***
Жар от Полей Мук, все круги которых были расположены выше по течению Флегетона, разносился очень далеко, высушивая окресные плоскости и нейтрализуясь только в глубинах Лесов Самоубийц. Костры, котлы, дым, крики, запах палённой кожи, мольбы и стоны, обещания и проклинания грешников, всё это напоминало Ад, каким его описывают земные священники. Даже члены свиты обходили это место десятой дорогой, что уж говорить об обычных душах, вообще боящихся произносить название этого места вслух. Почему — Макария понять не могла и сколько бы не спрашивала, никто ей ответить не мог. Что-то вроде местного суеверия. Лаврируя между столпами дыма, выше сливающимися в одну сплошную дымовую завесу, Макария плавно опустилась на землю, толкая ближайшую женщину: — Эр! Та прекратила пороть какого-то пузатого мужика и бросила на неё безумный взгляд. — Где твои Повелительницы? Она показала рукой направление: — Второй Круг, они занимаются с матереубийцами. Макария полетела в заданном направлении, стараясь не смотреть на жуткие картины пыток грешных душ. Будучи Жнецом, она повидала достаточно ужасного, но от этих видов даже её тянуло блевать. А ведь Эррики, или же просто Эры, черти местного разлива, этим даже наслаждаются. Как и их Повелительницы и Прородительницы. Эринии. Их было трое. Три ужаснейшие дочери Эреба-Мрака и Нюкты-Ночи, черти, бесы и демоны, а так же младшие сёстры Танат с Гипносом. Вообще, у Эреба и Нюкты предостаточно жутких отпрысков, включая Кер, Эриду и Харона, но всё же были дети, которых Нюкта откровенно ненавидела. Это были Эринии и, почему-то, Танат. Это-то их и сплотило. Ночь забросила воспитание дочерей, как только те научились ходить, и Танат, сам будучи не особо взрослым, взял на себя ответственность за кровожадных сестёр, а когда они выросли, попросил тогдашнего Владыку Подземного царства, Перса пристроить их куда-то и направить их врождённую жестокость в полезное русло. Так они и стали Мстительницами. Карающей дланью Подземного Царства. А так же, когда им становилось скучно, Подбивающими На Зло. То есть, они летали по всем мирам, находили особо обиженных индивидуумов, и, поэтично выражаясь, «вкладывали им в руки оружие». Подбивали на зло, искушали местью. Сотни тысяч лет Тисифона, Алекто и Мегера снились в кошмарах тем, у кого за душой было что-то серьёзнее кражи и давали совершить обещанную месть тем, кто её так жаждал. Злость, копившаяся в них в детстве, всё выплескивалась и выплескивалась, никак не кончаясь. И чем больше они злились, тем более кровожадными становились. А чем кровожаднее они становились, тем сильнее ненавидела их мать. Но они, собственно, особого одобрения с её стороны и не жаждали. Они хотели мести. Впрочем, как и всегда. — Бо-о-оже! Кого я вижу! Неужели это наша малышка Макария? Ну надо же, как ты выросла, — Алекто с размаху всадила нож в тело вздёрнутого на дыбе мужчины, вытерла выпачканные в крови, как минимум по плечо, руки о платье и принялась с энтузиазмом тискать Жнеца, — Иди сюда! Что-то ты давненько не захаживала. — Да как-то погоды не было, — промямлила Макария морщась от кровавого амбре и думая, с каким же порошком стирать бывшую белой, и ставшую розовой, мантию. — А сейчас есть? — мрачно поинтересовалась Тисифона, не отвлекаясь от порки очередного грешника. — Ну, вроде как, да, — продолжила мямлить Богиня Смерти, — Вы слышали про новую свиту в Нифльхель? Обе сестры тут же оторвались от того, чем занимались, и удивлённо на неё посмотрели, в то время как она всё думала, где третья, и какова вероятность того, что она подкрадётся и пырнет её ножом в спину. Вероятность была довольно большой, учитывая то, что, по словам Гипноса, Эринии жаловались на скуку. — Так вот, мой папа, непонятно чем