Яркие краски

      Новый серый день, очередная смена на заводе. Я стою за конвейерной лентой, монотонно втыкаю детальки в платы, назначение которых даже не знаю. Все уныло, однообразно и до неприличия скучно.       Поглядывая на цеховые часы, с потускневшим от времени циферблатом, считаю минуты до звонка, который возвестит начало обеденного перерыва. Но секунды текут слишком медленно, и я, словно робот, бесконечно тыкаю и тыкаю мелкие штучки в пазы электронных плат, с завидной настойчивостью сменяющих одна другую.       Неожиданное оживление коллег вынудило меня оторваться от своего занятия. Наш начцеха, Пал Палыч, приятный мужик лет под пятьдесят, энергично размахивая руками, что-то рассказывал новому работнику. Поставив его на свободное место, показал, что и как нужно делать, и, убедившись, что новенький его понял, громогласно пожелал всем ударного труда и направился восвояси.       Оставшись в мнимом одиночестве, парень с любопытством осмотрелся по сторонам, взглянул на меня и неуверенно улыбнулся. Я ответно скривил губы в подобии улыбки и вернулся к своей работе.       Втыкая детали в платы, я украдкой поглядывал на новичка. Мой взгляд притягивали волосы цвета выжженной на солнце соломы, бликующие серебром; матовая кожа с оттенком топлёного молока; лучистые серо-голубые глаза — живые, умные, и густые тёмные брови вразлёт; ровный нос с изящно вырезанными ноздрями и пропорциональный рот; челюсть, не лёгкая и не тяжёлая, идеальная линия, подчеркивающая овал лица. Я находил его безупречным творением природы и испытывал нестерпимое желание взять в руки карандаш и запечатлеть это совершенство графитными линиями на бумаге. Я тайком любовался широкими плечами, гордо вздернутым подбородком, длинной шеей и тем, как он смотрит на мир с жизнерадостным интересом. В груди привычно щемило, и чем больше я подглядывал за ним, тем бесцветней становился окружающий мир, утрачивая последние краски, выцветал до невыносимо блеклых оттенков.       Наконец цеховой звонок известил работяг об обеденном перерыве, я присел на табурет, стоящий рядом, в ожидании своей девушки. Через пару минут она объявилась, запрыгнула ко мне на колени и, чмокнув игриво в губы, предложила:       — Дань, сходим сегодня в кафешку на Красной?       — Ксюш, давай подождём до аванса. У меня сейчас с деньгами не очень.       — Ой, да ладно, будто у меня денег нет.       — Есть или нет, но за твой счёт я в кафе не пойду.       — Ты такой принципиальный, — огорчённо произнесла она, но тут же улыбнулась: — Дань, ты слышал, у Антоновны скоро денюха? Она предлагает в кемпинг на выходные с ночёвкой сгонять. Поедем?       — Не хочу, будет скучно.       — Это ты скучный, — обидчиво скривив милые губки, буркнула Ксюша, — сидишь вечно дома, как сыч. — И, склонив голову, шепнула мне на ухо: — Даже трахаешься в полной темноте.       — Не обижайся, получим аванс и сходим, куда захочешь, — примирительно предложил я.       — Уговорил, тогда го обедать, — на англицкий манер позвала она, соскочила с моих коленок и, потеряв равновесие, покачнулась.       Я протянул руку в попытке её удержать, но новенький, каким-то чудом оказавшийся рядом, успел подхватить её раньше со словами:       — Поймал. Будь осторожнее. — И, снова неуверенно улыбнувшись, попросил: — Ребят, я тут ничего не знаю, покажете, где столовая?       Ксюшка, стояла задрав голову, и, как зачарованная пялилась на него во все глаза, что неудивительно, она-то работала на другом конце конвейера и ещё не видела этот образчик мужской красоты. Секунд через пять встрепенулась и защебетала преувеличенно высоким звонким голоском:       — Конечно, конечно, тебя как зовут? Меня Ксения, — и подхватив его под руку, махнула рукой в мою сторону, — это Даня.       — Я Глеб, приятно познакомиться, — представился парень.       Ксюша взглянула на меня строго:       — Дань, чего сидишь, пошли уже, — и поволокла нового знакомого из цеха, взяв на себя роль гида, пересказывала по пути все, что знала и помнила о нашем заводе.       Глеб слушал её, слегка склонив голову, она еле дотягивала ему до плеча. Он уже более уверенно улыбался и изредка оглядывался назад, словно хотел убедиться, что я никуда не делся и понуро плетусь за ними.       В столовке мы с Ксюшей взяли по свекольному салату с сыром, тарелке щей и картофельного пюре с котлетой. Глеб с сомнением смотрел на наши подносы, потом все же спросил:       — Это вкусно?       — Бюджетненько, — чирикнула ему Ксения, и, расплатившись на кассе, направилась к свободному столику у окна. Я, по привычке, последовал за ней.       Через некоторое время к нам присоединился новенький с тем же меню на подносе, что и у нас. Утолив голод, мы сидели за столом, не торопясь попивая компот. Задумчиво рассматривая золотую цепь мудрёного плетения на шее Глеба и бледный принт на футболке от Тома Тейлора, Ксюшка спросила:       — Слушай, как ты здесь оказался?       Блондин улыбнулся, в этот раз по-настоящему, от всей души.       — Я с отцом разругался и ушёл из дома. Он в отместку заблокировал все мои карточки. Как-то так.       — Но почему завод? — не унималась Ксения.       — Не знаю, так вышло. Ткнул пальцем в газету наугад. Знаешь, есть такие бесплатные газеты, что валяются во всех подъездах?       — А ещё раз ткнуть? — продолжала докапываться до него моя девушка.       — Как-то в голову не пришло. А что, здесь так плохо?       — Как бы тебе сказать… — задумчиво возвела она очи к потолку, — работа нудная, зарплата не ахти, зато чистенько и тихо. Ну и руководство на удивление не придирчивое, что однозначно плюс, — и, посмотрев на него, добавила: — Ах, да, ещё коллектив. У нас дружный коллектив.       Тут же, словно в подтверждение её слов, к нашему столу подлетел Андрюха Мартынин, конопатый товарищ с вечным бардаком рыжих волос на голове, и затараторил:       — Ребята, Антоновна на выходные в кемпинг приглашает. Все поедут. Вы же тоже?       Ксюха, презрительно скривив губки, ткнула пальцем в мою сторону.       — Он не поедет. Ему скучно, видите ли.       — Данька, не будь козлом, — накинулся на меня Андрюха, заключил со спины в тиски мощных рук и принялся уговаривать: — Давай поедем, пожрём вкусняшек, — и затянул нараспев, — шашлыки-машлыки, водочка холодная, лес, озеро, девчонки в купальниках. Красота.       Я расцепил его руки, подхватил свой и Ксюхин подносы, предварительно сгрузив на них грязную посуду, и направился к кухонному окошку. Ксюша дожидаться меня не стала, схватила Андрюху под руку и потащила его на выход. Глеб же поспешил следом за мной.       — Ты сейчас куда? — спросил он, передав свой поднос с посудой посудомойке.       — В курилку, — ответил я односложно.       — Можно с тобой?       Я пожал плечами:       — Как хочешь. Курилка для всех.       Мы вышли из столовой, он уверенно вышагивал рядом, я молчал и думал о том, что Глеб реально высокий — я, при своих ста семидесяти пяти, едва дотягивал ему до уха. В коридоре нагнали Ксению и Андрея. Вчетвером завалилась в пустое прокуренное помещение, работяги уже разбрелись по своим цехам, оставив после себя густой клубок сизого смога.       Удобно устроившись на скамейке, я достал сигареты и прикурил. Ксюха прыгнула мне на колени и приобняла рукой за шею. Время от времени она делала губки трубочкой, выпрашивая затяжку, а я подносил к её губам свою сигарету. Глубоко вдохнув, она выдыхала табачный дым тонкой струйкой, запрокинув голову и блаженно улыбаясь.       — Не обращай на них внимания, — подал голос сидящий рядом Мартынин, смолящий свои вонючие Captain Black, — они всегда так курят, одну на двоих, типа бросают, — и заржал идиотским смехом.       Глеб в расслабленной позе стоял у окна, опираясь бедром о подоконник. Я украдкой поглядывал на него, любуясь пропорциональными линиями тела и совершенными чертами лица, такими, что в природе нечасто встретишь. Задержав взгляд на его волосах, собранных для удобства хвостиком на затылке, подумал: «Интересно, как он выглядит без него?», но тут же обречённо усмехнулся — я больше не могу не только писать, но и сделать простой набросок карандашом.       — Глеб, а ты почему не куришь, сигареты забыл? — спросила его Ксюха.       Он улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.       — Я не курю, но постоять в курилке люблю. — И, подумав немного, пояснил: — Сам не знаю почему, наверное, запах табачного дыма нравится.       — Странный ты, — выдал Андрюха, туша окурок в эмалированной урне, и, обратившись ко всем разом, предложил: — Пойдёмте, обед скоро закончится.       Ксюха спрыгнула с моих колен и захлопала в ладоши, будто подгоняя.       — Быстрее, быстрее, мне ещё макияжик поправить надо.       