***
Прошло два дня с того инцидента с таблетками. Партнеры приняли пережитый опыт со всей серьёзностью и более не желали когда-либо к нему возвращаться, так как были намерены идти до победного конца. Смирившийся с необходимостью принятия медикаментов Тэхён пытался рассчитать финансы на будущие затраты, чтобы не слишком уходить в минус перед следующим поступлением ежемесячного содержания. Чонгук так же поддержал идею хёна с подсчетами, подумывая внести и свою лепту в общие финансы, когда получит долю прожиточного минимума от родителей. Ему совершенно не хотелось напрягать мать с отцом излишними тратами, но пока что иного выбора не было — устроиться на подработку на первом курсе было сродни самоубийству, а большинство композиций Кима уже числились как «собственность» колледжа, права на которые имелись не только у автора, но и у профессоров. Чон подумывал над тем, чтобы заручиться покровительством Мин Юнги для продвижения: в этом случае старший партнер мог бы попытать счастье на независимых платформах продажи синглов, а сам первокурсник имел бы процент с продаж треков сонбэнима, если получит возможность принимать участие в их создании. С такими мыслями он пережидал время до начала сеанса у психолога, которого посоветовал племянник треклятого старика. — Это всего лишь приём у врача, — зашептал на ухо Чон, после чего легонько прикоснулся губами к нежной мочке визави. — Если он будет давить на тебя, окажется таким же, как доктор Ким, то сразу же уйдём. Никто нас держать не будет. — Хорошо, — так же тихо ответил взволнованный Тэхён, сжав ладонь спутника чуть сильнее. Они сидели на узком диванчике в коридоре перед кабинетом некоего доктора Со. За светлой дверью слышались отголоски присутствующих в кирпичной коробке людей, один из которых был врачом, а второй — пациентом. Время этого сеанса с минуты на минуту должно было подойти к концу, отчего вынужденное ожидание нервировало всё сильнее. Дабы не поддаться новому приступу ОКР, шатен придвинулся к партнеру поближе, накрыв его сжатую ладонь второй рукой и уперев взгляд на их надежное сцепление. Отчего-то фокусировка мыслей на тепле чужой руки и фактуре гладкой кожи успокаивала обостренную чувствительность, благодаря чему тревожные ощущения отступали, позволяя вернуться к рациональности. Дверь с тихим скрипом отворилась, привлекая внимание студентов к вышедшей женщине неопределенного возраста, что легкой походкой удалилась прочь, за считанные секунды скрывшись на первом же лестничном пролете. Вслед за ней на пороге появился сорокалетний мужчина с темными волосами и проседью на висках, поправлявший очки на переносице. Его лицо, казалось, не выражало и единой эмоции, но при взгляде на пришедших по записи молодых людей светло-карие глаза потеплели. — Вы, господа, по записи, верно? — поинтересовался он, когда Чон с готовностью поднялся на ноги, подтягивая за собой нерасторопного Кима. — Я доктор Со Хи Ныль. — Чон Чон Гук и мой товарищ Ким Тэ Хён, — так же охотно представился младший спутник, переняв роль связующего между врачом и первостепенным пациентом. — Пациенты доктора Кима, — понятливо покивал головой новый знакомый и указал в сторону своего кабинета. — Прошу вас, проходите. У нас есть всего лишь час на знакомство, а в кругу приятного общества время всегда летит непозволительно быстро.Глава 20
14 июня 2018 г. в 06:20
— «Тебе не избежать этого разговора, хён», — гласило новое сообщение в KakaoTalk, на которое хозяин смартфона не спешил отвечать.
«Я знаю. Знаю, но прячусь, как последний трус…»
Потолок облизывал свет проезжающих мимо дома фар автомобилей, рассеянными лучами пробиваясь сквозь незашторенное окно просторной родительской спальни, в которой и заперся юноша. Подрагивающими пальцами он впивался в прижатые к груди колени, пережидая накрывший его с головой приступ паники.
«Снова всё не так, снова я всё испортил. Это только моя вина…»
Основная проблема заключалась именно в том, что он был прав. Потому что сокрытие истины можно сравнить с наглой ложью, позволяя себе оправдаться перед человеком заготовленной формулировкой: «разве можно сказать, что я солгал, если ты сам придумал себе эту ситуацию»? Глупо, конечно, должно звучать, и Ким это прекрасно понимал. Только вот повернуть время вспять было невозможно, а прямо попросить прощения у наивного Чонгука не хватало духу. На глаза наворачивались слёзы от осознания того, что он своими же руками разрушал то, что так любил. Человек, что стал ему дорог, что верил ему, что радовался за каждый новый шаг в преодолении закостенелых фобий — теперь мучился от возникших сомнений. Тэхён и сам бы себе перестал доверять после такого: заверив сожителя в том, что предписанная доктором процедура принятия лекарств им исправно исполнялась каждый божий день, он лишь отсрочил неизбежное. И чем помогла такая отсрочка на целых два месяца? Ничем. Абсолютно ничем.