думая, назначил их наставниками меня и Таната и нам нужны помощники, — встретив совершенно непонимающие взгляды Мстительниц, она продолжила, — И мы предлагаем эту должность вам. Ну, при условии, что вы не будете особо… «эринить». Змеи на голове Алекто заинтересованно зашипели. Сёстры переглянулись, будто ведя между собой неслышимый диалог. Макария испуганно застыла в ожидании вердикта, больше всего на свете желая вернуться обратно, к своим умирающим, подальше отсюда. — Ммм, — в конце концов выдала Тисифона, — нет. — Нет? — Нет, — продолжила за сестру Алекто, — нам двоим это совершенно не интересно. Вот если кто-то из них в чём-то провинится, вот тогда… Но пока нет. — А Мегера? — с надеждой спросила Жнец. Тисифона пожала плечами: — Ну, можешь попытаться. Но что-то мне подсказывает, что она тоже откажется. — Я всё-таки попытаюсь. Где она? Внезапно виски резко закололо, а голову заполнил невыносимый писк, через который едва-едва пробивался шепот.Ох, милочка, как же ты могла забыть… — …Что я всегда вот здесь? Макария оказалась прижата к чьей-то груди спиной, а её собственную руку прижали к сердцу. — И тебе привет, Мегера, — еле-еле выговорила она, пытаясь восстановить сбившееся от страха дыхание и успокоить бегающий по телу адреналин. Мегера, почувствовав её испуг, весело рассмеялась, всё ещё прижимая её к себе. — Ну чего же ты так пугаешься? Эх, молодежь. Совсем не знают, что такое страх, — прокравшиеся в голос Эринии жуткие нотки, совсем не способствовали успокоению, а наоборот, лишь заставляли сердце изо всех сил пульсировать под чужой рукой, — Впрочем, я могу показать… — Мегера! Отпусти её! Руки Эринии тут же разжались и Макария поспешила отойти от неё на пару метров, прожигая прибывшего Таната злобным взглядом. Мегера же, как ни в чём ни бывало, весело улыбнулась: — Братик! Давненько не виделись. Что же привело тебя в нашу… скромную обитель? — Одно непослушное пернатое недоразумение, — ответил тот, зеркально отображая вгляд подопечной. Мегера рассмеялась, и её жуткий смех подхватили остальные её сестры. — Что, наша птичка таки решила проявить самостоятельность? Неожиданно, неожиданно. Ну, когда-то это должно было произойти. Они так быстро вырастают, — Эриния притворно всхлипнула. Танат перевёл свой тяжёлый взгляд на неё. — Ты согласна, или нет? Та немного наморщила носик, всем своим видом изображая активную мозговую деятельность. — Пожалуй, нет. Меня эта идея тоже не привлекает. Мегера уже было развернулась и пошла по своим, несомненно, подлым и злодейским делам, но Макария, как бы между прочим, отметила: — Там будет Лафейсон. Мегера развернулась обратно с ещё более жуткой, чем обычно, ухмылкой. — Вот чертовка, знаешь, на что давить. Ты хорошо её натаскал, братец. Танат, казалось, помрачнел ещё больше. — Я её на это не натаскивал. Поклянись, что не причинишь никому из них вреда, Мегера. Та улыбнулась ещё шире. — Клянусь рекой Стикс. Всю драматичность момента нарушил громогласный зевок, изданный прилетевшей на звук клятвы Иридой. — Вы ведь в курсе, что на поверхности сейчас ночь, да? — тоскливо спросила она, протягивая Мегере и Танату чаши с водой из Священной Реки, — Так, что там у нас… ах, да. Вы поклялись Клятвой Богов, клятва эта нерушима, нерасторгаема и необратима. В случае невыполнения сторона клянущегося обязывается… и бла-бла-бла… закрепляем ваш договор, выпив из этих чаш, все права защищены. Всё, — спросила она, забирая кубки назад, — я могу идти? Танат мрачно кивнул. Его взгляд, направленный на Макарию, не предвещал ничего хорошего.***
