Падший

Розовый закат. Вгоняет в депрессию. Порой вгоняет. Не всем по душе такой яркий закат. Для кого-то это явление природы оборачивается тихой, едва заметной апатией. Розовый цвет... Ужасен. Человек в черных одеждах сильнее кутается в длинный плащ, зябко вздрогнув и подняв ворот, скрывая им высохшие губы. Пальцы в черных перчатках сжимаются на ткани, скрипя новенькой кожей. Приятный звук, даже ласкающий. Ему всегда нравились такие звуки. Мужчина еще какое-то время провожает темными глазами чарующий и устрашающий огненный шар и наконец отворачивается, возобновляя остановившееся полчаса назад движение. Он игнорирует свой автомобиль, проходя мимо блестящей и манящей в свой салон теплом машины, даже не взглянув на нее. Розовый закат...к холодам. - Эй, эта же та самая баба в чулках! Не все понимают наше творчество. Пока я шел домой, на улице успело стемнеть. И меня за локоть хватает какой-то подросток, заставляя остановиться. - А, та, что вообразила себя вампиршей? Я молча поднимаю взгляд на собирающихся вокруг меня парней. Они недооценивают меня, и это печально. - Может, трахнем ее? Не все понимают наши труды. Один из них хватает меня за ворот плаща, и я ощущаю боль от удара коленом в грудь, когда меня дергают за одежду к земле. - Эй, сладенький. Ты же пидор, верно? Может, отсосешь мне? - чужой шепот на ухо, пока я прогоняю темноту перед глазами, на пару секунд плотнее закрыв их. Как печально. От одного удара наглец падает на землю без чувств. Я выпрямляюсь, поправляя перчатки на руках, натягивая их сильнее на пальцы, которые после сжимаю в кулаки. Не все понимают, что мы - музыканты - не беспомощны. Драка завязывается мгновенно. Я слышу возмущенные крики, угрозы, вижу в руках противников бейсбольные биты и даже ножи. Мне совсем не страшно, но, наверное, надо бы бояться? Не знаю. Уклоняясь от ударов и избегая блестящих в свете тусклого фонаря лезвий, я отвечаю им на грубость тем же. Убегать от кучки отбросов - это просто смешно. Но и ввязываться в драку глупо. И все же, сейчас в моем сердце расцветает ярким бутоном розовый закат. Тот самый холод, которого я так боялся. Полоснувшее по руке лезвие не вызывает боли, только кровь. Темную, густую... и я выбиваю оружие из пальцев возомнившего себя охотником мальчишки. Мы деремся, будто я снова вернулся во времена своего студенчества. Какой абсурд, Господи Боже! Я получаю болезненные удары со всех сторон. Бита попадает по ноге, и я непроизвольно падаю на колено. Но обидчик тут же летит на землю вслед за мной, не ожидая подножки. И я легко вырубаю его. Пусть поспит, детское время давно уже кончилось... Дождь. Еще одна галочка к началу депрессии. Я лежу на земле, раскинув руки в стороны, дождевые капли ударяют по лицу, заставляют намокнуть волосы и одежду. Они проникают в рот через приоткрытые губы, остаются росой на ресницах. Вокруг меня, без сознания, лежат пять парней, посмевших напасть на безоружного человека с ножами и битами просто потому, что он другой. Гниль общества. Земные пороки. Запах разложения. Вот во что превращается мир, чем наполняется он. Люди готовы убивать друг друга из-за вкусов в музыке, одежде и рода деятельности. Это так смешно, что хочется рыдать. Нужно подняться, но все тело болит. Меня хорошенько помяли, но и я не остался в долгу. Они надолго запомнят "ту самую бабу в чулках", которую встретили этой ночью. Все же заставляю тело оторваться от намокшего асфальта. Это необходимо. Умирать тут, подобно этим крысам, я не стану. У меня еще слишком много нереализованных желаний. И слишком большое желание жить, даже несмотря на медленно пробирающуюся под кожу апатию, пронзающую позвоночник живыми иглами. Дойти бы до дома... Я с трудом добираюсь до дороги, сгорбившись и обхватывая одной рукой грудь. Мне почти неинтересно, целы ли ребра. Я не ищу причин к боли, пульсирующей вместе с багровыми волнами крови в грудной клетке. Хватаясь второй рукой за фонарь, я делаю еще пару шагов вперед. Резкий визг тормозов