Действие последнее. По следам прошедшего крокодила. Вечер. Из жизни одного нома
Вечер. Ном пятнадцать. Солнце спустилось за горизонт. Но наступивший вечер не принёс прохладу плавящемуся от жары городу рептилий. В это время Репод Сити напоминал остывающий кузнечный горн. Нависший над городом смог дрожал от нагретой поверхности, подобно воздуху в пустыне. Если находится на окраине города, то есть вероятность увидеть мираж. Многие жители Репод Сити в спокойные времена спешили подальше от города, чтобы вздохнуть полной грудью и окунуться в прохладные озёра, что в изобилии расположились вокруг него. Если удача будет благосклонна, то возможно увидеть мираж. Ходили слухи что они были столь масштабными, что порой казалось что весь город рептилий и есть один большой мираж. Тем кто не имел возможности выехать за город, приходилось искать утешение у берегов реки Ниолингала, что разделяла Репод Сити на две части. Зрелище это было одновременно и удивительным, и слегка отталкивающим. Тысячи пресмыкающихся стремились к воде чтобы окунуться, смыть с тела накопившийся за день пот. Вся эта орда занимала всё свободное пространство вдоль берега, оккупируя на время пристани. И даже ругань местных капитанов судов, что курсировали от берега к берегу, никак не помогала избавиться от вездесущих любителей воды. Подобно бесчисленной мошкаре у пруда они облепили берега реки. Естественно такое огромное количество плескавшихся зверей поднимало всю муть со дна реки, отчего она меняла цвет с зелено-синего на глиняный. Кто-то приходил стирать одежду. Ребятня плескалась вблизи берега. Те кто был постарше в свойственной юности вспыльчивой били хвосты о гранит споря кто первый переплывёт Ниолингалу или кто дольше пробудет под водой. Желание доказать свою силу и ловкость могло сыграть с ними злую штуку. Периодически самцам постарше приходилось спасать настойчивого юнца что наотрез отказывался проигрывать и считал что лучше захлебнёться чем признать своё поражение. Но это всё было «ребячеством», самцы посмелее давно облюбовали высокий обрыв возле порта где добывали песок. Несколько «ступеней»: стенка порта — от неё до воды было не больше шести метров, крыша грузового крана, оттуда лететь приходилось уже двенадцать метров и наконец, для самых отчаянных и смелых, — пик — стрела крана — его высшая точка — двадцать семь метров свободного падения. Как заведено у всех самцов прыжок с этой точки априори поднимал твой статус примерно до высоты стрелы крана. Вся смелость улетучивается когда ты подходишь к краю стрелы и под твоими лапами открывается страшный вид: линия — полоса разделяющая бетонный причал и гладь воды. В голову закрадывается сомнение: «А долечу ли я до воды или разобьюсь о бетонные блоки причала?» Сам ты не видел, но ребята снизу часто рассказывали, что нет-нет да раз в году тут разбивается очередной безумец, что бросил вызов гравитации. Разум и инстинкт самосохранения берёт своё и ты, под унизительный свист знакомых, спускаешься вниз. Обидно. Но лучше познакомиться с ней, чем с бетонным блоком. Это только начало. После унизительного спуска ты встречаешь взгляды самок, что расположились на теплом, похожем на гальке, камне. Ты проходишь мимо, косо смотря как они смеются и перешептываются. А потом какая-то новенькая девчонка приехавшая из самого крайнего нома Репод Сити, что граничит с каменоломнями, забирается на высокий кран — на ту точку где ты дрожал, стоял в нерешительности и без страха прыгает; крутится и вертится в воздухе, входит «щучкой» в гладь реки и вскоре выныривает, смеясь, отвечая на вопросы: «У нас в номе карьеры с водой и повыше будут!» Те кто брезгали или не могли охладиться в мутных водах Ниолингалы находят утешение в небольших ресторанчиках и барах находившиеся глубоко под землёй куда не может проникнуть дневной зной. Тут, в подземных барах и ресторанах можно заказать веселящие прохладительные напитки. Приятный холодок проносится по спине, а ледяной напиток, попадая в глотку, уподобятся воде, что выплеснули на раскалённые камни. Змееморфам с их подземным номом расположенным под всем Репод Сити было куда легче чем тем кто жил на поверхности. Те же кто не смог спрятаться, продолжают страдать от духоты и вечернего зноя. Духота. Подобно маньяку она держит горло города в своих крепких объятьях. Дышать становилось всё труднее и труднее. Раскалённый воздух обжигал носоглотку, проникал в горло, отчего складывалось такое ощущение будто ты выпил огненной воды. Дальше в лёгкие — они горят. Разгорячённое тело пышет жаром. Голова начинает болеть. Виски ноют. Каждое движение бровями вызывает боль из-за скопившегося, застывшего слоями пота на лбу. Единственное что заставляет держаться так это надежда, мечта что рано или поздно жара отступит и придёт долгожданное облегчение. Они уснут на мягких лежаках и кроватях с открытым окном, откуда, шевеля занавески, будет дуть прохладный ночной ветер. Капелька пота скатилась со лба и упала на старый папирус. Казалась она должна была впитаться, но нет. Сохранив форму капля проскользнула вниз и, оказавшись у края, упала на пыльный пол. Глубокий, усталый вдох. Выдох. Сидя на кровати слон почувствовал гнетущее ощущение. Спертый воздух давил на грудь. Затхлость в тесной комнате делала из неё парную. Скопившейся под одеждой пот заставлял прилипать рубашку к телу. Боб пробовал скинуть её, но становилось только хуже. Стекавшие по груди и спине капли нервировали его подобно шуму комара во время сна, что кружится вокруг тебя, не решаясь сесть и ужалить. Пришлось вновь накинуть рубашку. Открытое окно никак не спасало ситуацию. Даже наоборот: с улицы несло жаром, был слышен шум и крики. Всё это мешало вдумчиво читать очередной папирус. Иной раз, не выдержав, Боб хватал со спинки кровати влажную тряпку хоботом и активно махал её возле шеи подобно вентилятору. Так и в этот раз. Пока мокрые лапы слона нежно держали папирус змеевидный хобот подполз к тряпке и принялся за дело. Стало чуточку легче. Когда капелька пота сползла с брови, едва не угодив в глаз, отчего тот непременно бы защипал, Боб перелистнул книгу с папирусами на последний листок. Он, как и предыдущие, начинался с названия книги. «Так говорил Датарис Многозубый» … Так началась война названной «Пылающие Города». Истинные её мотивы скроет время, как исток огромной реки, потерянный в лугах. Его не найти, но он есть, ибо есть полноводная река последствий. Когтистая лапа моя всё ещё может сжать кулак. Старые глаза мои всё ещё видят истину, хоть перед взором стоит пелена. Израненное сердце моё болит, когда вспоминаю что пришлось пережить нашим предкам. Нет в этом мире столько воды, чтобы успокоить их тела. Ум мой ещё способен здраво мыслить. Если весь Мир считает тебя чудовищем не трать сил переубедить его — стань им. Миру нужно чудовище. Единый враг сплачивает и даёт иллюзию смотреть в зеркало любуюсь самообманом — в отражении нет монстра. Нет городов без грязи. Нет городов, что не прятали все те мерзости, что когда-то творили они. Нет городов, что не выпячивали