***
Кровавое Солнце тонуло в океане, в бессильном отчаянии заливая алым колером стремительно темнеющее небо, растворяясь огненной лавой в закипающем буйстве неукротимой водной стихии. Прилив с каждым всплеском жадной волны отвоёвывал у суши очередной кусок песчаного пляжа, откатываясь назад, судорожно цеплялся ошмётками розовой пены за босые ступни двух мужчин, неспешно бредущих по берегу. Рваные порывы ветра трепали волосы высокого широкоплечего блондина на вид лет сорока. Он счастливо улыбался, подставляя лицо воздушным потокам, и осторожно сжимал ладонь худощавого брюнета с благородной сединой на висках и поражающей воображение татуировкой. На его спине, словно живая, распахнула крылья мифическая птица. В сиянии алых всполохов жгучего пламени, она страстно обнимала мощными крыльями своего владельца за загорелые предплечья, распустив дивный кудрявый хвост из тонких мраморных змей. — Глеб, посмотри, какая вокруг красота! — повысил голос брюнет, пытаясь перекричать ещё не набравшие полную силу завывания ветра. — Меня просто распирает от желания поскорее приступить к работе. Давай вернёмся. — Хорошо, Дань, как хочешь, — сразу согласился Глеб и поинтересовался: — Уже вдохновился? Что ты придумал написать? — Это будет Посейдон, или как там ещё называют повелителя океанов? Я так и вижу тебя с трезубцем в руках в пучине бушующих волн. Использую лессировку, по полусухому подмалёвку, получится великолепно. — И потянул своего спутника за руку, вынуждая перейти на лёгкий бег, растянув губы в широкой улыбке: — Давай быстрее!Глава 14. Глеб
12 ноября 2018 г. в 19:20
Возвратившись домой, Даня подхватил пакет с покупками и скрылся в мастерской, я же завалился на кровать с небольшой книжицей в белой лаковой обложке и погрузился в жизнеописание странной чайки по имени Джонатан Ливингстон. Меня настолько поразила история, написанная Ричардом Бахом, что, захлопнув книгу, я ещё долго сидел, пребывая в прострации, переваривая прочитанное. В реальный мир меня вернул вибрирующий телефон. Коснувшись сенсора, я принял вызов, не посмотрев на номер звонившего.
— Я дал тебе достаточно времени повалять дурака перед свадьбой, так что возвращайся, — заявил отец, опустив приветствия, видимо, считая, что с сыном подобные знаки хорошего тона необязательны.
— Пап, я не женюсь ни на Нелли, ни на ком другом, у меня уже есть любимый человек, — ответил я на автомате.
— Не мели ерунды, пора уже встретиться с невестой, её немного напрягает твоя нерешительность.
Его настойчивость и то, что он совсем не обращал внимания на мои желания, вызвали у меня вспышку гнева.
— Ты меня слышишь? Я не женюсь! — заорал я в трубку.
— Значит, так? Ну что ж, тогда выметайся из квартиры.
— На каком основании? — возмутился я.
— На таком, что до двадцати пяти я твой официальный опекун. Так что выметайся из квартиры в течение суток, или я отправлю своих ребят и они помогут тебе собрать вещички.
Голос отца был на удивление ровным. Создавалось впечатление, что ему наплевать на моё мнение, и вспышки ярости он, скорее всего, списывал на гормональные всплески, упуская тот факт, что я уже далеко не подросток. Хотя, чему удивляться, со мной он всегда был таким — давил отцовским авторитетом, будучи уверен, что я непременно уступлю, нужно лишь немного припугнуть.
— Ты не можешь так поступить с собственным сыном, — буркнул я в трубку.
— Отчего нет? — Я слышал, как он ухмыляется. — Я же тебя не на улицу выгоняю, возвращайся домой и женись. Встретишься с невестой, поймёшь, что она действительно добрая и красивая девушка. И я не какой-то там Ирод и не занимаюсь избиением младенцев, а стараюсь для тебя изо всех сил. Кроме того, ты не можешь на меня обижаться. Ты просил дать тебе время пожить для себя? Я дал, почти три месяца. И заметь, никак тебя не тревожил, не писал и не звонил.
— Только карты мои заблокировал, — я попытался его упрекнуть, но вновь потерпел поражение.
— Ну, это тоже проявление отцовской заботы. Ты должен понять, каково это жить без моей поддержки. Короче, жду ответа до завтрашнего вечера, — равнодушно выдал отец и отключился.
