Проект "Скорпороза"

Я отплевываюсь и говорю: – Дурак ты, Малфой, и шутки у тебя дурацкие. – Не скажи, Финниган, – спорит он. – Тебе мои шутки обычно нравятся. Вот, например, та с Макдермот… Мы мерзко хихикаем, вспомнив ту шутку с приглашением. Бедную Мак чуть инфаркт не хватил. – Я, знаешь ли, предпочитаю твои шутки, не связанные с моими напитками. Он пожимает плечами: – Трудно было удержаться. Мы оглядываем зал, в котором столпился народ: играет по-настоящему мерзкая музыка, некоторые пары делают вид, что танцуют, а на самом деле просто отпрыгивают от ног партнера, ну, и самое отвратительное – кучкуется толпа родителей. Мой отец где-то надирается вместе с уизлевскими родителями, которых как всегда где-то около миллиона, мать сплетничает с теткой Лав, как будто им мало ежедневных сплетен через камин. Поттеровский папаша разговаривает с учителями и страстно мечтает присоединиться к моему отцу и уизлевским родителям. Самое плохое, что могла бы придумать МакГонагалл, это позвать родителей на вечеринку, и, черт возьми, она позвала. Какой смысл в вечеринках, если на них топчутся родители? И хуже всего, что родителям и в голову не пришло, что здесь их никто видеть не хочет, а меньше всего их хотят видеть их дети, и они примчались как миленькие. Ну, еще бы, когда представится случай поесть и напиться на халяву. Единственный, кому повезло, – это Малфой. Его папаша заявил, что Хогвартс – это последнее, что он желает видеть, и не пришел. По нашему со Скорпиусом мнению, все-таки последнее, что он желает видеть, – это его старые одноклассники, и в этом мы с ним солидарны – нам вид его одноклассников тоже аппетита не прибавляет. Макдермот где-то со своими гриффиндорцами, наверняка готовит какие-то очередные коварные планы. То есть, минут пять назад я видела, как она танцевала с Кори Кейном, так что, возможно, на сегодня планы отменяются. Я пришла на бал с Лайлом Беддоком. (Ну да, я люблю иногда показаться на людях с симпатичными блондинами, которых есть за что схватить, ну, распните меня теперь!) По взаимной договоренности, мы разбежались сразу же, как только закончились торжественные церемонии, включающие торжественную речь МакГонагалл (шесть баллов из десяти по шкале усыпительности), торжественную речь Поттера (семь баллов из десяти по шкале усыпительности) и торжественную речь Гермионы Уизли (девять баллов из десяти по шкале усыпительности и десять баллов из десяти по количеству слов из четырех слогов и больше, которые во всей школе понимают только Роуз, Малькольм, ну, и я половину). Одним словом, бал оказался именно таким идиотством, как я и предполагала. – Хуже будет, когда мой отец начнет петь «Каррикфергюс», – предупреждаю я. – Хуже будет, когда дядя Тео начнет рассказывать о поездке в Перу, – отвечает Малфой. – Хуже будет, когда мой отец к нам подкатится, то есть прямо сейчас, – одной левой делает нас всех Куин. Мы разворачиваемся и видим, что и правда, к нам направляется Забини. Не поймите меня неверно, я очень хорошо отношусь ко многим родителям своих софакультетников. Отец Скорпиуса – просто лапочка, то есть лапочка в хагридовском понимании этого слова, конечно, но тем не менее. Отец Беддока – очень славный толстячок, и даже у Монтагю отец вполне приличный, разве что немного двинутый, но кто нормален в наше время? Но вот отец Куин у меня теплых чувств совсем не вызывает, но он их ни в ком не вызывает. – Зайчонок, – приветствует он Куин, и она отвечает: – Папуленька. Меня сейчас стошнит. Впрочем, Куин с ее папуленькой тоже. – Юный Скорпиус, – приветствует Забини Малфоя. – Я слышал, Вы сопровождаете сегодня мою дочь. – Да, сэр, – отвечает Скорпиус. – Прекрасно, прекрасно, – говорит Забини. – Что-то я не вижу здесь вашего отца, он не пришел? – У него возникли срочные дела за границей, сэр, – не моргнув глазом врет Скорпиус. – Очень жаль, – отвечает Забини. – Я бы хотел с ним встретиться, поболтать, вспомнить старые времена. Помню, как мы с вашим отцом тоже учились в этой школе. Вместе бегали за девочками, не то чтобы нам приходилось долго бегать. А вот от вашего отца, мисс Финниган, девочки сами просто убегали. У меня глаза на лоб лезут по двум причинам: во-первых, какое невероятное хамство, а во-вторых, он видел меня всего раз в жизни, четыре года назад, и, тем не менее, узнал! Но, все же, я собираюсь с мыслями и решаю нахамить в ответ: – По крайней мере, однажды догнав мою мать, на старости лет он больше ни за кем не гоняется! Ой, плохо! Ой, слабо! Ой, дура! – Еще бы, ведь это стоило бы ему стольких сил, времени и труда. Мне ужасно хочется обозвать старого козла собственно старым козлом, но между нами протискивается Куин и хватает меня за руку: – Прости, папа-мишка, мы с Шивон как раз собирались пойти припудрить носик, надеюсь, вы нас простите, – и уволакивает меня. – Папа-мишка? – спрашиваю я, когда мы отходим в сторону. – Это придумала Меган. Он это ненавидит. Я хмыкаю, и мы входим в туалет, и, ну, надо же, какое совпадение, там Роуз Уизли. Которую Куин уже давно хочет по-доброму так, по-сестрински, придушить. – Уизли! – Куин никогда не ходит вокруг да около, она всегда сразу берет быка за рога и отрывает ему их к чертовой матери. – Хочу тебя предупредить! Если ты, гриффиндорская