на всеобщее обозрение всё лучшее, что у них есть. Нет городов, что прятали все уродства, что у них имеются. Истина на дне реки. Истина под толстым слоем ила времени. Истину не раскопать не испачкав лапы. У млеков своя истина, что прописана в их папирусах. Истина лжи. Лжи истинной не сыскать правдой истинной. Но коли ты осмелишься читать далее, то прими тогда нашу истину. И ежели найдется в тебе сила и стойкость, коей славились предки твои, ты примешь ее, ибо истина эта другая — отличается от истины лживой млеков. Рептилия жила в озере. Озеро было небольшое, но это был её дом. Тут она родилась, тут она воспитала детей своих и тут она ляжет на дно чтобы стать кормом для тварей неразумных. Однажды к озеру пришли млеки. Рептилия была рада видеть их, ибо приносили они диковины невиданные. Они показывали ей их, а рептилия показывали им свои. Вода текла. Млеков, что приходили к озеру рептилий, становилось больше. Они пили воду её, ели траву её. Их стало больше. Рептилия терпела и молчала. Тогда млеки стали носить кадками воду из её озера. Озеро обмелело. Рептилии это не нравилось. Она говорила млекам чтобы они уходили на луга и горы свои. Млеки смеялись над рептилией. Их было много, а рептилия была одна. Она была слаба и не могла отогнать млеком от озера своего. Тогда млеки, почуяв силу свою, стали тыкать в рептилию палкой острой. Млеки потешались над ней. Млеки обзывали её. Млеки глумились над дочерями и женами рептилии. Млеки уводили детей рептилии. Рептилия плакала и боясь многочисленных млеков. Рептилия ушла к центру озера. Тогда млеки стали кидать в неё камнями и обзывать бранными словами. Они осквернили пляж, где рептилия хранила отцов и дедов своих. Они разори многочисленные гнёзда вдоль озера. Рептилия ушла на дно, ибо не хотела она больше видеть их. Вода текла. Давно млеки не видели рептилию. Стали хозяйничать на пляже, где отдыхала рептилия. Тогда они взяли всю воду из озера, истоптали всю траву, разбили гнезда и нашли рептилию. Рептилия лежала в центре высохшего водоёма. Рептилия была в грязи. Млеки смеялись над ней и обзывали её бранными словами. Рептилию жарило солнце. Млеки смеялись над тем как ей плохо. Они вновь стали тыкать в неё острыми палками. Млеки отобрали у рептилии всё. И тогда рептилия разозлилась. Рептилия отгрызла лапы млекам. Рептилия вышла из грязи и пошла по полям и лесам, по горам и рекам. И там где появлялась рептилия был слышен крик млеков. Рептилия не щадила никого: ни старых ни малых, ни детей млеком что в чреве жён их были, ни старцев немощных, ни сильных ни слабых, ни больных ни здоровых, ни тем кто добр — перевязывал лапы рептилии, не тем кто был злой — оставлял на теле её шрамы. Они отняли у рептилии все, и она хотела отнять у них не меньше. Озеро что они вычерпали она заполнило кровью их. Травой что они вытоптали оно заменило их травой. Пустые гнезда свои она заполнила трупами детей млеков. Пылали города там, где появлялась Рептилия. Рептилия была слепа, глуха и нема на мольбы. Рептилия шла, ибо некуда было ей возвращаться: сухое озеро, иссохшая трава, разбитые гнёзда. Но млеки объединились и победили рептилию. Они терзали её днями и ночами. Они гнали её отрезая по кусочку от тела обратно в сухой водоём. Рептилия плакала и стонала, рычала и скалилась. Млеки победили рептилию. Млеки вернули её обратно в её сухой водоём, к иссохшей траве и разорённым гнёздам. Млеки указали на её место в мире. Млеки победили и сказали всем что победили Зло. Пусть знают все поколения живущих: и их дети, и дети их детей, и дети их детей, что млеки победили Рептилию. Рептилия признала поражение и тогда благородные млеки сохранили ей жизнь. Рептилия осталась у высохшего озера, у иссохшей травы, у разорённых гнёзд. Вода текла. Из капель дождя появилась лужа. Из родника потекла вода. Вода наполнило озеро. Вода дала жизнь траве. Вада приютила гнезда рептилии. Рептилия не умерла. Рептилия выжила. Рептилия была злая на всех мелков. Она скалилась и ревела. Она боялась млеков. Рептилия шептала детям своим чтобы те росли у шли убивать млеком. И дети внимали слова матери. Готовились. Росли и крепли. Вода текла. И пришли млеки к Рептилии ещё раз. Но без камней и острых палок. Они подошли к Рептилии. Рептилия сжалась и боялась их, ибо раны её всё еще кровоточили, а сама она была слаба. Она думала что млеки пришли издеваться над ней и детьми её. Но это были другие млеки. Те млеки стали приносить еду рептилии чтобы она окрепла. Стали излечивать раны её чтобы они не кровоточили чудодейственными средствами. Стали возделывать траву вблизи озера. Их дети играли с её детьми. Рептилия не знала почему они так добры к ней. Разве они не помнят как сжигал она города их, как ела детей их, как убивала отцов их. Рептилия что-то не понимала? Вода текла. И вскоре за добрыми млеками, что заботились о Рептилии, пришли другие млеки. Они сказали чтобы Рептилия отдала добрых млеков им ибо это их собственность. Они угрожали ей острыми палками и огненными камнями. Но Рептилия уже была не так слаба. Её лапы окрепли, её хвост окреп. Рептилия помнила добро, что сделали ей добрые млеки, хоть в сердцах ненавидела всех млеков. Рептилия отказалась отдавать добрых млеков что пришли к ней с добром, злым млекам что пришли отнять свободу у добрых млеков. Рептилия отгрызла голову злым млекам. Рептилия была зла на всех млеков. Но в отличие от млеков у Рептилии было ещё одно свойство недоступное млекам — чувство справедливости. Вода текла. Добрые млеки попрощались с рептилией. Рептилия плакала. Добрые млеки ушли. Вода текла. Раны кровоточат и вскоре рептилия забыла о добрых млеках что помогли ей. Рептилия вновь готовилась к войне, помня как млеки черпали из её озера воду, как топтали её траву, как разоряли её гнёзда. Рептилия злилась. Но Рептилия стала умнее — она затаилась, она готовится к атаке. Млекам режет глаза правда. Она так им неприятна, что они выдумали сами свою правду, да так в неё уверовали, что стали считать её за истину, а нашу — за ложь. Не приходи млек на озеро мое, ибо нет там воды, не приходи к траве моей, ибо иссохла она, на трогай гнезда мои, ибо нет там детей моих. Да, Рептилия начала войну «Пылающие Города», но именно Млек развязала её. Где зло, а где добро понять нам не дано. Оно: и зло, и добро как капли с неба дождя смешались в одном озере. В озере, где живёт рептилия и куда приходит на водопой млек.Так говорил я — Датарис Многозубый — последний император Репод Сити.»
