Confession

      Чуть приглушённый свет небольшого кафе на окраине города, красивый незамысловатый интерьер, и несколько напольных ваз с искусственными цветами. Шкафы с множеством самых разных книг на любой вкус, близ стойки бара. Немного потрепанное временем, но всё ещё красивое, благодаря заботливым рукам, пианино в углу. В этом месте всё пропитано уютом и теплом, словно пришел домой после тяжёлого дня. Здесь находят пристанище «замёрзшие» от одиночества или уставшие, сломленные люди. В столь поздний час почти нет посетителей, лишь девушка одиноко сидела за столиком у окна и задумчиво смотрела, как город разрисовывают своими мрачными красками сумерки. В её руке карандаш, на листах — недописанные ноты к очередной композиции, которая никогда не увидит свет. Слишком откровенно, слишком открыто. Будто стоишь полностью обнаженный перед толпой абсолютно незнакомых людей. Только обнажена при этом собственная душа. Для нее это личное. Нечто хрупкое.       — Если закончите, думаю, из этого выйдет вполне неплохая мелодия. — Прозвучал голос совсем рядом. Дернувшись, девушка повернула голову на звук и устремила недовольный взгляд на парня, так бесцеремонно вторгшегося в нечто столь личное. — Правда, здесь я бы посоветовал вам изменить тональность. Кажется, звучало бы чуть менее, м, как бы сказать… похоронно, что ли. — Продолжал нарушать всякие границы зоны комфорта поздний гость, без зазрения совести ткнув пальцем в чужую нотную тетрадь.       — Вы каждому незнакомому вам человеку даёте свои советы? Так прекрасно разбираетесь в музыке? — раздражённо произнесла девушка, быстро захлопывая тетрадь.       — Не сказал бы, что прекрасно, но, думаю, я довольно неплох в этом, — усмехнулся краем рта незваный гость.       — Много думаете. Знаете, что невежливо так нагло вторгаться в личное пространство человека?       — И где оно заканчивается? Здесь? — Парень отошел на пару небольших шагов, наклонил голову чуть в бок и внимательно наблюдал за девушкой.       На её щеках начал проглядываться лёгкий румянец. Она была смущена из-за того, что совсем чужой человек увидел то, что было скрыто даже от самых близких друзей. К тому же, его поведение сбивало с толку. Позднее время, кафе на окраине, что здесь забыл этот странный парень?       — Вы что, маньяк? — сдавленно произнесла девушка.       — А что, так похож? Я вас пугаю? — В уголках рта, сложенного в гримасу усмешки, откровенно читался грех. — Но не думается ли вам, что будь я маньяком, то уж точно не стал бы говорить об этом? Вы не согласны?       Девушка едва заметно вздрогнула, пытаясь сохранять спокойствие и не паниковать раньше времени. Этот парень — надо признать, весьма красивый парень — пугал. Его лисий взгляд направленный прямо в чужие глаза был уверенным, изучающим. Невысокий рост, пепельные волосы и стройная фигура. Его тонкие пальцы словно специально были созданы для музыки, а манера речи завораживала. Он управлял своим голосом, умело, словно заклинатель змей, что заставляет их подчиниться своей мелодии. На секунду у девушки даже промелькнула мысль включить диктофон. Точёные черты бледного лица, острые скулы. Все это, в целом, создавало запоминающийся образ привлекательного молодого человека, а его глаза говорили о том, что их хозяин прекрасно осведомлен об этом.       Он изучал её.       — Чёрт, — выругалась девушка, понимая, что смотрела на парня дольше, чем того требовалось и не знала, что ответить незнакомцу на его странную речь.       — Я так похож на него? Ходят слухи, что у него есть адские рожки. У меня их вроде не наблюдается. Или вы считаете, что я каким-то образом могу их скрыть? — Продолжал издеваться пепельноволосый.       — Прекратите меня пугать, пожалуйста. Хватит. Это совсем не смешно, — взяв себя в руки, уверенно произнесла девушка.       — А вы боитесь? — Удивление на бледном лице казалось искренним.       — Нет. Вы просто самый обычный человек с большим самомнением, который хочет казаться интереснее, загадочнее, чем он есть на самом деле. Вы настолько одиноки или у вас проблемы с восприятием действительности? В любом случае, вам лучше посетить психолога в ближайшее время. Если это какое-нибудь расстройство, то вы можете стать опасны для окружающих и для себя в том числе. Советую не затягивать с этим. — Слова вылетали из уст молодой особы в попытке пробить брешь в защите незнакомца, но парень слушал её абсолютно спокойно, чуть дрогнув лишь раз, когда та спросила, одинок ли он.       Неторопливо приблизившись, практически вплотную к женскому телу, парень обхватил двумя пальцами её подбородок и приглушенно произнес:       — Ты так думаешь? А сама ты насколько одинока? Сидишь здесь так поздно в попытке дописать мрачную грустную песню, которую, я уверен, ты так никому и не покажешь. Раскрываешь всю себя на нотном стане? Зачем? Если никто так и не узнает, что у тебя на душе. Не услышит ни твои страхи, ни твою боль. Не лучше ли быть услышанной хоть кем-то? — Незаметно разговор повернул в неформальное русло. Чёртов парень. Всего за несколько минут он сумел коснуться краешка её души.       — А до кого хочешь достучаться ты? — почти прошептала девушка, тоже перейдя на «ты».       — Хотя бы до самого себя, — чуть помедлив, произнес он, опуская свою холодную руку и отходя на шаг назад. В его взгляде читалось давнее, ставшее уже одним с ним целым, одиночество.       — Говорят, если сможешь понять боль хоть одного человека, станет проще понять себя самого… — задумчиво проговорила девушка и, медленно поднимаясь с места, словно сомневаясь, стоит ли, подошла к старому пианино. Происходящее казалось чем-то странным, не логичным, но до жути правильным. Этот случайно завязавшийся разговор, проницательность парня и мимолётные откровения двух незнакомцев друг другу. Будто так и должно было быть. — Тогда слушай.       Мелодия разлилась по тихому уютному кафе на окраине города, как мольба. В этих звуках была жизнь. В них была и смерть. Они выворачивали на изнанку, пускали разряды по всему телу, заставляя мурашки блуждать по телу, а сердце учащать свой ритм. Это был крик израненной, измученной души. Боль, грусть, тоска и страхи девушки превращаясь в ноты, распространились по помещению, взывая, наконец, понять её. Затаив дыхание парень стоял, боясь пошевелиться. Он слышал её. Он видел в этой мелодии полностью обнажившуюся перед ним душу девушки. Настолько хрупкая, сломленная, она всё равно оставалась прекрасной. От нежных лёгких аккордов мелодия переливалась в мрачные тяжёлые ноты, несущие в себе все её чувства. Как долго она старалась делать вид, что этот чёртов камень на её сердце совсем ничего не весит? Как долго она носила его в себе?       Это была её исповедь. Это было долгожданное облегчение, как после долго сдерживаемых, но в итоге всё же вырвавшихся наружу слёз. Как глоток прохладной чистой воды после долгого скитания по пустыне. Мелодия траура, смерти.       Больше она не казалась ему незнакомкой. Он мог понять её. Терять кого-то близкого невыносимо больно. Просто словами невозможно было описать каково это, никто не смог бы прочувствовать всю ту боль, что томилась в хрупком девичьем сердце. Её музыка наоборот, пробиралась так глубоко и приносила такую боль, что было не выдержать.       Он смог понять и самого себя. Всё-таки музыка имеет свой особенный способ доносить до людей чувства и эмоции. Он знал это, ещё когда только начинал писать лирику. Грубыми, правдивыми рифмами парень заставлял даже самого чёрствого человека задуматься. Он просто человек. Он тоже умеет чувствовать. И его чувства не ужасны. Он имеет право быть слабым. Имеет право плакать, если больно. И он плачет. Слёзы горячими дорожками бегут по холодным бледным щекам, потому что ему, чёрт возьми, больно. Эта мелодия проникала туда где было закрыто на миллионы замков, касалась, казалось бы, уже застывшего навсегда сердца. Расти в семье, где чувства бесценны — трудно. Потому что они ничего не стоят.       Скрывая свою искренность ото всех, закрывая сердце от посторонних, парень и сам начал становиться обесцененным. Холодным, словно не живым. Но в этой мелодии был целый калейдоскоп эмоций, что будоражили, заставляли задыхаться в них, тонуть и снова всплывать.       