питер был доволен. Нужно ли говорить, что на лекциях тот тоже присутствует? Тони вылетает с паучком в режиме стелс на ежедневное патрулирование, и ему совсем нескучно смотреть, как тот снимает кошек с деревьев и вяжет мелких воришек. По Нью-Йорку начинают ходить слухи, но Тони их игнорирует. Он все никак не может забыть годы и годы без Питера. День, когда тот рассыпался пеплом в его руках, он помнит, будто тот был вчера. Иногда на него накатывает, и в такие моменты он ищет ладонь Питера, чтобы сжать ее, чтобы почувствовать что вот он, живой и настоящий, рядом. Стрэндж, которому Тони сдает паучка с рук на руки, если не может отвертеться от поездки по делам компании или от нейтрализации какого-нибудь очередного злого гения, говорит, что это пройдет. Возможно, он прав, но время идет, а ничего не меняется: стоит посмотреть на Питера и горло перехватывает спазмом. Буквально в первую же неделю собирает вещи и съезжает Пеппер. Тони в глубине души этому рад: за прошедшие годы он нахлебался семейной жизни и просто не знал как сказать все еще родной и любимой женщине, что за те годы, что она не помнит, он устал. Бесконечно устал изображать не себя и раз за разом ее успокаивать и обещать, что все, еще один вылет, еще одна попытка, и на этом он остановится. Питер же… Питер словно солнце. Он бесконечно терпелив, хотя и видно, что он не понимает совершенно ничего. Стрэндж ему объяснил, что он многое пропустил, что все они… многое пропустили, и что Тони нужно время. И Питер дает ему это время, хотя и выглядит бесконечно виноватым за то, что он не смог быть рядом. Будто бы от него в этом вопросе что-то зависело! Тони видит кошмары. Они до отвращения однообразны. Это или рассыпающиеся в пыль люди вокруг него, или умирающий у него на руках Питер, или перчатка бесконечности, камень души в которой нашептывает ему “душа взамен на душу, жизнь взамен на жизнь”. И пусть в реальности он смог удержать перчатку, кажется, на сплошном упрямстве, во сне он раз за разом отдает жизнь за жизнь Питера, просыпается со слезами счастья на глазах и каждый раз удивляется: как, он все еще жив? Удивляется и идет проверять Питера, хотя прекрасно может посмотреть на то, как тот спит, через камеру у него в потолке. И ему ни капельки не стыдно, что она там есть: Питер об этом предупрежден. Однажды, мечась в очередном кошмаре, он чувствует, как его обнимают сильные руки и вжимается в тело рядом. Память услужливо подкидывает картинку, когда он так же мучился кошмарами и чуть было не убил Пеппер, и он вскакивает в холодном поту, только в момент пробуждения понимая, что у него теперь нано-броня, вживленная в его тело, он больше не может призвать Марков усилием воли, а значит, и навредить рядом лежащему Питеру — тоже. Стоп, Питеру?! — Т-ш-ш, — успокаивающе шепчет тот в полудреме, закидывая на Тони ногу поверх одеяла и обнимая его поперек груди. Он одет в футболку и спортивные брюки, и что-то бормочет сквозь сон. — Как ты тут оказался? — так же тихо спрашивает Тони, хотя на этаже они с Питером одни и можно хоть кричать — никто не услышит. — Ршл прийти показаться, чтб вы ко мне не ходили, — Питер зевает и садится на кровати, растирая кулаками глаза. — Счас уйду. — Ты… можешь остаться, — прислушавшись к себе, предлагает Тони. — Только давай под одеяло, замерзнешь. С тех пор они спят вместе, то есть рядом, под одним одеялом, переплетясь руками и ногами. Тони больше не видит кошмаров. Питер не заикается о нарушении своих личных границ. Наоборот, начинает писать ему сообщения прямо из школы. Теперь они общаются чуть ли не двадцать четыре на семь и совершенно этим довольны. Оба. Это ненормально. И да, стоило бы ему об этом сказать, но Питер смотрит на Тони блестящими глазами, запускает пальцы ему в волосы, и он не может ничего с собой поделать: расплывается в улыбке и приникает к его плечу, позволяя гладить себя по голове, как большого кота и чуть ли не мурлыча. Тони смотрит на свое отражение в зеркале и видит, что он уже почти седой. И морщины у глаз, губ и на лбу пугающе углубились: те пять “карманных” лет не оставили своего отпечатка ни на ком, кроме владельца перчатки бесконечности. То есть на Тони. Но он отдал бы и больше — он бы отдал все — за то, чтобы вернуть назад полвселенной. И Питера, конечно. В первую очередь. Питера. — Мистер Старк, — говорит тот чуть ли не каждый день. — Может, вы расскажете, что тут было типа пока меня тут не было? Может, вам станет легче? И Тони рассказывает. Про то, как они с Небулой добирались до земли. Про то, как он чуть не умер от внутреннего кровотечения. Про то, как ему пришлось сказать Мэй, что Питер пропал. Про то, как Хэнк Пим предложил ему совершенно инновационную идею. Про то, как он доработал нанороботов и вселил их не просто в резервуар в своей груди, а в собственную кровь, чтобы они не дали перчатке бесконечности разрушить его тело, а дух его и так был нерушим. О том, как перчатку нашли на Земле после того как умирающий Танос переместился в камень душ вместе со всеми исчезнувшими. О том, как Тони