Прочитав последние строки Боб закрыл книгу с папирусами. Когда он углубился в свои мысли жара отступила, терзавшая его тело духота спала. Сидя на матрасе, мокром от пота, он уже не замечал как оно раздражает его. Даже пот, катившийся по его телу, не отвлекал, как и промокшая насквозь рубашка. Казалось будто слон провалился глубоко в себя, подобно пациенту психологической лечебницы, которому совсем недавно сделали лоботомию. Абсолютная отрешенность от всего происходящего. Любой, кто сейчас поглядел бы на Боба поверил в то что упади на планету метеорит и уничтожь он всё живое, это не как не повлияло на размышлениям млекопитающего. Медленно моргнув в очередной раз Миандрий заставил скопившийся на его бровях пот ручьями хлынуть вниз. Скатываясь вдоль висков, ниже по скуле пот горным ручейком, подобно слезам стал стекать с его щёк падая вниз. Глубокий вздох. Он был весь и каждый: вздох усталого путника после пройденного пути, вздох старого вояки что прошёл сотни войн и под конец жизни просто жаждал покоя, вздох юного парня что впервые вкусил любовь, вздох учёного разочаровавшегося в своём эксперименте, вздох старца что хочет объяснить молодняку простые истины, а те лишь потешаются над ним, вздох мореплавателя что глядит на ночное небо под звук колышущихся парусов… Эти и ещё тысячи подобных вздохов прозвучали сейчас в душной маленькой комнате. Такого вздоха ещё не слышал мир, потому что не знал как вздыхает зверь… проживший тысячи лет. Миандрий закрыл глаза, а открыл их уже Боб. — Пора Боб. — Устало приказ он сам себе, как будто пытаясь заставить себя встать с кровати. Поморщившись, слон обхватил хоботом книгу, слегка подался вперёд и положил её наверх огромного стены из книг, что расположилась прямо напротив него. Встав с кровати он сбросил себя прилипшую рубашку и поглядел на постиранный обыденный костюм что совсем недавно принесла ему одна из служанок отеля «Гокудо». То что он был сухой уже порадовало слона. «Впрочем, это ненадолго» — подметил Боб. Толстое, по размеру похожее на парашют полотенце падет на плечо Боба и он неспешным шагом направляется к двери. Лучше принять душ, прежде чем переодеться и отправиться обратно на шумную площадь, где, и он в этом не сомневался, его ждал увлекательный вечер. Отворив дверь, слон скрылся за ней. Площадь вблизи отеля «Гокудо». Обыденный наполненный непрекращающимся шумом и гамом торговый день прошёл, но от этого на площади не стало спокойно, а наоборот — стало шумнее. Только теперь вместо громких криков и лозунгов что прославляли товары продавцов, которые обильно смешивались с не менее громкими спорами о его цене, были слышны совсем другие разговоры. Не нужно было быть Специалистом Фундаментального Построения чтобы понять что в массе своей все они были посвящены вечернему бою местного чемпиона по хвостоборью Горидольда и чемпиона из соседнего нома имя которого было неизвестно, зато слухи о его силе будоражили фантазии всех рептилий. — Говорят он настоящий гигант. — Восклицали одни. — Я слышал, что он спит по четыре часа в сутки, а остальное время тренируется. Убойный мужик. — Говорил вторые. — Его удар сравним с ударом паровоза! — Восхищались третьи. Слушая их, другие опускали головы и качали ими. — Да, — грустно шептались они, — если это правда, то куда нашему Горидольду до него. Нужно ставить против. — Верно-верно говоришь. — Поддакивали им знакомые. Из всех них никто не замечал что жена Горидольда — Зайри — повариха в отеле «Гокудо» стояла рядом. Скрепя зубами она вновь испытывала то противное чувство — страх за мужа. Впрочем, оно было ей очень сильно знакомо. Настолько что почти стало частью её жизни. О! Сколько раз она слышала подобные речи?! Почти перед каждым боем мужа. «У страха короткий хвост, зато длинный язык»: гласила старая поговорка в Репод Сити. Горидольд не был из хвастливых. Даже наоборот, был довольно скромным. Под обычной неприметной одеждой никто не видел в нём чемпиона по хвостоборью. А в семейной жизни он порой получал нагоняй от Зайры. Безмерно любил дочь. Характером — покладист. Но всё менялось, когда он выходил на ринг. Горидольд был один из тех, кто презирал длинные речи. А решать проблемы в драке любил ударом хвоста. Обычно для этого ему хватало одного удара. Несмотря на это Зайри было неприятно слушать, что её знакомые и соседи шептались о его проигрыше. Для неё это было сравни с предательством. И вот, когда чашу терпения переполнил гнев она специально пройдя перед шептавшимися остановилась возле них и холодно, слегка стервозно-вызывающе, произнесла: «Если хотите проиграть, то ставьте против моего мужа». Высказав всё что хотела, она с приподнятой головой двинулась дальше, зная как на неё смотрят глаза тех к кому она обращалась. Этого вечера, без всякого сомнения, ждали все жители небольшого райончика. Даже в таком, казалось безопасном месте, зверям нужно было расслабиться. Бесконечная торговля, страх, что зарывался в их души и сердца когда опускалась солнце и наступала ночь — запирались ворота и дрожавшие жители райончика расходились по домам провожая на смену своих отцов, мужей и братьев на пост; все они боялись, что эта ночь будет последней, и бесконечные орды бандитов всё же прорвут оборону и ворвутся в их дома — все эти страхи постепенно накапливались, медленно, но верно скручивая нервы, как пруток арматуры, в пружину, что в любой момент могла выстрелить. Дрирэйк знал это, оттого устраивал подобные вечера раз в месяц. Не только для «своих подданных», но и для себя… в основном для себя. Глава борёкудана останется членом борёкудана даже если этот мир погрузится в Ад. Он ждал этого вечера, пожалуй, больше остальных. Именно в такие моменты он мог вновь почувствовать себя частью преступного мира. Обычно в вечер боя к нему в райончик заглядывали «бывшие коллеги по цеху». Что означало массу разговоров на важные темы, а с ними приходило чувство важности, величия. В этот момент его сознание обманывало его, и он с радостью поддавался обману: он снова важный зверь решающие крутые вопросы, а не загнанный в коробку геккон, которого со всех сторон окружили злобные монстры. Центр площади-рынка освободили, как и большую его часть. Работа велась общими усилиями, всех жителей райончика. Велась быстро и довольно бодро, так как все были воодушевлены предстоящим праздником. Подобные работы можно было сравнить с муравейником: кто-то что-то, кто-то встречался с кем-то и недолго беседуя, отправлялся по делам. В центре площади быстро возвели ринг. Ничего сложного. Благо это была не первое подобное мероприятие. Невысокий помост из досок, на который натянули серую ткань. Для того чтобы бойцы ненароком не упали с ринга по его краям натянули обычный конопляный канат закрепив его на четырёх столбах в углах четырехугольного ринга. Доски для помоста хранились в ресторанчике отеля «Гокудо». Оттуда их быстро вытащили и принесли в центр площади, где местные торговцы уже успели разобрать свои палатки и растащить товар по домам. Система была отлажена, и работал без сбоев. Наблюдая за этим с крыльца своего отеля, Дрирэйк не мог не удивляться настолько быстро и ловко у них это получалось. Вся работа была смачно сдобрена весельем. Тут были и шутки и подколы, и истории, которые жители райончика рассказывали своим соседям уже сотни раз. Но теперь они никого не бесили, а казалось наоборот слышавшие сотни раз истории слушатели были рады в очередной раз услышать их. После установки помоста жители райончика освободили место возле него. Одна сторона ринга, первые пять метров от его края, принадлежал уважаемым членам райончика и его, не менее уважаемым, гостям. Там