Рассвет в Нифльхель был таким же, как и закат. Просто постепенное высветление неба, всего сразу, от чёрного до светло-серого. Туман исчез, вернувшись к тяжёлым тучам, и теперь можно было разглядеть дороги, идущие от дворца в разных направлениях, и редкие домики на обочинах, которые попадались всё чаще, если смотреть дальше от замка. Было тихо. Даже слишком тихо. Нет, Локи, конечно, и не ожидал услышать пение птиц, журчание ручья или звон женских голосов, но всё-таки. В этой тишине было что-то противоестественное, такой подавляющей она была. Стоячий холодный воздух давил на грудь, уши резало от почти полного отсутствия звуков, жухлая трава и хилые кусты замерли в странном анабиозе, ни ветерка, ни шороха, ни хоть какого-то намека на движение. Облокотившись о тёмные ледяные перила и смотря на безжизненный пейзаж, Локи окончательно потерял счёт времени, поэтому, когда тишина была нарушена шорохом крыльев и звуком голосов, он нервно дёрнулся, выходя из ступора. В направлении дворца, не торопясь летели Танат и Макария, самозабвенно ругаясь. — …хватит меня опекать, я не маленькая! Кто дал вам право принимать решения за моей спиной? Я не понимаю твоих претензий, всё было под контролем! — Да?! А то, как она чуть тебе сердце не вырвала? — Ой, да я бы всё равно от этого не сильно пострадала. Мёртворожденная, помнишь? И к тому же, бессмертная, — отмахнулась от Жнеца девушка, и, заметив Локи, приветливо ему улыбнулась, — Привет! А чего ты здесь стоишь? Сейчас же… пять утра? Шесть? Мне казалось, в это время все спят. Локи смерил девчонку высокомерным взглядом, ограничившись сухим: — Я нет. Та нахмурилась, прожигая его обеспокоеным взглядом своих чёрных, как и у отца, глаз. — Гипнос говорил, что ты его прогоняешь, но не упоминал, что всё так серьезно. Сколько ты уже так? Локи помрачнел ещё сильнее, раздражаясь с каждой секундой всё больше. Какое этой девчонке дело? Чего она к нему лезет? — Ты тоже здесь, а не в постели, — злобно заметил он. — Я Жнец, это другое дело. В силу специфики профессии спать нам… — Макария! Пошли уже, — окликнул подопечную Танат, видимо, не менее выбешенный, чем Бог Лжи. Девчонка закатила глаза, покорно плетясь за наставником в замок. Локи же решил вернуться в свою комнату, чтобы успеть вымыться и переодеться до того, как все проснутся. Стоя под струями воды, Лафейсон размышлял о том, что же их «наставники» будут делать дальше. Что имеется ввиду под «обучением»? И как та же Геката перемещается в пространстве? От неё расходилось мощное магическое поле, но особых всплесков во время перемещения Локи не заметил. А эти Жнецы. Кто они и чем занимаются? И что за странная история с приходом жены Владыки и почему он не мог определить, кто будет в свите, сам? Вопросов было множество. Локи всегда был любопытен, и его всегда бесило, когда он чего-то не знал или не получал ответ на свой вопрос. Но здесь, в этом совершенно новом и незнакомом мире законы были другие, и даже фундаментальные истины, вроде законов сохранения энергии и применения магии, работали абсолютно извращённо и неправильно. Здесь все они были беспомощны, словно младенцы, а Локи беспомощность не любил. Вернее сказать, ненавидел. Облачившись в привычный кожаный костюм, Лафейсон вышел в коридор. Похоже, хождение в ночное время по дворцу скоро войдёт у него в привычку. Замок выглядел пустынным. Заброшенные залы, мрачно сияющие в своём величии, пустые комнаты, пыльные помещения, всё это навевало какую-то странную тоску, которая тяжёлым грузом ложилась на плечи, и держать их гордо распрямлёнными было всё тяжелее. Пройдя по тронному залу, и поборов искушение присесть на ледяной престол, он попал в другое крыло, коих у замка было бесчисленное множество. В этом крыле потолки были выше, примерно в половину высоты тронного зала. Стены были украшены резьбой, но не гротескно, а умеренно и гармонично. Растительные и животные барельефы, высокие двери, бледно-синий