Я отложил телефон и задумался: папа не шутит, так что же мне делать, как выйти из такой непростой ситуации? Если б я был один, то нашёл бы решение, но Даня… Прервал мои раздумья сам Данила, он бесшумно появился в поле моего зрения и встал в проходе, облокотившись на косяк, вытирая пальцы смоченной в растворителе тряпкой.
— Что случилось, что за шум? — спросил с улыбкой.
— Видишь ли, вопрос с женитьбой ещё открыт. Отец требует, чтобы я встретился со своей будущей супругой или освободил квартиру. — Даня молча смотрел на меня, продолжая механически оттирать пальцы от краски. — До тех пор, пока я не вступлю в права наследования, он мой официальный опекун, по завещанию все это станет моим по достижении двадцати пяти лет, а до тех пор… — я замолчал, не закончив мысль.
— Ему так нужна эта коллекция? — спросил Даня, я кивнул. — Что за беда, ты как-то говорил, что Горную ласточку он ценит больше, так отдай её отцу и дело с концом.
— Дань, я не могу!
— Почему?
— Потому. Не могу и все!
— Глеб, думай головой. Мы можем продать Горную ласточку, купить квартиру и несколько лет жить без забот, но это не решит проблемы. А можем вручить картину твоему отцу в обмен на твою свободу. Ты не можешь до конца жизни избегать его, да и рвать отношения с семьёй последнее дело, я не могу этого допустить. Это не вопрос денег, понимаешь? Это вопрос нашего будущего и Ласточка самое малое, что я могу отдать за то, чтобы быть с тобой.
— Я не могу.
— Ладно, как знаешь, тогда я сейчас же располосую картину на клочки во избежание споров. Ты этого хочешь?
Он был спокоен, как сытый удав, и я ему верил, он действительно сможет уничтожить свой шедевр, но всё же воскликнул:
— Ты не посмеешь!
— Ещё как посмею, для меня она ничего не значит. Я художник, не бизнесмен и деньги, что я могу за неё выручить, не имеют значения, они всего лишь приятный побочный эффект моей увлечённости и страсти. Одной картиной больше, одной меньше…
— Это шантаж?
— Конечно шантаж, и выбор за тобой. — Он смотрел, на меня не отрывая взгляда, слегка приподняв уголки губ, в его глазах плясали смешинки — он уже знал, что я обязательно сделаю так, как он хочет.
Дверь мне открыл Денис.
— Что, пришёл отстаивать свою любовь? Ну что ж, желаю удачи, это будет тяжёлая битва.
Я улыбнулся.
— Думаю, битва будет недолгой. Где отец, в кабинете?
Брат кивнул и ободряюще похлопал меня по плечу.
— Если что, зови на помощь.
Преодолев длинный коридор, я распахнул тяжёлую дубовую дверь. Папа сидел за громоздким столом из красного дерева, встретившись со мной взглядом, захлопнул ноутбук.
— Что, внял голосу разума и решил вернуться, блудный сын?
— Пап, что ты хочешь больше: коллекцию Литвинова или Горную ласточку Кержака? — спросил я прямо с порога.
— Конечно Ласточку, — ответил он, вставая из-за стола. Усевшись на кожаный диван, предложил мне жестом расположиться напротив: — Разве может коллекция Литвинова сравниться с Горной ласточкой?
— Значит ли это, что, отдав тебе Горную ласточку, я могу отказаться от свадьбы? — уверенно рухнув в мягкое кресло, уточнил я.
— Сын мой, ты бредишь? Откуда у тебя эта картина? Разве что кто-то втюхал тебе подделку?
— Уверяю тебя, это подлинник, не тебе говорить, что уникальный мазок Кержака повторить невозможно, даже самый талантливый копиист обязательно проколется. Это действительно Горная ласточка, можешь не сомневаться. И я отдам её тебе, но при условии.
— Говори, — потребовал отец, алчно сверкнув глазами, — если это действительно Ласточка Кержака, я согласен на все.
— Во-первых, забудь про мою женитьбу на Нелли.
— Забыл.
— Во-вторых, разблокируй карты и до вступления в наследство меня не дёргай.
— Хорошо.
— В-третьих, не смей строить на мой счёт матримониальных планов, у меня уже есть любимый человек. И ещё, через месяц-другой устроишь ему выставку.