«Надо было признаться ему», — следя покрасневшими глазами за новыми лучами фар, скользнувших по выбеленному потолку, юноша попытался прочистить горло, но из-за стянутых спазмом связок было нестерпимо больно. Подступающая компульсия так и подбивала беженца вгрызться в ногти ради успокоения бунтующих нервов, но Ким всеми силами боролся с самим собой, чтобы не поддаться шепчущей на самое ухо обсессии окончательно. — «Но ведь таблетки мне ничем не помогали тогда… Как они могут помочь мне сейчас, если от них нет никакой пользы? Лишь сплошные побочные эффекты и ухудшающееся самочувствие, особенно от транквилизаторов. Разве это может мне помочь?»
Может. Определенно это могло ему помочь, но он боялся принять столь непорочную истину, продолжая изматывать себя противоречивыми мыслями. Тэхён прекрасно знал правду, от которой умело сбегал последние четыре года. И если прямо сейчас не поставить точку в погоне за сладкой ложью, то можно потерять гораздо больше, нежели до встречи с первокурсником из Пусана. Он мог потерять любимого человека.
Чон же хотел напиться. Так, чтобы прям до беспамятства, чтобы на следующий день выворачивало наизнанку, чтобы тошнило от всего вокруг, чтобы невозможно было дышать через разбитый в кровь нос, чтобы…
«Это ведь бесполезно», — сидя за выключенным ноутбуком в своей комнате, размышлял Чонгук, уперев взгляд на черный экран смартфона. Бездушный прямоугольник из стекла и пластика упрямо молчал, игнорируя темные глаза своего хозяина. — «Почему он не отвечает?..»
Каким бы здравомыслящим не был Чонгук, он все равно оставался восемнадцатилетним студентом, цепляющимся за слова старших товарищей и ищущим подсказки вкупе с одобрением. И парень ждал извинений от сожителя или хотя бы скупого ответа на вопрос: «что нам делать дальше»? В его сердце закрались сомнения — он устал от такой ненужной и глупой лжи Кима, что испуганно сбежал с кухни и заперся в спальне матери, пережидая поглотивший его приступ паники. Тэхён снова забился в уголок душевных страданий, вытеснив логичные рассуждения о ситуации за невидимый барьер фобий на долгие несколько часов самобичевания. Младшему партнеру никак не удавалось понять, почему шатен продолжал лгать, если мог давно признаться и попросить о помощи? Этот вопрос не давал ему покоя даже больше той обиды, что с каждым глубоким вдохом протыкала болезненное сердце тонкими иглами. Голова казалась тяжелой и одновременно пустой, словно пресловутое серое вещество давным-давно растворилось в кислоте едких мыслей, оставив после себя гуляющее по свободному пространству эхо из остатков знаний.
Стрелки настенных часов перешагнули цифру одиннадцать
Глаза слипались от усталости и отголоска четкого ритма шагающих стрелок. Порой Чону слышались тихие всхлипы, но юноша не был уверен в том, что эти звуки не являлись плодом омраченного воображения. Тело погружалось в сладкую дрему, отекало, разваливалось на куски.
«Я не должен идти на примирение первым», — поерзав в компьютерном кресле, брюнет поморщился от охватившей конечности судороги. — «Либо он делает первый шаг, либо этим отношениям конец… Как же я устал…»
Мин Юнги был прав — его сожитель заигрался в песочнице из детских ошибок и ненависти к самому себе, пересыпая в цветастое ведёрко мириады никому ненужного бреда. И мысль об этом невероятно раздражала кусавшего губы Чонгука. Брюнет уже неоднократно сталкивался с ложью возлюбленного, да и который раз пытался исправить ситуацию своими силами, довольствуясь возрастающим эгоизмом и беспомощностью в любимых глазах.
«Возможно, я тоже приложил руку к тому, чтобы каждый раз выставлять хёна виноватым передо мной?»
Возможно. Вполне вероятно, что именно посредством его эгоистичных убеждений он убивал в Киме желание быть честным с ним до конца. Какой толк раскрывать все карты человеку, нагло вторгшемуся в чужую жизнь и требующим к себе внимания?
«Я сам сделал из него мученика…»
Эта мысль громом поразила вздрогнувшего Чона, который только что познал смысл термина «серендипность». Ведь он наслаждался страданиями старшего партнера, хоть и делал это неосознанно. Каждый день придумывал для него испытания, дабы вытащить наружу израненное существо и поглотить эмоции, что скрывались на дне карих глаз. Изводил его своим навязчивым присутствием и вопросами, вторгался в комфортную обитель ради того, чтобы просто не чувствовать себя одиноким в огромном двухэтажном доме. Их пошатнувшиеся отношения тоже были своего рода его маленьким капризом. Потому что он вынудил Тэхёна ответить положительно.
«Блять… Блять-блять-блять!»
Чон вскочил на ноги, намереваясь броситься в соседнюю комнату и то ли прижать к себе хёна, то ли устроить драку, чтобы выпустить пар и сполна ощутить свою вину в происходящем. Он совершенно не понимал самого себя, запутавшись в мыслях и глупейших выводах. И замер на месте, будучи удивленным от присутствия на пороге комнаты виновника его душевных терзаний.