Последние ноты одиноко прошлись по кафе и стихли. Девушка продолжала сидеть, не решаясь повернуться к своему единственному слушателю. Он первый, кому она «рассказала» свои чувства. Показала, где болит. Какому-то странному незнакомцу, напугавшему её и вторгшемуся в нечто столь для неё личное.       — Кто? — сдавленно просипел он спустя минуту молчания, незаметно проведя рукой по щекам смахивая остатки слез. Голос его не слушался.       — Мои родители.       — Давно?       — Четыре месяца назад. Они были на яхте. Отмечали годовщину свадьбы, когда она взорвалась. Какая-то неисправность, — девушка говорила медленно. Слова давались с трудом. Впервые за всё это время она с кем-то говорила об этом.       — Соболезную. Искренне. Не могу представить насколько это тяжело. — Парень опустил голову. Его переживания по поводу его чувств, его никудышной жестокой семьи, не шли в сравнение с чужой болью. Его родители живы. Он их ненавидит, но не может представить, что будет с ним, если они вдруг его покинут.       Девушка тем временем немного грустно улыбнулась и без дрожи в голосе произнесла:       — Теперь мне немного легче. Надеюсь, и ты смог разобраться в себе. Спасибо, странный незнакомец. Благодаря тебе, я, наконец, смогла немного отпустить свою печаль.       — Юнги. Моё имя, Мин Юнги.       — Квон Мира. Приятно познакомиться, Юнги. Так ты тоже создаёшь музыку?       — Полагаю, до тебя мне ещё расти и расти, Мира. Зато мне есть к чему стремиться. Я думал, что достиг своего предела, но сейчас у меня будто открылось второе дыхание. Столько идей в голове. — Юнги слегка улыбнулся и неловко почесал затылок. — Я пишу тексты и лирику, может, ты даже слышала пару моих треков. Но то, что пишешь ты, заставило моё сердце совершать кульбиты. — Парень немного нервно рассмеялся и посмотрел прямо в глаза напротив.       — Что ты хочешь этим сказать? — Смутилась Мира.       — Что ты создаёшь нечто невероятное. Твоя мелодия настолько проникновенна, что заставит испытывать эмоции даже камень. — Мин приподнял уголок губ и продолжил уверенно: — Я серьёзно. Тебе не стоит бояться показывать свою музыку. Уверен, люди будут, затаив дыхание, слушать тебя. А ещё я хочу с тобой коллаб, — беззаботно подытожил Юн.       Мира сидела красная, как варёный рак, от чужих слов. Никто раньше не отзывался о её музыке так восторженно и вдохновлённо. Это было очень приятно и в то же время страшно неловко. От этого она нервничала и заламывала пальцы.       Юнги достал из кармана телефон и протянул девушке. — Коллаб? Это шутка? — Брови против воли ползут вверх, а глаза округляются. — Как ты себе это представляешь? И зачем мне твой телефон? — щурится Квон подозрительно. — Я абсолютно серьёзен, — хмурит брови парень. Затем его лицо резко меняется на восторженное. — О, я представляю себе это просто феерически! — Мин развел руки в стороны, и в глазах заплясали бесенята. — Запиши мне свой номер телефона, Квон Мира. Я не частый гость в этом кафе, так что вряд ли бы мы пересеклись так снова. — Значит можно считать, что тебе несказанно повезло. — Улыбнулась девушка, приятно удивленная тем, что парень хочет встретиться с ней ещё раз. — Я тоже здесь случайный гость. — она окинула беглым взглядом кафе, вписывая свой номер.       Вернув телефон в карман, Юнги снова посмотрел на девушку. Красивая. Но больше всего привлекали её глаза. В них читалась искренность, мудрость и лёгкие нотки азарта. О, эта девушка не из робкого десятка, пусть и грустила совсем недавно. Мин уверен, она способна навести шуму, как способна и на спонтанные поступки. Не глупа, и к тому же просто незаконно талантлива. Юнги хочет знать о ней всё. Абсолютно. До самых скучных и мельчайших подробностей её жизни. И хочет сам стать её частью. И во взгляде напротив явно читается полное согласие с его мыслями. Телепатия — не иначе.       И в разрез с его словами о единичном посещении этого маленького кафе, Мин знает, что ещё не раз придет сюда. Надеется, что в компании этой талантливой грустной девушки, по имени Квон Мира.