заставляет меня наконец-то заметить машину, чуть не сбившую меня пару секунд назад. Автомобиль занесло, но он остановился без происшествий. Хвала небесам, водитель отделался лишь испугом. - Какого хрена?! Я прикрываю глаза, чувствуя, как начинает кружиться голова, как к горлу подступает тошнота от привкуса крови из желудка, как ноги становятся ватными, и я, сорвавшись, падаю прямо в ноги подбежавшего ко мне разъяренного мужчины, ударяясь и без того изнывающем от невыносимой боли телом об асфальт. - Эй... Ты как? Ярость водителя сходит на "нет", и он резко опускается на колени передо мной, переворачивая ослабевшее тело на спину. - Асаги?... Я с трудом приоткрываю глаза. - Асаги-сан! Асаги! Эй, держись! Гакт.... Какой красивый. В свете этих тусклых фонарей, с каплями дождя на лице и в волосах. Будто кусочек, отколотый от прежнего, не подвергнувшегося коррозии, мира. Слишком яркое чистое пятно на фоне разрухи, такое, что режет глаза... - Асаги-сан! Такахиро! Ах... если бы я мог... Но сознание уплывает прежде, чем я смог ответить. Голова безвольно запрокидывается назад, и тело оседает в чужих крепких руках, которые щедро дарят мне чувство надежности и защиты и позволяют уснуть вот так вот крепко. Камуи... я видел его. Розовый закат... *** - Чего ты хочешь? Этот голос. Такой странный и пугающий. Но я все равно не проявляю эмоций, утопая в своей апатии, как увязшая мошка в тягучем золотом меду. - Ничего. Всего, что я захочу, я добьюсь сам, - спокойно отвечаю я, смотря на скрывающую мир золотую оболочку. Тело продолжает погружаться в эту сладкую гущу, так приятно и так медленно, что я не боюсь даже умереть. - Как глупо. - Глупо? Может быть... - Неужели у тебя нет желаний, которые ты бы хотел осуществить немедленно? Я неторопливо закрываю глаза, ощущая, как холодная медовая масса окрашивается в ненавистный розовый цвет. - Зачем? Разве ты ощутишь удовлетворение от полученного, если не приложил к тому собственных усилий? - Изводить себя и свои силы лишь ради этого? - Человек должен добиваться своих целей самостоятельно... Не в этом ли смысл его существования? Страдать и выбиваться из сил, чтобы после с уверенностью сказать - я добился этого сам. Я смог выступить за рамки человеческих возможностей... - Вы все желаете только одного - выйти за рамки дозволенного вам. - Нет... я всего лишь человек. Как странно. Мед проникает в рот и горло, обволакивая их собой изнутри, проливаясь в желудок и избавляя от тошноты и боли. - Почему бы нам не проверить это? Открыть веки уже тяжело. Розово-золотая сладость, приобретающая глубокий фиолетовый оттенок, слепила ресницы вместе, ложась на глаза плотной давящей повязкой. И от того, что мой рот заполнен этой же гущей, я не могу ответить. Мое тело пытается протестовать, но оказывается не в силах сбросить с себя медовые оковы. - Проверим... Человек. *** - Повреждения несерьезные. Потеря крови тоже незначительна. Скорее всего, просто болевой шок. - Это... сделал я? - Нет, что вы. Ваша машина ни при чем. Следы на теле говорят о побоях, но никак не об ударах об автомобиль. - Все равно это не звучит утешительно. - Не волнуйтесь. Он скоро придет в себя. Мягкие простыни... Они приятно пахнут. Мне не хочется просыпаться, но я все же открываю глаза, такие тяжелые веки. Возле кровати стоят двое мужчин. Они говорят о чем-то, но в ушах стоит лишь звон, какой бывает при ударе палочки о тарелку барабанной установки. Один из них поворачивается к дверям и уходит. Второй долго и растеряно смотрит ему вслед, а после оборачивается ко мне, вздрагивая, едва заметив мое пробуждение. - Такахиро! Ах, это Гакт... Почему я вижу его? Где я? - Эй, все в порядке? Чужие ладони ложатся на мои плечи. Теплые... Я раскрываю губы в немом ответе, сам не представляя, что хотел сказать. Я видел Гакта не так уж и часто. Так случилось, что однажды он подошел ко мне после выступления "D", похлопал по плечу и похвалил нас. Это была первая встреча. Не помню, как мы отошли от шока тогда, но