же находился медицинский пост, на случай если кому-нибудь из бойцов потребуется первая помощь. Полноценным медицинским постом назвать его не поворачивался язык. Местному доктору райончика просто выдали стул, куда он сел, положив на колени чемоданчик со всевозможными лекарствами. Тут же была расположена «букмекерская контора» — стол, где обычно восседала правая лапа Дрирэйка — Ман. Тут принимали ставки на бой. В помощь Ману обычно сажали Естока и еще двух громил из банды Дрирэйка. Остальные три стороны ринга были отданы зрителям. Как правило, уже на стадии подготовки к бою и началу возведения ринга всех посетителей-покупателей райончика просили быстро удалиться из него. Исключения делались лишь тем, кто мог предоставить место проживания нома, чей боец будет сегодня учувствовать на ринге. К этому времени в райончик рекой стекались жители соседнего нома — именно их чемпион будет выступать сегодня вечером. Вход был бесплатным, но правила ужесточались — никакого оружия, даже ножей. Каждому «приезжему» выдавалась повязка на верхнюю лапу которую он не имел право снимать ни при каких обстоятельствах. Наказание за это было довольно суровым. Так как веселье могло затянуться до поздней ночи всем гостям предлагалось оставаться на ночлег в райончике. Размещали их в заброшенных зданиях. После этого их запирали и ставили охрану. Выходить на улицу в комендантский час запрещалось. Несмотря на большое количество желающих посмотреть на бой своего чемпиона всех желающих, по понятным, причинам райончик впустить не мог. Охрана у ворот считало каждого зашедшего. Обычно на праздник по хвостоборью приходило от 300 до 400 гостей. После достижение этой цифры ворота запирались и открывались уже утром. Впрочем, из-за военного положения, что объявили генерал Тайл, да из-за ситуации в городе в целом, 300 гостей уже считалось аншлагом. Гости имели право делать ставки, покупать еду и напитки, играть в азартные игры и вообще веселится. Драки, коих было не избежать, являлись лёгким проступком и обычно за них не наказывали. Сцепившихся в пылу спора: чей боец сильнее, разводили по сторонам делали выговоры и предлагали выйти на ринг и там уже доказать оппоненту свою правоту. В более серьёзном случае охрана райончика имела право выкинуть дебошира за ворота. Оказаться на мрачных улочках незнакомого нома в окружении орд банд и патрулей солдат генерала Тайла действовало очень отрезвляюще. Отчего серьёзные происшествия происходили крайне редко. В свою очередь Дрирэйк гарантировал каждому гостю ночлег и безопасную ночь. А заодно честную выплату ставок в случаи победы. Подобные мероприятия были довольно рискованным делом. К ним Дрирэйк готовился заранее. С местными солдатиками генерала Тайла можно было договориться, но вот с бандитами… Шум веселившихся за стенами зверей действовало на них как красная тряпка на быка. Приходилось нанимать дополнительную охрану. Брать её приходилось из разных мест. Единственно условие, помимо оплаты, это слово жителя райончика что данный наёмник надёжный, а не засланный шпион. Иногда нанимали всё тех же солдат генерала Тайла. Иногда обращались к маленьким кланам занимавшимся военным ремеслом и специализирующихся на защите и охране, таким как «Клан Нехбет». Правда в последнее время он куда-то пропал. Иногда, как в этот вечер, свою помощь по охране предлагал другой глава борёкудана. Вокруг площади, в центре которого стоял ринг, что был окружен толпой зевак, как правило располагалось множество палаток. Толпа хотела зрелищ — они вот-вот произойдут на ринге, и еды — последнее в изобилии можно купить у местных поваров. Если для остальных торговцев райончика день хвотсоборья была ночь праздника и веселья, то для мастеров казанов, поварёшек и сковородок это был самый настоящий аврал. Приходилось работать на износ. Но жалеть их никто и не думал — огромная выручка от продажи еды сглаживала все трудности. Среди пара от готовящейся еды то и дело мелькали лапы голодных зверей, что протягивали суетившемуся повару деньги, требуя кусочек повкуснее. Сотни зверей окружали десятки палаток с едой. Их манил запах жаренной рыбы с рисом, выпечка и естественно горячительные напитки. Для хозяина единственного бара в райончике это был самый важный день в месяце. И готовился он к нему так же тщательно, как и Дрирэйк. За месяц до начала боя по хвостобороью он настаивал в больших кадках пиво, изготовленное из пальм и фиников, закупал вино для более взыскательных клиентов, готовил соке для тех кто хотел что-то погорячее. «Алкоголя должно быть с избытком!»: каждый раз нервно повторял он подгоняя работников. Золотое правило любого владельца бара. Так как его отсутствие очень сильно влияло на моральное состояние клиента который хотел продолжить веселье. А когда таких разгоряченных клиентов полный бар, то можно было проститься и с первым, и с жизнью. Заработок в эту ночь мог превышать месячный заработок бара. Последние лучи заходящего солнца падали на площадь наводнённую всевозможными животными. Гости из соседнего нома продолжали прибывать. Смешиваясь с местными они приветствовали их, спорили, смеялись и обменивались новостями. Постепенно площадь начала заполняться зверями, как аквариум водой. За всем этим с крыльца отеля «Гокуда», дымя сигарой, с улыбкой на морде наблюдал Дрирэйк. Он скрестил лапы на груди положив их на толстый живот. Сквозь дым он выцеплял из толпы знакомые морды. Вот огромная группа зверей. Все очень похожи друг на друга: держатся в месте, ведут себя довольно нагло и вызывающе. Семейство кузнецов райончика. Пришли все: от мало до велика. Обычно это семейство приходит к празднику хвостоборья одними из первых, чтобы занять мест поближе к рингу. Одними же из первых они просятся на ринг чтобы в очередной раз от души помахать хвостами. Дрирэйк усмехнулся заметив как Зайра в очередной раз сильно поругалась с двумя коллегами-поварихами почти у самого ринга. Переведя взгляд в сторону старый гребнистый крокодил заметил ещё трёх своих работниц — Лит, Минда и Пакста — горничные. Все три самки несли в лапах корзины с цветами: белые, синие и красные. Раздавали они их всем девушкам бесплатно. Именно один из этих цветов должна подарить девушка после боя самцу который бился на ринге. Белый цветок — цвет победителя. Он означал что сражавшийся самец понравился самке и та благосклонна к нему. Синий отдавали тому кто проиграл достойно. Утешительный подарок. Красный цветок вручали тому кто по мнению девушки являлся проигравшим. Получить такой цветок считалось вторым поражением. Особых критерий не было, разве что один — один цветок — один боец. Дарить бесконечное количество цветков одному самцу считалось дурным тоном. Что касается выбора. То все решала девушка. Так что даже избитому в кровь крокодилу могло повезти и какая-то самка, что испытывает к нему нежные чувства, могла подарить бедолаге белый цветок. Отказаться от цветка было так же неприлично. Лит, Минда и Пакста считали своим долгом поддерживать традиции Репод Сити. По этой причине каждый раз набирали