стерва, даже подумаешь о том, чтобы пудрить мозги моему брату и калечить ему жизнь, я тебя так прокляну, что ты свой нос будешь находить только с помощью карты! – Калечить жизнь твоему брату? – искренне изумляется Уизли. – Именно так, Уизли, я тебя давно знаю, и ты можешь сколько угодно прикидываться ангелочком, когда лижешь задницу профессорам, но я-то знаю, что ты дрянь и стерва, так что как следует подумай, прежде чем даже задумываться о том, чтобы разбить моему брату сердце, – и с этими словами Куин эффектно разворачивается и театрально выходит из туалета, громко хлопнув дверью. И она настолько увлекается этим представлением, что совершенно забывает про меня. И так как бежать за ней сейчас означало бы выставить себя идиоткой, я просто разворачиваюсь к зеркалу, начинаю подкрашивать губы и говорю все еще обалделой Уизли: – Не обращай внимания. Малькольм в семье Забини всеобщий любимчик, так что привыкай. Хуже будет, когда его отец подойдет к тебе и нахамит. – Уже, – отвечает Уизли. – Уже пришел и нахамил. Как я поняла, он не одобряет рыжих. – Мать его седьмого ребенка – рыжая, – удивляюсь я. – Хотя да, Куин говорит, она была той еще потаскухой. – Все матери его детей – потаскухи, – удивляет меня Уизли. – Финниган, – говорит она, а потом удивляет меня еще больше. – Почему ты просто не скажешь Куин, что Забини пригласил меня только по просьбе твоей подружки? Гм, значит, он ей рассказал. Мило. – Технически, это была просьба твоей кузины, но нет, я не стала рассказывать ей, раз уж ее брат ей не рассказал. Уизли поворачивается и смотрит на меня. Нехорошо так смотрит. – Что? – не выдерживаю я. – Я все хотела спросить, в чем смысл этой идеи, у Дженни с Лили? Я широко раскрываю глаза. Она догадалась? – Какой идеи? – прикидываюсь я идиоткой. – Ох, пожалуйста, – машет она рукой. – Они думают, я слепая? Накормили Флинта шоколадом с амортенцией, так что мне от него чуть ли не метлой отбиваться пришлось. Прокляли Коллинса во время их тренировки, когда я была ответственной по квиддичу от добровольцев медицинского крыла? Стащили мою кошку и подкинули ее Квинту Деррику? Закляли мою метлу, чтобы вынудить Лайла Беддока меня спасать? А теперь подговорили Забини меня пригласить! Что за мания, пытаться свести меня с каким-нибудь слизеринцем? Я быстро думаю, так быстро, что чувствую, как одна мысль набегает на другую. Это просто поразительно – она все поняла, и в то же время ничегошеньки не поняла! – Э-э-э… – глубокомысленно говорю я. – Межфакультетсткое единство, да, вот. После той драки в первый день, решили, что пора, как бы это сказать, чтобы не стошнило, примирить факультеты и внести покой в магический мир. Все, уже можно идти тошниться. – Но почему я? – искренне не понимает Роуз. Я хочу уже сказать, что тут вопрос в символизме, но понимаю, что тогда-то она точно сложит два и два, что еще символичнее будет выбрать Малфоя, и тогда-то точно все поймет, поэтому я привожу сработавший в случае с Малькольмом Забини аргумент: – А кто же еще? – Этим девочкам совершенно нечем заняться, – качает Роуз головой. – Какая глупость, боже мой. – Ну, они помогли тебе поймать крупную рыбину, – я решаю подкрасить ресницы. – Ты ведь знаешь, что половина всех девчонок хотят тебя убить? Вместе со всей семьей Забини, кстати. Роуз смеется: – О да, мне повезло. Но я думала, у моего папы случится инфаркт, когда он увидел меня с Малькольмом. У меня на языке вертится: «А какой бы шикарный был у него инфаркт, если бы он увидел тебя с Малфоем», но я прикусываю язык. – Так тебе нравится Малькольм? – спрашиваю я. – Малькольм всем нравится, – отвечает она. – Но если ты о том, что готовы ли мы с ним начать сеять межфакультетское единство и вносить покой в магический мир, то нет, тут я пас. Особенно если у его родственников привычка отгонять от него девушек. – Такая привычка есть, – подтверждаю я. – Кстати, будешь пожимать руки Забини – не забудь пересчитать после этого пальцы. – Так ты обычно поступаешь с Малфоем? – фыркает она. – Нет, мы с Малфоем обычно проверяем на месте ли кошельки, после того как обнимемся. Она морщится, явно эта ментальная картина не кажется милой ее честному гриффиндорскому нутру, поправляет прическу и говорит: – Ну что ж, пора назад к веселью. – К веселью? – с сомнением говорю я. – Правда, так здорово, что наши родители приехали? – радостно говорит она и выскакивает из туалета еще до того, как я успеваю состроить гримасу отвращения. Спустя секунду я выхожу за ней, но меня тут же ловит Лайл Беддок. – Малфой просил передать, что ты не хочешь туда ходить, – кивнул он в сторону Зала. – А куда, по мнению Малфоя, я хочу пойти? – с надеждой спрашиваю я. – В нашу гостиную. Малфой добыл огневиски. Да! – Старикашка Забини протащил и передал Малфою, – ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок. – Надеюсь, – говорю я, – у Малфоя найдется противоядие, потому что от прикосновения Забини даже жабий камень станет ядовитым. – Да, сволочь он еще та, – соглашается Лайл. Я вопросительно смотрю на него, и он поясняет. – Он заигрывал с моей сестрой. Этим летом она продавала ему мантии. У меня на языке вертится: «Половина женщин Британии продавали ему мантии», но второй раз за вечер я прикусываю язык.