огонь в плоских чашах на изящных подставках, всё это до жути напоминало Золотой Чертог. Локи фыркнул. Похоже, его сестрица явно имела какой-то комплекс по этому поводу. Или же фетиш. Ещё не известно, что хуже. И конкретно этот коридор очень напоминал ему… Поражённый догадкой, принц кинулся к дверям, за которыми, по его расчётам, должно находиться одно интереснейшее помещение. Хоть бы оно было не заперто. Нет, конечно, его бы не остановила какая-то там дверь, но в этой ситуации ему бы очень не хотелось, чтобы его заподозрили во взломе. Дверь со скрипом поддалась, явив взгляду большую комнату с подставками, на которых стояли сундуки. Сокровищница или же Хранилище, кому как угодно. Корона Суртура, Ларец Вечных Зим, Тессеракт — всё это лежало в Золотом чертоге в точно таком же помещении на месте этих непонятных ящиков. Магией, которую теперь уже ничего не сдерживало, Локи открыл все сундуки сразу и медленно прошёл по залу, заглядывая в каждый из них. Большая часть из них пустовала, но всё же, там было много интересных предметов. Какие-то он узнавал, как, например, амулет Альгиз, в виде одноимённой руны, сделанный неизвестным магом, и позже утраченный, рунические камни гадания, так же утраченные, и даже… Локи поражённо остановился, едва не споткнувшись о пустой ящик, и пару раз протёр глаза, а после хлопнул себя по щеке для верности, ибо это уж точно не могло быть правдой. …мьёльнир. Полностью целый, такой же, каким он его запомнил, символ могущества Одиновых «любимцев» стоял посреди остальных сокровищ, как ни в чём не бывало, и будто зазывал к себе, заставлял подойти, поднять, опробовать свои силы, и хоть те времена, когда Локи мечтал быть достойным проклятого молотка, давно минули, он подошёл на негнущихся ногах, оглушённый собственным сердцебиением, и протянул руку… — Эй! Не тронь! — послышался из-за спины чей-то голос, и Лафейсон будто протрезвел, — Отойди! Ты понятия не имеешь, на что способна эта штука. Зачем ты только тут всё пооткрывал, закрывать будешь сам, понял? Ты кто вообще такой, а, садо-мазо мальчик? Локи недоуменно взглянул на жалкого червя, посмевшего его оскорбить. Хотя, насчёт точного значения оскорбления он уверен не был. Червь выглядел, как статный юноша, черноволосый и черноглазый (у них в подземелье что, только такие водятся?), с мечом на поясе и невидящим пустым взглядом. Не только червь, но и к тому же, калека. — Да как ты смеешь, слепец?! — взревел, окончательно взбесившийся за последние сутки Локи, уже подумав выместить всё раздражение на неудачливом пареньке, и ринулся на него, как тот нагло ухмыльнулся и просто-напросто исчез. Нападавший в растерянности оглянулся, увидев, как наглец с той же гадкой ухмылкой выходит из темноты за его спиной. — Я бы не советовал, — флегматично сказал он, — всё равно бесполезно. Видишь ли, не стоит пытаться наскочить на меня, я хоть и слеп, но силой не обделён. Не обращай внимания на мои неприветливые слова, со своей сущностью сложно бороться, лучше скажи, кто ты. Локи такой переход от примитивной мидгардской речи до высокопарного асгардского счёл слегка странным, но всё же, немного успокоившись, проглотив едкий комментарий, представился: — Локи, Бог Лжи, Коварства и Озорства, сын… — Всё-всё, я понял, можешь не продолжать. Наслышан. Хоть и не скажу, что фанат. Я — Хёд. Скромный хранитель этого места, — наглец недобро усмехнулся, будто сказав что-то смешное, — Впредь, лучше не приближейся к молоту. В этом мире он, набравшись энергии событий Мира Живых, уже отнюдь не символ доблести, — Хёд засмеялся, и к длинному списку вопросов Локи прибавился ещё один. Все, кто пробыл в этом мире пару тысяч лет, смеются так, будто собираются как минимум захватить какой-нибудь из Девяти Миров? — По