цветов трех цветов и несли их на бой по хвостоборью. Вдруг какая-то самка забудет набрать их! А вот как раз одна из них. Дрирэйк усмехнулся, видя как к трём горничным подбежала молодая девушка. Башника о чём-то поговорила с ними и, взяв несколько цветков разного цвета, растворилась в толпе зверей, что становилось всё больше и больше. И вот уже сам Дрирэйк не мог уловить в ней знакомые морды: то ли зрение стало его подводить, то ли сумерки что незаметно опустились на площадь, то ли мельтешение огромной массы животных что было настолько хаотичным что от этого кружилась голова. Всё смешалось подобно кишащему муравейнику. Моргнув пару раз он махнул головой чтобы снять пелену мерцающих перед глазами морд. Помогло. Он вновь чувствует это бодрящее сладкое чувство — гордость. Это он всё построил. Это он организовал защиту животным от бандитов. Это он тут самый старший, самый главный. Он — глава борёкудана! Да, в душе старого крокодила кроилось пятнышко обиды. Считать себя вновь главным в номе, а по сути сидеть взаперти на небольшом «островке» отгородившись от всего нома стеной как минимум высокомерно. Но ничего, ничего. Дрирэйк сдвинул брови. Его взгляд стал враждебным. «Это только начало. Не пройдёт и года, как я верну обратно весь ном. Перебью всех ниоткуда появившихся бандитов и всё потечёт по старому руслу»: теплилась мечта в его голове, которую он постоянно поддерживал. Сквозь рокот, что доносилось с площади, Дрирэйк не услышал как за его спиной открылась дверь и из неё вышла его жена. Медленно подойдя к мужу Миакела поравнялась с ним. Её взор так же прошёлся по «муравейнику» и вскоре поднялся вверх — Миакела поглядела на мужа. По всей видимости последний не заметил её присутствие; он задумался смотря вперёд на толпу животных, да и размеры Миакелы, макушка которой едва доставала толстому гребнистому крокодилу до груди, не предполагала того что он её заметит. — У нас проблемы Дрирэйк. — Решив привлечь его внимание довольно громко сказала она. Дрирэйк не вздрогнул, но Миакела почувствовала как он «очнулся» от размышлений. Повернув голову влево и опустив ее, поглядев на жену. — Чё за проблема? — Ходить вокруг да около он не любил. Немолодая самка крокодила вздохнула и продолжила в весьма серьёзной, немного строгой манере: — Проблемы с твоим сыном. — Уточнила она с долей пассивной агрессии. — И что с ним? — Не обращая внимание на тон своей супруги лаконично поинтересовался дальше гребнистый крокодил. — Ко мне пришли родители Собекхотепа и его брата Бакенхонса… — начала она, но Дрирэйк перебил её. — Апинотисы? — Да, Апинотисы. — Подтвердила Миакела. — И чё им нужно? — Продолжая осматривать бесконечный поток зверей подобно инженеру, что любуется созданным им механизмом, отрешённо спросил Дрирэйк. — Собекхотепа и его брата Бакенхонса сегодня подрались у озера с Нарием. — Продолжила Миакела. В ответ на это Дрирэйк фыркнул: — И чё? Это же мальчишки, драка дело обычное… Не дав закончить мужу, Миакела резко вставила слово: — Нарий достал нож и угрожал им Дрирэйк. После этого всё веселье с морды бывшего главы борёкудана исчезло. Оторвав взгляд от площади, он немного взволнованно поглядел на жену. — Не будь ты главой борёкудана вопросов бы не было. Но ты глава борёкудана и ты должен был объяснить своему сыну что значит обнажить лезвие. — Я объяснил. — Недовольно огрызнулся Дрирэйк. — Объясни это Апинотисам. Они в слезах пришли ко мне и слёзно умоляли не мстить им… — Чё за чушь, — вспылил глава борёкудана, — зачем мне им мстить? Ну подрались мальчишки… Злобный голос Миакелы остановил мужа: — Нарий обнажил лезвие. Жёстко уточнила она. Дрирэйк замолчал. Опустив взгляд он понимал что это означает в кругах борёкудана. Вынув из пасти сигару он начал с голосом военачальника что отдаёт приказы: — Извинись перед Апинотисам. Скажи что это недоразумение и мы не точим на них зуб. — Сам им скажи. Я больше двух часов успокаивала их. Бедолаги уже собирались уезжать. — Ответила Миакела. Дрирэйк недовольно поморщился. Ещё не хватало извиняться перед ними! Промелькнула мысль на его морде. — Где Нарий! — Взведённо вспылил он. Миакела развернулась к входной двери в отель и громко прокричала: «Нарий!» Дверь медленно открылась и из щели появилась морда молодого парня. Виновато опустив взгляд, Нарий явно не желал выходить. — Что встал?! — Строго прикрикнула мать Нария. — Смелости не хватает? Будь Стоиком. Имей смелость отвечать за содеянное. После этих слов юный крокодил вышел из-за двери. Всё так же виновато, с опущенной головой он подошел к родителям, что уже успели развернуться в его сторону. — Это правда? — Сурово спросил Дрирэйк. Он уточнил. — Ты обнажил лезвие? Несколько секунд стояла тишина. Лишь шум огромного количества зверей за спинами Дрирэйка и Миакелы. Стиснув зубы Нарий сделал низкий поклон, согнувшись буквой «Г». — Да отец, это истинная правда. Но я лишь хотел припугнуть Собекхотепа и его брата… Нарий хотел продолжить, но его оправдания никто не услышал. — Когда я подарил тебе нож, то ясно дал понять, — намного сердитее произнёс Дрирэйк, — для того чтобы припугнуть достаточно слов, чтобы пустить кровь достаточно кулаков, а обнажив лезвие ты обязуешься убить. Забыл?! — Нет сэр. — Мгновенно ответил юный крокодил. — Ты сын главы борёкудана, а не работяги с рыбного завода! — Рявкнул Дрирэйк. — Это совсем другой статус. Каждое твое слово, каждое твоё действие должно быть обоснованно кодексом борёкудана. Потому что оно напрямую влияет на меня и на всех членов борёкудана. И в данном случае ты очень сильно облажался. Толстый крокодил сдвинул брови, гневно смотря на сына. Продолжил: — По кодексу ты должен сейчас пойти убить Собекхотепа и его брата Бакенхонса, — жестоко продолжал Дрирэйк, — если ты этого не сделаешь, то опозоришь всех членов борёкудана и меня в частности. — Прости отец, — вскрикнул Нарий, — у мнения и в мыслях не было подобного. Я просто сильно разозлился. — Нарий выпрямился и на эмоциях, жестикулируя лапами стал объяснять. — Пока я носил воду Собекхотепа и его брат стали издеваться над Астикой! Они обливали её водой. Мам, — Нарий поглядел на мать, — пап, — он бросил взгляд на отца, — вы же знаете как Астика относится к воде! Доктор Титранит Бит сказал что у неё что-то в голове, и воду она воспринимает как лаву. Я… Я не знаю как это исправить… я просто видел как она плакали и думала что её обдают кипятком! Если мой поступок не достоин, то их достойный? Обижать слабую девочку это достойный поступок для самца? Сдвинув брови, Нарий разъярённо поглядел на родителей. — Значит это всё из-за Астики, да? — Прошипев словно змееморф, подвела итог Миакела. Нарий отвёл в сторону взгляд не желая отвечать. Его мать продолжил, обращаясь к Дрирэйку: «Я тебе говорила Дриржйе что эта сука плохо влияет на нашего сына. За то время что она появилась в нашем отеле, Нарий подрался со всеми из района». — Оххх. — Выдал Дрирэйк так как это делают все самцы когда им начинают «капать на мозги» самки. — Не начинай Миакела. Проведя лапами по морде устало произнёс