надел ее, чтобы вернуть их всех. О том, как убил Таноса, пока тот не опомнился, переместившись из построенного для него камнем душ идеального — для него — мирка в реальность. Рассказывает обо всем, кроме одного того момента, когда он позволил себе слабину, и позволил камню душ проникнуть в свою голову. Об этом он Питеру не расскажет никогда. Питер слушает внимательно, вздыхает тихонько, сжимает кулаки, а потом берет лицо Тони в ладони и целомудренно касается его губ своими, шепча: — Я с тобой, я не уйду. Последнее время он повторяет это все чаще, несмотря на то, что на него все больше давят. Тони в курсе, что ему уже сто раз сказали все то, на что у самого Тони не хватало сил, но, что удивительно, Питер все еще рядом. Никуда не уходит. Это странно. Иногда Тони настолько переполняет нежность и счастье от того, что Питер рядом, что он позволяет себе какие-нибудь глупости. Подхватить его на руки и улететь в облака под его счастливые визги. Поцеловать при всех его запястье или в центр ладони. Бросить все и повести его в Диснейленд или на гонки. Подарить безумно дорогую вещь со съемок “Звездных войн”, купленную на аукционе, или потащить Питера знакомиться с его любимым футболистом. Как-то раз Тони делает нечто такое, что удивляет даже его самого. Питер, одетый в футболку и шорты, сидит на кресле и, забыв про миску с хлопьями на коленях, внимательно следит за событиями на экране. Это какой-то фильм, ведь сериалы, которые смотрит Питер, Тони смотрит вместе с ним и, как минимум, знает актеров в лицо. Этого же актера, немного напоминающего самого Тони, он ни в одном сериале не видел, когда его напарник, кажется, играл где-то Папу Римского. — Дауни-младший, — говорит Питер, не отвлекаясь от экрана и все же зачерпывает ложку хлопьев. — “Шерлок Холмс”, фильм старый, но я его люблю. — Что “Дауни-младший”? — непонимающе переспрашивает Тони, опускаясь на пол у его ног. От Питера пахнет гелем для душа, принадлежащим Тони, и это непонятным образом успокаивает. — Актера так зовут, которого ты не узнал, — поясняет Питер и касается кончиками пальцев его плеча: — Давай я на диван пересяду? Сядешь рядом. — Мне и так хорошо, — пожимает плечами Тони, устраиваясь так, чтобы опираться спиной на сидение кресла и ногу Питера. А потом, внезапно для себя, берет его ступню в ладони и проводит вдоль нее большими пальцами. Питер смотрит на него круглыми глазами, вцепившись в свою миску с хлопьями. Тони чуть двигается и осторожно тянет его ногу вверх, распрямляя ее в колене. Прикасается губами к выступающей косточке щиколотки, ведет губами ниже и, добравшись до нежной кожи на своде стопы, лижет языком от пятки до аккуратных пальцев. Вылизывает не менее нежную кожу между ними, берет большой палец в рот, посасывает его, чуть прикусывает. А потом так же спокойно, как он делал все это, под не изменившимся удивленным взглядом Питера, ставит его ногу на пол. Питер сглатывает так громко, что заглушает звук идущего фильма. — Мистер Старк, — все же произносит он после долгой, очень долгой паузы. — Вы же еще не старый, да? Тони смеется и чмокает его в коленку, делая вид, что заинтересован происходящим на экране. — Наверно, вам надо… ну, для здоровья. — Что мне надо для здоровья? — фыркает Тони. — Женское общество, — говорит Питер, густо краснея. — Давайте я на уик-энд съезжу в гости к Доктору Стрэнджу? Я даже Небулу могу взять в качестве телохранителя… если она не нужна вам… х-м, самому. С ней меня никто не тронет! — Не нужно, — Тони качает головой и поднимается на ноги. — Я пойду сделаю кофе, тебе принести? — Нет, не надо, — Питер испуганно мотает головой. Когда Тони возвращается, он уже пересел на диван, устроившись на нем вместе с ногами. — Видел когда-нибудь, как львица вылизывает львят? — спрашивает Тони, щекоча его пятку. Питер перехватывает его пальцы и улыбается: — Ну, видел. На фото. — Иногда мне хочется тоже так сделать, облизать тебя всего. И это не потому, что я хочу тебя трахнуть, понимаешь? — Что, совсем не хочешь? Наверно, Тони выглядит таким же ошарашенным, как Питер десять минут назад. Тот же сам выглядит испуганным, будто сказал что-то не то. — Пойду-ка отнесу хлопья, все равно я их расхотел, — бормочет Питер, вскакивая с дивана. — Постой, — Тони хватает его за руку и дергает на себя. Хлопья рассыпаются по полу, моментально намокая в луже перевернутого ими же кофе, но Тони с Питером этого не замечают, глядя друг на друга. — Если тебе нравятся ролевые игры, могу побыть и львенком, — серьезно заявляет Питер и смотрит с вызовом. — Если тебя паучок не устраивает. Тони становится так легко. Фыркнув Питеру в волосы, он обнимает его и переворачивается, подминая под себя и сразу же сползая вниз, чтобы задрать футболку и широко и влажно лизнуть мускулистый живот. А потом посмотреть хитро на Питера и улыбнуться, ощутив в своих волосах его пальцы, легонько толкающие вниз. Стаскивая шорты с жизнерадостно-ярким рисунком, Тони думает, что даже если это мир, построенный для него камнем души, он и дальше не против здесь оставаться.