Катарсис

Tom Rosenthal, "Was it You Who I Saw"

Обращаться в прах было совсем не больно. Удивление – это всё, что успел почувствовать Квилл, глядя как душные, ленивые ветра Титана развеивали его тело в сухой пепел. Они проиграли. И кто мог подумать, что умирать будет так просто? Жить было намного больнее. Больно было, глядя в карие глаза Гаморы, полные серьёзности и надежды на него, на бестолкового самоназванного Звёздного Лорда, дать обещание убить её, если случится так, что она попадёт в руки Таноса. И давать себе обещание никогда, никогда-никогда не допустить этого. Что бы ни пришлось ради этого сделать. Больно было, глядя всё в те же заплаканные любимые глаза и слыша от неё такое желанное «Я люблю тебя», нажать на спусковой крючок, зная, что в следующее мгновение её сердце не будет биться из-за него. Ещё больнее – видеть, как едва заметно усмехнувшийся Танос утащил испуганную Гамору – да, испуганную! – в коварно раскрывшийся и мгновенно поглотивший их портал. К боли прибавился увеличивавшийся, поглощающий разум, словно прожорливая чёрная дыра, страх. Сошёл с ума от боли он, когда бездонные, бескрайние чёрные глаза Мантис и безэмоционально-сухие, жестокие слова Небулы сказали ему: её больше нет. Нигде. Никогда. Нигде. Никогда. И боль разорвала его, прорвавшись наружу, захлестнув всех вокруг, уничтожив его разум. Освободив Таноса. И глядя на то, как его плоть иссыхала и становилась невесомой, как в детстве зола в камине в доме дедушки, он больше не чувствовал ни боли, ни страха. Лишь удивление оттого, что ему, полному веселья и жизнерадостности, было совсем не жаль умирать. И немного, совсем чуть-чуть – облегчение. Потому что жить там, где больше не было Гаморы, он не хотел. Он хотел в нигде. В никогда. Нигде и никогда оказалось весьма приятным местом. Правда, немного пустым. Куда ни кинь взгляд, всё заливал мягкий, красновато-оранжевый свет, золотивший его совершенно целые руки, ноги, тело и, судя по ощущениям, голову, которая была там, где ей и положено было находиться. Что же, если это и есть тот самый загробный мир, в котором, как говорил дедушка, должна была оказаться его мать после смерти, то всё было не так уж и плохо. Квилл оглянулся – может, мама ждала его тут все эти годы? Но её рядом не было. Была испуганно вытаращившая чёрные глазищи Мантис, нервно подёргивавшая усиками. Был озадаченно щупавший свой серый живот Дракс. Невесть откуда взявшийся Грут, без своего вечного геймпада, в который, казалось, давно врос сучками-пальцами. Молодой парнишка в костюме паучка, сидевший на том, что тут было вместо земли, и не сводивший остановившегося взгляда со своих растопыренных пальцев. Маг без волшебного плаща, уронивший голову в ладони. Воин в чёрном костюме, человек с металлической рукой, женщина в красном плаще, захлёбывавшаяся беззвучными рыданиями – много, их здесь было слишком много. Нет, место это вовсе не было пустым. - Квилл? Голос был нежным, детским. Рядом с ним стояла девочка – свет мягко ласкал теплом её зелёные щёки, путаясь в красных растрёпанных кудрях. Она смотрела на него очень знакомыми, отчего-то лукаво улыбавшимися карими глазами. Слишком знакомым был этот взгляд. Правда, раньше Питер очень редко видел в нём веселье. Может, именно оттого он так хорошо его запомнил. - Гамора, - выдохнул он еле слышно, снова боясь. На этот раз поверить. Но улыбка прокралась в уголки зелёных детских губ, а маленькая, тёплая ладошка сжала его холодные пальцы. Слишком реальная ладошка. Очень осязаемая, чтобы всё это было лишь плодом воображения его умершего мозга. - Гамора! – воскликнул он, не обращая внимания на оглянувшихся на него, всё ещё пребывавших в шоке существ – людей, деревьев, инопланетян. Плюхнулся на колени, ощутив болезненную твёрдость, и крепко, почти до хруста в тоненьких детских костях, сжал её в медвежьих объятьях. Она тут, рядом с ним. В нигде. В никогда. Навсегда. - Прости меня, - прошептал он, боясь взглянуть в глаза девочки. – Прости, что не смог убить, как просила. Из-за меня он победил. Лёгкое, почти невесомое касание прошлось по его спине – сверху вниз. Сверху вниз. Она успокаивающе гладила его. - Ничего страшного, Квилл, - ответил детский голос. – Ты старался, ты молодец. Сделал всё, что мог. Не надо плакать. Только сейчас он понял, что чем-то тёплым, согревавшим его глаза и щёки, был вовсе не свет невидимой звезды этого странного мира. Это были его слёзы, вместе с которыми его покидали боль и страх. На этот раз навсегда. Он нехотя отстранился, утирая влагу с лица. Не стыдясь. Он мёртв, теперь ему позволено быть слабым. - Мы проиграли, Гамора, - выдохнул Питер, вглядываясь в счастливое детское личико. Как странно, именно так в его мечтах выглядели его с Гаморой дети – зелёные, красноволосые, кареглазые. От него им должны были достаться лишь необъятная харизма и великолепный музыкальный вкус. - Глупый Питер Квилл, - ещё шире улыбнулась малышка, едва заметно сжимая его пальцы. – Ведь это ещё не конец. Ещё не конец. Всё только начинается. 06.05.2018 г.