толстый гребнистый крокодил. — А что не начинать Дрирэйк? — Ещё больше сверлила Миакела. — Это же очевидно. — Она сдвинула брови и жестче продолжила. — С меня хватит Дрирэйк. Эта соплячка нам не семья: она не моя дочь, она не твоя дочь, она не сестра Нарию. Избавься от неё. Последние слова Дрирэйк и Нарий услышали так словно не стояли у шумной площади, а были где-то в тихом лесу. Оба поглядели на разъяренную самку крокодила. Миакела продолжала всё так же озлобленно: — Мы сделали достаточно для неё. Теперь она свободна. Отвези её и сдай в какой-нибудь детский приют. Протерев пот с морды Дрирэйк взмахнул головой словно пытаясь понять, не ослышался ли он? — Приют? О чём ты Миакела? Какой приют?.. — Любой, мне плевать. — Да ты за ворота выгляни. Отдать её в приют это всё равно что утопить её. На улицах она и дня не протянет. — Это её проблемы. — Холодно ответила самка крокодила. — Ты же всегда хотела дочь. Так вот возможность… — Дрирэйк старался говорить мягко. — Я хотела родную дочь Дрирэйк. И если бы тебе в своё время не отбили бы яйца битой, ты бы подарил мне её. Миакела оскалилась. Смотря на пышущею ядом жену Дрирэйк убрал всё эмоции с морды. Он стал говорить спокойно, но в его голосе была непоколебимая уверенность: «Астика, часть нашей семьи Миакела, а своих мы не бросаем. Точка». Мрачно поставил «точку» глава борёкудана. Миакела молчала. Вскоре гневные черты с её морды исчезли, что вовсе не означало что она изменилась в настроении, наоборот, этого состояния Дрирэйк как раз и пытался избежать. — Я поняла тебя Дрирэйк, — покорно-стервозно начала она, — Астика — часть семьи. Но и я часть семьи Дрирэйк. И не заставляй меня ставить перед тобой выбор. Резко развернувшись она быстро спустилась с лестнице и под крик мужа: «Миакела ты куда?!» растворилась в шумной толпе зверей. Когда Миакела ушла Дрирэйек сквозь зубы прошипел: «Твою мать». Он вновь развернулся к сыну. Поклон. Низко поклонившись, Нарий сказал: «Отец прости меня…» — Поднимись. — Без эмоционально, так словно это был не его сын приказал Дрирэйк. Нарий исполнил приказ. Удар! Огромная лапа Дрирэйка резко двинулась и открытая ладонь с огромной силой врезалась в затылок Нария. Треск в ушных раковинах. Шум толкучки мгновенно притих. Юный крокодил почувствовал как затрещял его череп. В глазах помутнело, а в желудке появилось такое ощущение будто он не ел уже месяц. От удар он отлетел в сторону и несомненно бы рухнул со ступенек если бы не огромная лапа его отца что успела схватить его за рубашку. Схватив сына, что уже вяло опустил голову после удара, Дрирэйк приподнял его и без жалости отбросил от себя. Полёт в сторону главного входа отеля. Падение. Кубарем прокатившись по деревянному настилу, не замечая как колени и локти разбиваются в кровь, Нарий грохнулся возле двери. Упав, Нарий не почувствовал боли. В глазах всё вертелось и кружилось. В горле стоял странный вкус: смесь из желудочного сока и крови. Еще немного и он потеряет сознание. Стараясь избежать этого юный крокодил приподнялся, опираясь на передние лапы. В голове всё ещё стоял звон, к которому позже присоединилась сильная головная боль. Он с трудом поднял голову. Через дрожащую пелену он видел как огромный силуэт отца медленно стал приближаться к нему. Вскоре он заслонил собой всё вокруг: и площадь, и дома что стояли рядом, и даже небо. Гул. Как бы Нарий не старался он не мог избавиться от него. Зрение постепенно стало восстановилось, но передние лапы на которые он опирался не слушались его, дрожали, с трудом выдерживая вес его тела. — Пла… и… чешь…? — Сквозь гудение в голове послышались слова родного отца. Мозг мгновенно собрал недостающие элементы воедино: «Плачешь?» Запинаясь, Нарий ответил: «В глаз попало». Взгляд юного крокодила уловил, как между его когтистых лап упало несколько капель с его глаз. Дрирэйк молча стоял возле Нария в ожидании когда тот придёт в себя. Для этого потребовалось куда меньше времени чем он рассчитывал. Наконец Нарий зашевелился. Он попытался встать, но безуспешно. Его тело всё ещё не слушалось его. Отчего он бросил эту попытку и просто уселся на пятую точку. Поняв что сын пришёл в себя Дрирэйк скалясь от боли в коленях присел на корточки рядом с Нарием. — Подними голову. — Всё так же властно приказал отец. Пытаясь незаметно вытереть слёзы с глаз, Нарий выполнил приказ. — Это тебе за то что опозорил честь борёкудана и без основания обнажил лезвие. — Уже спокойнее объяснил Дрирэйк. Его острый взгляд уставился на сына в ожидании ответа. — Да папа. — Поглядев на отца ответил Нарий. С морды Дрирэйка пропала злость и строгость. Он продолжил, но голос его изменился кардинально. Он говорил уважительно и даже ласково-почтительно: — А это, — Дрирэйк протянул лапу в сторону сына, — за то, что заступился за Астику. Нарий уже окончательно пришёл в себя, но всё ещё не мог поверить в то что происходит. Перед ним была огромная лапа отца, что секундами назад едва не отправила его в нокдаун. Пройдясь по ней взглядом Нарий остановился на морде отца. Дрирэйк едва заметно улыбнулся. — Ты поступил правильно, хоть и неосмотрительно. Но я горжусь тобой сын. — Произнёс старый гребнистый крокодил. Боль, обида, горечь — всё что терзало душе юного крокодила внезапно растворилась. С благоговением поглядев на отца, Нарий улыбнулся. За всю его жизнь Нарий слышал подобные слова от него лишь однажды. Подняв лапу юный крокодил ухватился её за два больших пальца отца, так как просто физически не мог обхватить его ладонь полностью. Рывок и Нарий, хоть всё ещё покачиваясь, вновь очутился на нижних лапах. Но теперь он не боялся упасть. Лапа отца обхватила его плечо и прижала к коленке. — Так было нужно сын. — Словно извиняясь, произнёс Дрирэйк. Прижимая к нижней лапе сына Дрирэйк и Нарий смотрели на площадь кишащею животными. Шум, гул, крики, всеобщий хаос огромной массы зверей перед их глазами. — Пап. — Сказал Нарий не сводя глаз с площади. — Да. — Я не хочу, чтобы Астика уходила. — И я не хочу. — Почему мама её не любит? Глубокий вздох. До Нария доносится запах табака. — Я всё улажу Нарий. Я как всегда, всё улажу. — Решив сменить грустную тему, Дрирэйк весло продолжил, слегка поглаживая плечо сына. — Кстати, где сейчас Астика? — На заднем дворе, готовит цветки для хвостоборья. — Приглядишь за ней в этот вечер? — Да. — Ну и хорошо. Я пойду к матери и попробую как-то её разубедить. — Думаешь получиться? — Мы Стоики сын. Мы всегда плывем против течения, по самым ухабистым рекам. А если писаем, то только против ветра. Смех. На морде отца и сына появилась улыбка. — Последнее — тупая аналогия. — Посмеиваясь, ответил Нарий. Снова смех. Когда Дрирэйк отпустил сына тот тут же, поклонившись, скрылся за дверью отеля «Гокуда». Глава борёкудана вновь подошёл к краю крыльца, и вновь попытался проникнуться чувством своего величия, оглядывая массу зверей. Не получалось. — Шиошим, — выругался он, — всё настроение испортили. Скрип двери, где-то за ней раздался голос Нария: «Добрый вечер сэр». Дверь закрылась и Дрирэйк почувствовал