— Прости меня, Чонгук-ши, — неслышно открывший дверь Ким комкал пальцами ткань футболки, которую стащил утром из шкафа сожителя и щеголял в ней целый день. Чон заметил эту нелепую разницу с обычным амплуа соседа только сейчас, не зная, на чем именно сфокусировать своё внимание. Ломкий баритон шатена казался таким неестественным и чужим для их привычного мира, внося в ситуацию ещё большую сумятицу. — Я… Я должен был… Сказать раньше. Я должен был сказать тебе правду раньше…
Запинаясь и хрипя на гласных, дрожащим голосом говорил обычно молчаливый парень, пряча полные боли глаза за отросшей челкой темных волос. Страх сковывал горло все сильнее и сильнее, преграждая путь словам раскаяния, что должны были прозвучать гораздо раньше. И Тэхён перешагнул через себя, сделал очередное волевое усилие, чтобы удержать рядом с собой этого эгоистичного мальчишку, неосознанно мучившего его. Они сами определили друг для друга роли, думая каждый только о себе. Правда глухой болью отдавалась в пульсирующих висках, но парни должны были преодолеть очередной барьер, чтобы стать ближе или же потерять друг друга навсегда. Новый переломный момент в их жизни на двоих, такой болезненный и безрассудный, почти что бессмысленный…
— Знаю, т-ты не захочешь больше вер-рить мне… — с трудом выговаривая слова, исповедовался старший партнер, не в силах поднять взгляд на затаившего дыхание визави. — Я виноват… Очень-очень в-виноват. Прости меня за это, Чонгук-ши… Я не хочу терять т-тебя. Правда, не хочу…
Стрелки на часах продолжали своё неспешное восхождение по циферблату, из коих минутная преодолела половину замкнутого круга. Впервые Чон был именно тем, кто сохранял молчание, внимательно слушая собеседника и ожидая возможности прошептать сухими губами хотя бы несколько слов. А Тэхён лишь беспрерывно извинялся, глотая слёзы и не решаясь встретиться глазами со сделавшим первый встречный шаг сожителем.
— Я б-буду принимать таблетки, — голос сорвался именно на этом моменте, а в горло словно впилась невидимая леска, грозясь разрезать нежную кожу легким движением затягивающейся удавки. Но шепот все равно срывался с его уст, желая донести до брюнета мысли и идеи, с которыми Ким смирился. — Д-давай просто сходим к люб-бому психологу? О-он назначит лечение, и я буду пр-ринимать все лекар-рства… Под твоим контрол-лем, конечно же, ведь…
Старший товарищ вздрогнул, когда его лицо нежно обхватили горячие ладони визави, приподнимая голову, дабы Чон мог заглянуть в глаза хёна. В комнате повисла звенящая тишина, кружа по помещению вальс на пару с секундной стрелкой, отсчитывающей крупицы времени то слишком быстро, то непростительно медленно, позволяя возлюбленным использовать дарованную им возможность найти ответ на дне темных очей напротив. Губы Кима дрожали, а горло медленно расслаблялось, почувствовав сходящий на нет спазм.
— Я люблю тебя, Чонгук-и, — прошептал Тэхён, судорожно выдохнув и не сдержав слёз, что окропили бледные щёки и стекали вниз к подбородку, небольшими каплями падая на светлую футболку. — Прости меня, пожалуйста. Я готов сделать всё, что угодно, только не ос-ставляй меня…
Чонгук молчал, но и этого было достаточно. Потому что блеска темных глаз и властного поцелуя в губы оказалось слишком много для измотанного психологически шатена. И зарывшихся в отросших волосах партнера пальцев, и прижавшегося горячего тела, и тяжелого дыхания, и пробегающихся по спине мурашек — всего этого было чересчур много.
— Я люблю тебя, — вновь прошептал Ким, когда их продолжительный поцелуй прервался, а младший партнер сжал старшего в крепких объятиях.
— Мы с тобой такие идиоты, хён, — в той же тональности еле слышно заговорил тот, почувствовав странное облегчение. — Создали проблему из пустоты. И ты прости меня, что загнал тебя в тупик и постоянно нагнетал.
— Прощаю, — на лице заплаканного юноши расцвела робкая улыбка. Сердце совершило несколько мучительно-быстрых сокращений, после чего забилось медленнее, возвращаясь к обычному ритму.
— Я тоже прощаю, — произнести это оказалось так легко после того, как принял собственные ошибки.
Насколько бы незначительной казалась ситуация в целом со стороны, они прошли через неё вместе. Вновь приняли ошибки друг друга, вновь отыскали настоящую причину душевных терзаний. И обрели долгожданное спокойствие спустя часы размышлений и бесконечного потока бессвязных мыслей. Но главным достижением их внеочередного разбора полётов стало далеко не это.
— Люблю тебя, — словно боясь потерять возможность говорить, повторял Тэхён, забыв о тянущей боли и ненависти к собственному голосу. — Люблю тебя, Чонгук-и, невозможно сильно люблю.