Парни дружно улыбнулись и покинули курилку, я выбросил свой окурок и последовал за ними. Всю дорогу до цеха Ксюша висла у меня на руке, весело припрыгивая, выкрикивала воодушевляющие лозунги типа: «Кто быстрей, тот молодец, кто последний — огурец». Я сдержанно улыбался: она мне действительно нравилась — заводная девчонка без комплексов.       После звонка мы разбрелись по своим местам и приступили к обычной рутине. Я поглядывал на старые часы, теперь уже в ожидании десятиминутного перерыва, а также украдкой на новенького, усердно работающего с деловитым видом.       Наконец прозвенел долгожданный звонок. Не успел Глеб отойти от конвейерной ленты, как к нему слетелись представительницы слабого пола, облепили со всех сторон и завалили вопросами. Он, похоже, уже освоился, улыбался широко, отвечал непринуждённо, в полной мере удовлетворяя интерес наших дам. «Вот и звезда у нас появилась», — с такой мыслью я пошарил по карманам в поисках сигаретной пачки и только решил покинуть цех, как меня перехватила Ксюха.       — Ты ку-да? — по слогам отчеканила она, повиснув у меня на шее.       — Покурить, — буркнул я.       — Не успеешь.       — Я на лестницу.       — Ладно. Только смотри не запались, — пожелала она и помчалась к Антоновне, наверное, обсудить предстоящую поездку.       Я стоял в пролёте между этажами. Здесь иногда покуривали, но с опаской, так как начальство курение в неположенных местах не жаловало и нещадно гоняло курильщиков, заодно лишая премиальных.       Глубоко затягиваясь, я скользил взглядом по серым стенам и думал о своей унылой жизни, в которой всё теперь было временным: и квартира, что я снимаю; и работа, на которой провожу по восемь часов в день, не считая выходных и праздников; и девушка Ксюша, вертлявая, весёлая умница.       С Ксюшкой уже несколько месяцев я состоял в отношениях без обязательств, что лично её очень даже устраивало. Мы, как два одиночества, изредка занимались сексом, иногда выбирались в кино или кафешки. Я развлечений на стороне не искал, мне хватало и Ксюши, она же находилась в поисках настоящей любви, хоть и делала вид, что я её парень. Я был не против такого положения дел, удовлетворённый тем обстоятельством, что Ксюша не строит иллюзий на мой счёт и воспринимает меня, как временный вариант. В моей жизни все теперь стало временным: с тех пор, как смирился с неизбежным, я не оставался на одном месте подолгу и, как только встречал нечто волнующее, без сожалений срывался с насиженного места в поисках очередного серого города и нового серого завода, чтобы там, пусть ненадолго, вновь обрести душевный покой и равновесие. Пока меня окружают невзрачные люди, унылые дома — всё хорошо.       Я докуривал сигарету и думал о Глебе, он не вписывался в мой мрачный мир, был слишком ярким, как полуденное солнце — я не мог смотреть на него без боли и не смотреть не мог тоже.       «Что ж, выходит, пора», — решил я, туша окурок и возвращаясь в цех.       В конце смены ко мне подбежала Ксюша и предупредила:       — Дань, ты меня не жди, мы с девчонками в Парус пойдём.       — Ладно, — согласился я.       Закончив прибираться на рабочем месте, дождался момента, когда основная масса работников переоденется и разойдётся по домам, подхватил вещички и направился в раздевалку. Скинув робу, вынул из ящика полотенце, гель для душа и мочалку. В душевой кабинке пустил воду и встал под ласкающие тело струи. Я всегда принимал душ на заводе в целях экономии, к тому времени, как заканчивал с водными процедурами, раздевалка была обычно пустой и у меня была возможность привести себя в порядок, не выставляя на всеобщее обозрение уродливые шрамы.       Причёсывая волосы, я вздрогнул от неожиданности — сегодня кто-то ещё задержался. Обернувшись на шорох, увидел Глеба. Он широко улыбался, стоя передо мной практически голышом, вытирал волосы полотенцем, другим обмотав бедра. Я вновь залюбовался его совершенством: скользнул взглядом по торсу, анатомически правильно прокачанному рельефу мышц, длинным мускулистым ногам. Бросив полотенце на лавку, он позволил своим волосам беспорядочными прядками упасть на лицо и прикрыть мощную длинную шею.       Почувствовав первые признаки приступа, я попытался взять себя в руки, но правую ладонь все равно пронзило иглами невыносимой боли, в груди возникло жуткое давление, к горлу подкатил комок, перекрывающий дыхание. Выцветший, как проекция старинной киноплёнки, мир сузился до маленькой точки перед глазами, ноги стали ватными, я покачнулся, заваливаясь назад, теряя сознание.