выдыхай

Блики медового солнца расползаются в брызгах сока. Заусинец щиплет от кислоты, под обкусанный край ногтя забивается белая мякоть. Рыжий соскребает жёлтую корку апельсина по частям. Сок с края стола капает на пол, — пальцы слипаются меж собою, — течёт вниз, к кисти, за резинку от рукава оранжевой толстовки. Недавно подарил. Может, немного заставил.  У Хэ Тяня кружится голова. Его мир — монохром и блеклость по фен-шую. Рыжее солнце, рыжий апельсин, рыжий Рыжий — это что-то из другого мира. Может быть, там немножечко лучше?  Апельсиновая корочка падает на пол. Сок капает вниз с кромки ногтя, когда длинные бледные пальцы ныряют под стол за потерей. Он не любит беспорядок, может, немного вредничает, немного дерзит, немного боится показаться глупым и недостаточно крутым. Молчание затягивается. Чёрная макушка, вылизанная солнечными лучами, становится тёплой-тёплой. Весна. Если открыть форточку, по полу заскользит ветер, чтобы забрать с собой зиму — белые холодные ночи и сны.   Пальцы скользят по столу, собирая жёлтые мутные капельки. Апельсиновая долька разламывается ровно надвое, неровные волокна торчат наружу краями ободранной раны. Частей получается ровно четыре. Две мне, две тебе. Всё в этом мире должно быть поровну. И горя, и радости. Сегодня у них весна.  Шумит вода. Хлопает форточка. На плечо аккуратно ложится ладонь. Это — почти жест доверия. Его примораживает к табурету, чтобы не унесло ветром прочь из этой квартиры. Пальцы сжимаются в ямочке над ключицей. Апельсиновая капля стекает к краю столешницы и долго висит над обрывом.  Символично.  — Чё застыл? Мо Гуань Шань аккуратно сглаживает каплю пальцами.