как доски за его спиной стали скрипеть как старый фрегат на волнах. Такое с ними мог проделать только один постоялец в его отеле, отчего, зная кто вышел на крыльцо, Дрирэйк, «заглотнув» едкого дыма в лёгкие, развернулся и весело, громко поприветствовал слона: «Мистер Бобов, вы всё же решили удостоить нас своим вниманием!» Он не ошибся. В паре метров от него стоял огромный слон, доски под весом которого изгибались. — Здравствуйте. — Вежливо поздоровался Боб и двинулся к гребнистому крокодилу. — А я вас как раз жду. — Продолжал Дрирэйк. — Правда? Слон встал рядом оглядывая кишащею зверями площадь. — Видите сколько народу собралось. — Не без гордости проведя лапой по местности, произнёс Дрирэйк. — Да, — Боб кивнул, — много. — Настоящий аншлаг. — Уточнил гребнистый крокодил. Вынув из пасти сигару, он задрал голову и поглядел на слона. — Вы азартный зверь Боб? Спросил он. — А что? — На кого поставите? — Э-э-э, — послышался растерянный ответ. Боб продолжил, объясняя, — я ещё не видел противника Горидольда. Засунув в пасть сигару, Дрирэйк весело рассмеялся. — А чё на него смотреть Боб! — А вы бы на кого поставили? — Поинтересовался слон. В ответ Дрирэйк ехидно улыбнулся. — Всегда ставь на своих Боб. — Спускаясь вниз по ступенькам отчего, становясь ниже слона всё больше и больше, Дрирэйк продолжал. — Не важно проиграет он или выиграет. — Обернувшись и поглядев на слона Дрирэйк подвёл итог. — Примкнёшь к врагам, потеряешь весь авторитет в глазах друзей, а в глазах врага ты будешь не больше чем перебежчик. Закончив делится мудростью Дрирэйк взмахнул головой и из толпы, как по взмаху волшебной палочки, выбежал один крокодил. — Халатон, — обращаясь к подбежавшему члену борёкудана Дрирэйк приказал, — проводи мистера Боба в первые ряды. — В этом нет необходимости. — Тут же влез слон. Обернувшись старый гребнистый крокодил ответил: — Мистер Боб, вы постоялец моего отеля и заслуживаете лучшего места. Вы ведь хотели поглядеть на бой по хвостоборью? Боб не стал спорить, да и тон с которым произнёс свои слова Дрирэйк не предполагал такого. — Как прикажете босс. — Сделав поклон отозвался Халатон. Он быстро поднялся по ступенькам вверх и остановился возле слона. — Прошу следовать за мной сэр. — Вежливо попросил он. Двинувшись дальше вдоль отеля Дрирэйк дополнил приказ: «Халатон, дай сделать нашему гостью ставки». — Как прикажите босс. Дрирэйк дымил сигарой, важно шагая по улице в направление ворот. На его пути, смиренно уступая дорогу и делая поклон, двигалось бесконечная толпа зверей — приезжие гости из соседнего нома. Случившееся минутами ранее разговор с Миакелой забылся и все проблемы стали таять. Засунув лапы в карман пиджака он вновь стал испытывать то сладостное чувство: важности, гордости. Он снова глава борёкудана нома. Наслаждаясь им он не заметил как очутился возле самых ворот. — Сколько? — Подойдя к одному из охранников у ворот спросил Дрирэйк. — Пока гросс 5 до семь (167). — Ответил он, попутно осматривая очередного вошедшего. Дрирэйк положительно кивнул. Стоявших у ворот рептилий обдал луч света. Он привлёк внимание старого гребнистого крокодила. Двинувшись вперёд Дрирэйк вышел за ворота и остановился за толпой зверей, что желали попасть в районочик на бой по хвостобороью. Свет «плавая» по дороге, задевая спины столпившихся животных, изредка ударяя в глаза главе борёкудана, отчего последний не довольно поморщился, исходил от двух автомашин. Вывернув из-за угла они через некоторое время остановились возле Дрирэйка, подняв небольшой столб пыли. Первой из двух машин был широки — в ширину больше чем в длину джип. За ним припарковался фургон. Довольно большой как заметил Дрирэйк. Даже Боб мог легко в нём уместиться. Долго ждать не пришлось. Как только джип замер из его салона вылетело несколько пару крепких гребнистых крокодилов. Один из них остался возле машины мониторя глазами темневшие улицы нома. Второй подбежал к задней пассажирской двери — она как раз была возле Дрирэйка. Поклонившись старому главе борёкудана, он всё в таком же согнутом положении открыл пассажирскую дверь. — Гильотина! — Вылезая вскрикнул не молодой самец аллигатора. — Ты ещё живой?! Смотря, как пыхтя из салона машины вылез его старый коллега, Дрирэйк не смог сдержать улыбки. — Квадрат! Старый ты аллигатор. Сколько воды утекло с последнего нашего разговора. — Воскликнул гребнистый крокодил. «Квадрат», пожалуй, самое яркое описание самца аллигатора что вышел из джипа и теперь стоял напротив огромного для него гребнистого крокодила. Юсефер Истинорис — так звали бывшего главу борёкудана нома до семь (19). На вид это был не молодой самец аллигатора. Крепкий. Невысокий, даже по меркам аллигаторов. Широкий в плечах настолько что телом походил на квадрат. Кончик его хвоста был отрублен. Теперь там красовалась изуродованная шрамами зажившая рана. Его морда создавало ощущение что Юсефер постоянно скалился. Когда он улыбался, то можно было заметить несколько острых зубов сделанных из серебра и один из золота. Несмотря на возраст и непропорциональные размеры он выглядел довольно внушительно, словно тяжёлая пирамидка. И отчасти это было правдой. Уронить его на лопатки было не самой тривиальной задачей даже для Дрирэйка. Уставшие глаза, как отражение глаз Дрирэйка. В них было одновременно и грусть, и боль, и жестокость. Последняя преобладала всегда. В такие глаза долго смотреть не получалось. Большинство не выдерживали и отводила взгляд в сторону. Одет Юсефер был под стать своему статусу. Темно зелёные брюки сшитые на заказ, их поддерживал широкий кожаный ремень. На нём можно было увидеть пристёгнутый кортик. Жилетка такого же цвета как и брюки, белая рубашка, красная бабочка. Всё это накрывал зелёный пиджак. В виду странных габаритов самца аллигатора пиджак также был сшит на заказ. Дрирэйк вспоминал старые времена, когда они только начинали свой путь в преступном мире Репод Сити. Тогда когда они ещё были бедными и не имели ни какого авторитета, Юсефер снимал пиджаки с убитых ими зверей и рвал их вдоль голыми лапами, потом относил их одной портнихе, которую время от времени трахал без её воли, и та сшивала ему из двух половинок цельный пиджак. Вспоминая былое Дрирэйк и Юсефер улыбнулись смотря на морды друг друга. Смех! Раскинув лапы две главы борёкудана не сдержали эмоции и крепко обнялись. Довольно неприличная ситуация не вписывающаяся в этике борёкудана, но двум старым друзьям было уже всё равно на этикет. От радости Дрирэйк даже попытался поднять Юсефера сжав его в своих объятьях, но внезапная боль в пояснице сопровождавшаяся отчётливым хрустом позвонков заставила изменить решение. — Ты всё такой же тяжёлый квадрат. — Скалясь от боли Дрирэйк разомкнул объятия и отпустил старого друга. — Ты в молодости не мог меня поднять, куда уж теперь, старый пень. — Сравнивая взглядом гребнистого крокодила ответил Юсефер. Снова смех. Когда он стих морды двух друзей стали серьёзнее. Несмотря на радость встречи дела у обоих, да и в целом у всех борёкуданов Репод Сити шли крайне