твоей милости и милости твоего брата и отца, это теперь воплощение зависти и тщеславия, гордыни и злоупотребления властью. Сложные магические корреляции, не забивай себе этим голову. Пошли, лучше я покажу тебе замок. Немного сбитый с толку таким резким переходом от враждебности к дружелюбию, Лафейсон проследовал за новым знакомым. Тот вёл его по до боли знакомым коридорам, и Локи казалось, что ещё немного, и тусклое холодное пламя сменится на горячее оранжевое, а по стенам поползёт, прогоняя лёд, золотистый цвет. — У Хелы был пунктик насчёт Асгарда. Первое же крыло, что она построила, было точной копией Золотого Чертога во всей его красе, вот только золото не выдержало её жажды мести, и потускнело до тёмного ледяного оттенка. Так что она решила всё остальное сразу сделать таким. Всё ещё не понимаю, чего она хотела? Здесь ведь не Вальхалла. — Вальхалла действительно существует? — перебил его, озирающийся по сторонам, Локи. — Конечно. Вот только это, скорее, одна из плоскостей Нифльхель, чем отдельный мир. Но да, она существует. Кстати, Хеймдалль туда попал, если тебе интересно. И большая часть асов тоже. — Почему мне должно быть интересно? Хёд остановился и снова жутко заулыбался. Его мёртвый взгляд смотрел куда-то сквозь лоб Лафейсона, навевая мысли о том, что у него за спиной кто-то стоит. — Не пытайся меня обмануть, Хитрец. Я древнее, сильнее, и уж точно злее тебя, так что не надо меня провоцировать. — Раз ты такой сильный, то почему же единственное твое звание — завхоз старого замка? — не остался в долгу Локи, ярость которого вскипела с новой силой. — Просто, в отличие от некоторых, я не хвастаюсь своим происхождением и силами перед кем попало. Неужели папочка не читал тебе лекции по стратегии переговоров с нейтральными сторонами? Как там… «Мудрый подход к скрытию не особо важной информации». Бог Озорства поражённо отшатнулся, потому что такой лекцией Один действительно довольно часто пичкал Тора, а Хёд, между тем, продолжал злобно шипеть: — Мы с братом в своё время достаточно натерпелись. Как же меня бесили его мудрейшие увещевания, а братец слушал, как ни в чём не бывало, чуть конспекты не составлял! Подозреваю, с тобой и Тором было то же самое, вот только на братца моего ты не очень похож, скорее уж на дядю. Такая же бесящая, едкая, скользкая, злостная ошибка природы, поднявшаяся только за счёт чужой жалости… Договорить он не смог. Терпения Локи не хватило до конца гневной речи, и он просто-напросто накинулся на слепца, и даже любопытство, настойчиво требующее ответов на только что появившиеся вопросы, не смогло его остановить. Он прижал нож к его горлу, и был в полушаге от того, чтобы надавить, но тут что-то столкнуло его с наглого калеки. Теперь он почувствовал давление уже на своем горле. Огромный волк скалился, придавливая его исполинской лапой к земле и царапая когтями горло, ниточка слюны угрожающе приближалась к его лицу. Волк рыкнул, и раздраженно отпихнул его к стене об которую Локи больно ударился затылком. Следующим, что он увидел, когда всё же поднялся с пола, был совершенно голый юноша, отряхивающийся от коридорной пыли. — Какого хрена?! — злобно спросил он, — Вы чего творите? Хёд! — Он сам на меня набросился. — А кто его провоцировал? И не строй мне тут невинные глазки, с твоей чернотой это выглядит жутко. Это, между прочим… Ай, ну тебя. Ну, а ты?! — юноша развернулся к Локи, наставив на него указательный палец, — Ведь сказано было, с его сущностью сложно бороться, какого Одина ты повёлся? Это в его природе, он же сам хаос!!! — Не смей меня вычитывать!!! — закричал Локи. Злоба, копившаяся ещё со дня его смерти, требовала выхода, и одного наскока на калеку явно было недостаточно, — Кто ты такой, чтобы меня