слова этого человека были очень дороги мне и моей группе. Слышать похвалу от талантливого музыканта, видеть его одобрение - на самом деле бесценно и приятно. Значит, наша работа чего-то стоит, она не напрасна. Из-за этого за спиной раскрываются крылья и хочется продолжать эту работу с удвоенной силой. Последующие встречи тоже были недолгими, но все же невероятно приятными. Камуи всегда улыбался и подбадривал нас. "Не важно, сколько людей приходит на концерты. Важно, что они поют твои песни". Вот и все, что нам нужно было знать. - Все... хорошо. Гакт тихо выдохнул, и я вновь сомкнул покрывшиеся коркой губы. Они разбиты и обветренны. Неприятное чувство. - Ты у меня дома, - решил заранее ответить на все мои возможные вопросы мужчина. - Я не знаю, где ты живешь. Да и слышал, что живешь один. А оставлять тебя одного или в больнице как-то... Не хотелось. Я лишь слабо улыбнулся. С виду может показаться, что Камуи довольно жесткий и отстраненный человек. На самом же деле его доброта не знает границ. Он очень требовательный - к себе и другим. Очень серьезный. Он всегда доводит дело до конца и не позволяет халтурить ни себе, ни своим музыкантам, ни организаторам и прочим людям, с кем работает. Да, он много требует от других, но столько же и отдает. Невозможно не уважать Камуи Гакуто. Ты проникаешься к нему симпатией с первого же разговора и на всю жизнь. Вот такой обаятельный и сильный мужчина. Таким поклоняются миллионы. - Спасибо, Гакт-сан. - Такахи... Асаги-сан, ты точно в порядке? Я закрыл глаза, глубоко вдохнув. Почему я не чувствую боли и слабости? Что с моим телом? Будто и не мое вовсе. Апатия... совсем пропадает. Розовый цвет выходит из тела, будто побежденный враг, бегущий с поля боя с позором. - В полном, - я медленно приподнялся, садясь на кровати. Тело так хорошо слушается меня... Я точно не пролежал тут несколько дней во сне? - Тебе нужно лежать. - Я в порядке, правда. - С каких пор ты носишь эти линзы? - внезапная смена темы поставила в тупик. - Я всегда носил эти линзы. - Нет же, они были красными. Я непонимающе смотрел на мужчину передо мной. Верно, всегда были красными. В вампирском стиле, что мы выбрали для своей группы. "D" - значит "Дракула". - А сейчас? Гакт вздернул брови, будто усомнившись в моем психическом состоянии здоровья. Его внимательный и сейчас почти черный взгляд оглядел мое лицо, стараясь понять, насколько тяжело мое состояние. А после он растеряно прикусил губу, не выявив никаких отклонений. - Сейчас? Фиалковые... *** - Что?! Почему я? Таканори обернулся на своего гримера, недовольно постукивающего широкой кисточкой для макияжа по столу. Остальные музыканты тактично не обращали внимания. - А никого другого нет? Я, вообще-то занят. У меня, вроде как, работа! Ладно-ладно, понял. - Что-то случилось? - темные озера глаз вокалиста изучающе замерли на лице мужчины. - Ничего, милый. Давай сюда личико, надо закончить грим. Мужчина в сером вновь приступил к работе, ловко орудуя своими "инструментами". И через несколько минут вокалист смотрел в зеркало на совсем другого человека. Искусно подведенные глаза, матовое лицо, идеальная прическа. - Все, беги. У меня кое-какие дела. Удачи на концерте! Гример усмехнулся, послав воздушный поцелуй барабанщику, которого перекосило от этого жеста, и исчез за дверью, будто его и не было. *** - Фиалковые? Я проводил взглядом Камуи до дверей - важный звонок певцу заставил нас прервать беседу. А после оглянулся в поисках зеркала. - Йо, вампиреныш! Вздрогнув от такого нахального голоса, я бросил взгляд в окно. На подоконнике, закинув ногу на ногу, сидел мужчина в сером, лениво покачивая в воздухе туфлей. Хищная улыбка, зловещий шепот и смерившие меня надменным и насмешливым взглядом глаза заставили меня поежиться и ощутить себя "не в своей тарелке" здесь, рядом с ним. Человек, появившийся в распахнутом окне так внезапно, смотрел на меня пронзительно-фиалковыми глазами нечеловеческой красоты. - Поздравляю с Перерождением...