— Ему? — уточнил отец, я согласно кивнул. — И ты туда же, — вздохнул он, — где же я так нагрешил, что оба сына гомосексуалисты? И кто он такой, твой любовник? Поди бездарный мазила и решил за мой счёт взобраться на Олимп? — Его лицо брезгливо скривилось.
— Мой любимый Данила Кержак, — ответил я спокойно.
— Что? Да ты снова бредишь! — захохотал отец. Отсмеявшись, он смерил меня презрительным взглядом: — Кержак натурал, а ты идиот.
— Откуда такая уверенность? — спросил я снисходительно.
— Ты хоть знаешь, кто позировал ему для Горной ласточки?
— Конечно знаю. Кто не знает? Расскажи свою версию, — предложил я.
— Если ты действительно видел Горную ласточку в оригинале, то смог понять, что это не просто картина, это шедевр, любовь в чистом виде. Данила гений, одна его Долина чего стоит! Но именно Ласточка стала вожделенной для многих коллекционеров. За неё предлагали немыслимые деньги, но он так и не смог её продать, да и выставил лишь только раз. Анна удивительно красивая женщина, по крайней мере, тогда была красивой. Он боготворил Семёнову, а она связалась с посредственным художником, крутила роман у Кержака за спиной. — Сделав паузу, отец грустно добавил: — В то время я очень хотел выставить работы Кержака в своей галерее, к сожалению, не довелось, не успел. Такая трагедия. Данила всегда был слишком чувствительной натурой, уверен, он не смог справиться с ударом. Если ещё и жив, то, скорее всего, спился или подсел на наркоту.
Я улыбнулся.
— Представь себе, Даня не спился и не наркоман.
Я поднялся с кресла и освободил от упаковочной бумаги картину, что принёс с собой, на ней прекрасная женщина устремилась в небо. Поставив её на пол, прислонил к стене.
— А Горная ласточка осталась в прошлом. Это тебе. Подарок от моего любимого.
Отец встал с дивана, взял со стола лупу и принялся рассматривать полотно. Минут через пять отошёл снова к столу, постояв немного спиной ко мне, обернулся, его губы побелели и мелко дрожали от волнения.
— Ты где её взял? — спросил он тихо, на грани слышимости.
— Я же сказал. Это тебе подарок от Дани.
— Где Данила? — внезапно выкрикнул отец, его глаза лихорадочно засверкали, совсем как у сумасшедшего.
— Дома, он сейчас живёт со мной.
— Поехали быстро в бабкину квартиру, — засуетился отец и принялся выискивать что-то, трясущимися ладонями нервно похлопывая себя по карманам.
— Пап, успокойся, никуда ты не поедешь. Даня сейчас пишет, а когда он пишет, его отвлекать нельзя, даже в мастерскую заходить запрещено. Вот закончит он свой Туман, и мы вместе приедем в гости.
— Я должен его увидеть, пока не увижу собственными глазами, не поверю.
Дверь, чуть слышно скрипнув, отворилась, и в кабинет вошёл Денис.
— Что тут у вас происходит? — спросил он, еле сдерживая любопытство.
Посмотрел на отца, затем на меня, перевёл взгляд на картину и, мгновенно заподозрив в ней подлинник, поражённо воскликнул:
— Что это? Откуда?
И снова посмотрел сначала на отца, затем на меня.
— Денис, папа хочет заставить меня жениться ради литвиновской коллекции, а мой любимый в обмен на мою свободу предложил кое-что получше.
— Кто он, твой любовник? И откуда у него Ласточка? — взгляд Дениса стал таким же полоумным, как и у отца.
Я тяжело вздохнул.
— Мой любимый Данила Кержаковский, и к нему сейчас нельзя, он закрылся в своей мастерской, — предупреждая его вопросы, ответил я. — О, кстати, я вам сейчас что-то покажу, — вынув телефон из кармана, я выбрал фото: — Смотрите. Это первая работа Кержака за последние пять лет. Узнаете, кто на ней? Вот! — я горделиво выпятил грудь. — Озёрный эльф будет цениться намного больше вашей Ласточки, но он никогда не продаст и не подарит эту картину, уж об этом я позабочусь. — И, посмотрев на отца, добавил: — И это не единственное полотно, у Дани уже есть несколько законченных картин и одна на стадии завершения. О том, что Кержак вернулся, ещё никто не знает, и у тебя, папа, есть прекрасная возможность организовать его первую выставку. Техника Кержака не изменилась, но то, что он делает сейчас, сильно отличается от прошлых работ, поверь моему чутью — это будет настоящий фурор.