попрекать, жалкий… — но его уже никто не слушал. Нагой юноша взял Хёда за воротник, и принялся что-то ему шептать, после чего грубо его оттолкнул. Завхоз (как теперь Локи мысленно его называл) с опущенной головой скрылся из виду, а юноша, с абсолютно бесстрастным лицом, повернулся к Лафейсону и жестом приказал ему следовать за ним. — Я проведу тебя в твою комнату. Хватит с тебя на сегодня приключений. Не обращай на него внимания, он просто слегка безумен и ужасно непостоянен, впрочем, как и все мы. Не провоцируй его и не ведись на его провокации. Они шли по коридору, ведущему в тронный зал, неизвестный взял со стены один из светильников и, совершенно не стесняясь своей обнажённости, бесшумно шагал по чёрной плитке. Локи тихо бесился позади него. В конце-концов он спросил: — Какое отношение он имеет к Одину? — вопрос прозвучал более раздражённо, чем планировалось, но поддаваться страху он не собирался. — Если бы он не возражал против того, чтобы ты знал, он бы сам тебе сказал, — прозвучало в ответ. Локи разозлился ещё больше. — А я ему не скажу, — едко усмехнулся он, сдерживаясь от того, чтобы не забросать нудиста насмешками. Оголённая спина к его реплике была равнодушна. Он вздохнул, — Может, хотя бы представишься? — Фенрир. — В честь волка Хелы? — Это волк в честь меня. — Бог обмана вздохнул, призывая себя успокоиться. Зверюга этого странного мальчишки и так подпортила кожу на его горле, и продолжения ему как-то не хотелось. — Ла-а-адно, — протянул он, — Я — Локи, Бо… — Я знаю, кто ты. — Ну и откуда же? — Танат. И ты довольно известная личность. Это из-за освещения показалось, или Фенрир слегка вздрогнул, как только Лафейсон представился? Список вопросов грозился стать длиной с Радужный Мост. Они дошли до двери в его комнату, и нудист остановился, ожидая, когда Локи в неё войдёт, но тот не спешил подчиняться чужим приказам. — Последний вопрос, — он развернулся, выставив указательный палец и издевательски улыбнулся, заметив на лице Фенрира раздражение, — Куда подевался твой ручной зверь? Когда я очнулся, его уже не было. Вопреки ожиданиям Лафейсона, Фенрир фыркнул, развернулся и ушёл.***
— У меня есть целый учебный план! Сначала мы… — Макария весело щебетала, казалось бы, абсолютно не обращая внимания на то, слушают её или нет. Слушали её, собственно, только двое — дерево и женщина с отростками на голове. Ну и Питер, когда у него всё же получалось открыть глаза. Мальчик выглядел так, будто не спал всю ночь, и Баки не удивился бы, если бы так и оказалось. Зеленокожая женщина, хоть и выглядела менее уставшей, витала в облаках, мечтательно точа нож. Барнс мог поклясться, что где-то под утро с её балкона шуганул какой-то хмырь в красной куртке. Ванда, как и остальные, особого внимания на наставницу не обращала, предпочитая смотреть в никуда своим обычным полубезумным взглядом. Локи же был неприлично бодрым, и вполголоса вещал о своих ночных приключениях. Баки ушёл с балкона где-то в три часа ночи, немного поразмокал в купальне, так как душа в его апартаментах не было, и попытался заснуть. Под утро у него даже получилось. Чёртовы боги, им, похоже, спать не нужно. — …а ещё, мы пригласили в помощь одну интересную личность, она как раз должна привести этого вашего, как там его… — Пьетро! — вскрикнула Ванда, кинувшись в объятия брата. Тот поймал её и закружил. Оба счастливо засмеялись, обнимаясь друг с другом. — Они что, пара? — достаточно громко спросил, скривившийся Локи, с настолько явным отвращением в голосе, что проснувшийся Питер толкнул его под рёбра с тихим «Мистер Лафейсон!» — Нет, они брат и сестра, — ответил Баки, наблюдая, как Бога Обмана окончательно перекосило. — И так радуются?.. — пробормотал он, отворачиваясь от