плохо. Юсефер закурил, встав рядом с Дрирэйком. Их взгляды упали на мёртвые улицы нома, откуда, как им казалось, за ними следят толпы бандитов. — Как дела? — Уже спокойнее, немного деловитее начал Дрирэйк. Вздохнув, Юсефер выпустил из ноздрей приятный запах табака чем-то схожим по вкусу с финиками. — Сакула «Тирана» видел пару недель назад. — Ответил Юсефер. — Как он? — Свалили в «Дикие Земли». Сказал что переждет там. — Акулу Таокониса видел? — Рябь на воде слух принесла, что его сожгли заживо вместе с семьёй и всеми члена его борёкудана. — Твою мать. — квозь зубы прошипел Дрирэйк. — Огроха «Булаву»? — Последние что слышал так это то, что он решил наведаться в один бар под названием «Гнилой Коготь» к приезжим бандитам и разобраться с ним. Собрал своих ребят, нанял наёмников, зверей гросс (144) в общей сложности. — И? Затянувшись сигаретой, Юсефер ответил: — Его голову нашли насаженной на кол прямо возле его дома. Магрота когда увидела голову мужа, чуть не померла. Детей в охапку, серебро в карман и ко мне. — Приютил? — Спросил Дрирэйк, заранее зная ответ. В ответ на вопрос Юсефер поглядел на Дрирэйка с ноткой презрения. Ответил: — Ты за кого меня держишь «Гильотина»? Спроси такое кто-то другой, я бы ему вмиг кортик в глаз воткнул. — Ладно-ладно, не пари. — Извинился гребнистый крокодил. Он продолжил: — Про сходку борёкуданов ничего не слышно? — Не сдавался Дрирэйк. — Тьфу, — сплюнув, Юсефер стал отвечать, слегка взвинчено, — ты о чём «Гильотина»? Какая сходка… Дрирэйк перебил его: — Ну, нужно что-то решать с этими бандитами. — Решать? — Удивленно-рассерженно ответил Юсефер. — Кому решать? Борёкуданов осталось на пальце одной лапы можно пересчитать. Ты да я, да мы с тобой. Остальные либо на дне озера гниют, либо давно свалили к млеками или в «Дикие Земли». — И чё ты предлагаешь?! — Рассерженно парировал Дрирэйк. — Сидеть и ждать когда эти отморозки к нам придут? — Есть одна идея, но она тебе не понравится. — Уже спокойнее начал Юсефер. — Какая? Свалить из города? — Догадался Дрирэйк. Юсефер кивнул. — Хером им по губам. — Озлобленно ответил Дрирэйк. — Это мой ном. Я тут хозяин, а не эти мрази. Если нужно я расхерачу каждого кто придёт ко мне. Слушая старого гребнистого крокодила Юсефер опустил морду. Дымя сигаретой он смотрел на свои нижние лапы — когтями он шкрябал асфальт. Когда Дрирэйк закончил самец аллигатора вздохнул. — Чем старше ты становишься, тем упрямее и тупее твои решения Дрирэйк. — Наконец выдал он. В ответ Дрирэйк злобно покосился на друга. — А хер ли вы все свалили? Как жареном запахло под хвостом, так лапки в лапки и бегом по воде не касаясь воды. — Свалили умные. Глупые, такие как Огроха «Булава», решили сражаться. Только вот не по зубам нам оказался этот камень Дрирэйк. Хочешь поплыть к Огрохе? — Пытаясь говорить вразумительно Юсефер. — А я не Огроха, Юсефер. Я, мать твою, Дрирэйк Стоик. И мне срать кто и что тут рыскает. Я освобожу свой ном и закатаю в ил всех этих приезжих бандитов. Выкинув истлевшую до фильтра сигарету под лапы, Юсефер произнёс: — Эти приехавшие не шпана озёрная. Мои ребята по ручейкам помотались и нагребли инфу про них. Суда едут банды из «Диких Земель»: наёмники из «Непентеса», отморозки из «Багровых когтей». Ты слышал про их предводителя Таблагон Отристан? Слушая похожий на могильный голос Юсефера пыл Дрирэйка приутих. Он слышал про них и про то что они вытворяли. — Слышал. — Слегка неохотно признал старый гребнистый крокодил. Эсефер продолжал с серьёзным тоном: — Их станет больше. Очень много. — Повернувшись к Дрирэйку он посоветовал, так как может советовать только друг что желает лучшего для друга. — Хочешь совет? — Старый аллигатор не стал ждать ответа, продолжи. — Бери в лапы семью и оставшихся членов борёкудана, и беги в города млеков или в «Дикие Земли». Скоро здесь начнется настоящий кошмар. — И всё бросить? Бросить всех? — Дрирэйк многозначительно бросил взгляд на ворота и райончик что находился за ним, как бы намекая Эсеферу про всех тех зверей которых он приютил. — С каких пор ты стал таким сентиментальным? — Мгновенно ответил старый самец аллигатора. — Дел не в этом дело в том что я никогда не бегу от драки. — А как же Миакела, Нарий и члены твоего борёкудана? — Наша судьба будет общей. — Без жалости ответил Дрирэйк. — Ты действительно постарел «Гильотина», — опечаленно вздохнул Юсефер, продолжил, — стал упрямым как бамбук. Эти слова вызвали на морде старого гребнистого крокодила улыбку, хоть Юсефер говорил серьезно и печально. — Если бы не моё упрямство, — с нотками веселья ответил Дрирэйк, — тебя бы тогда сожгли в том сарае члены борёкудана Химиторисов. — Он поглядел на старого друга и тот сделал то же самое. Дрирэйк продолжил. — Они мне предлагали тонну серебра, чтобы я не вмешивался. Но я Стоик Юсефер, я всегда иду против течения и никогда не отступаю. Смотря вверх на безрассудного гребнистого крокодила, Юсефер невольно вспомнил те далёкие времена. Прикусив губу, он несколько раз кивнул. — Кое-что в этом мире не меняется. — Видя что Дрирэйка не убедить не стал больше спорить Юсефер. Стараясь как можно быстрее покончить с неприятным для него разговором Дрирэйк, который вновь начал портить ему настроение гребнистый крокодил весело хлопнул в ладоши — от его хлопка стоявшие у ворот звери вздрогнули. Дрирэйк весело продолжил: «Ну чё квадрат, показывай своего бойца! Посмотрим, так ли он огромен как о нем говорят». Юсефер не стал долго тянуть. Один взмах и джип отъехал в сторону. На его место, явно с усилием, словно перевозил невероятно тяжелый груз. Дрирэйк заметил, но вместо беспокойства на его морде воцарились совсем другие эмоции: вызов, жажда увидеть того кто сидел в грузовике. Члены борёкудана Юсефера засуетились, и не прошло и несколько секунд как задние двери фургона распахнулись. Сидевшее в кузове нечто зашевелилось отчего фургон едва не опрокинулся когда привезенный на бой боец стал выбираться из него. Рессоры заскрипели. Передние колеса фургончика слегка приподнялись и вскоре на всеобщее обозрение вышло оно — по-другому Дрирэйк не мог описать этого бойца. Наблюдая как на кончике губы Дрирэйка зависла сигара, когда последний невольно приоткрыл пасть и задрал голову Юсефер улыбнулся, предвкушая победу. Тень от бойца что привёз Юсефер упала на Дрирэйка. Стоявшие у ворот звери, заметив гигантского гребнистого крокодила стали толкать впереди стоящий и кивками показывать на исполина что вышел из фургона. Один из них увидев гиганта, выронил мешок из лап. Перед Дрирэйком и Юсефером стояла гора из стальных мышц, покрытая толстой зелёной кожей, что походила на сталь. — Всё ещё хочешь поставить на своего Горидольда? — Не скрывая улыбки превосходства вызывающе подначивал Дрирэйка Юсефер. Не сводя глаз с гиганта Дрирэйк не сразу смог ответить. — Я… — начал он как робкий юноша, — я… конечно слышал что в Репод Сити проводятся эксперименты по генетике… — он с трудом оторвал взгляд от бойца и повернулся к Юсеферу, — ты из какой пробирки его вырастил? Самец аллигатора улыбнулся.