картины, которую все остальные наблюдали если не с умилением, то хотя бы с лёгкой улыбкой. — Ну, отношения в семье, наверное, примерно так и должны выглядеть, — сказала зеленокожая женщина, имя которой Барнс всё никак не мог запомнить. Локи ядовито ухмыльнулся: — Не нам с тобой об этом судить, Таносдоттир, — улыбочка стала ещё шире, когда Локи увидел, как перекосило уже её. Гамора оторвала взгляд от воссоединившихся двойняшек и злобно уставилась на него. — А ты всё тот же противный змей, каким был, йотунёнок, — сказала она, и Лафейсон дёрнулся, словно ему дали пощёчину. Но тут же подобрался, сжал кулаки, а лицо снова стало непроницаемой маской. — Что, охватила ностальгия по старым временам, Гамора? — точно, Гамора, её зовут Гамора, — я в тёмных пыточных, а ты у фиолетовых ног. Хорошие были деньки, не так ли? Это уже был не просто подкол, это уже была стрела, пущенная с явным намерением причинить боль и спровоцировать на конфликт. Гамора и Локи встали друг напротив друга, и воздух между ними, буквально, заискрил от такого количества злобы. Баки толкнул сонного Паркера локтем, мысленно готовясь разнимать драку. — Ну надо же, какой тёплый прием! А мне тут уже нравится. Стоит появиться, как все сразу же друг на друга бросаются, шипят, сыпят соль на старые раны, — женский голос раздавался будто из ниоткуда, и, несмотря на то, что был не особо громким, каким-то образом приковывал к себе внимание, заставляя конфликт кануть в Лету, — ммм, старая добрая взаимная неприязнь, как приятно. Конечно, лучше было бы, если бы это была ненависть, или зависть, или обида. Мне, знаете ли, больше по вкусу что-то долго закипающее, разгорающееся всё больше и больше. — Все стали озираться по сторонам, ища обладательницу голоса, но в комнате, кроме тех, кто был в ней и раньше, никого не было. Конечно, прямо перед носом никто не посмотрел, — я здесь. Гамора отскочила на несколько метров, а Локи, словно зачарованный, смотрел на руку, прижавшуюся к его груди в том месте, где, предположительно, должно быть сердце. Найдя в себе силы оторвать взгляд, он проследил глазами чёрные линии на рукаве одеяния, изящное женское плечо, тонкую шею, головы змей, качающиеся возле подбородка, и, наконец, взглянул в ярко-красные глаза. Их обладательница безумно усмехнулась, ещё сильнее надавив рукой на его грудь. Красные глаза торжествующе распахнулись. — Я всегда здесь.***
— Как он там? Красивая светловолосая девушка, сидящая на скамейке в прекрасном саду, грустными глазами смотрела на кусты жасмина. Те же цветы были в её волосах, а белое одеяние спадало до самых пят и волочилось по траве, тем не менее, ничуть не пачкаясь. — Хёд сказал, что всё хорошо. Он обустроился в замке Хелы. Правда, он не спит. Но это поправимо. Юноша смотрел на девушку и не мог оторвать взгляд. Всё-таки, некоторым смерть к лицу. Если бы ещё стереть с него эту скорбь… — Неужели теперешний Бог Сна пренебрегает визитами к нему? — горькая усмешка тронула её губы, — откуда он, кстати? Что за мир взял себе под крыло Нифльхель? Юноша покачал головой: — Ты же знаешь, я не могу тебе сказать. Тебе вообще не положено знать, что Вальхалла — это Нифльхель. Девушка засмеялась. От неё не так-то легко что-либо скрыть. Этот мир всё-таки сжалился и оставил ей крупицу магии, так что дар провидицы она ещё не утратила. — Что-то происходит, не так ли? — она перевела взгляд с цветов на юношу, — Что-то, помимо набора свиты. Ты взволнован. И Хёд, и Фенрир. Тот опустил глаза на свои дорожные сапоги, в которых с недавних пор стал ходить. Красивая парадная обувь не очень-то подходит Гонцу Меж Мирами. — Хведрунг здесь. Девушка испуганно вскочила с места. Её брови тут же нахмурились, вся она подобралась, будто готовясь защищаться. — Он ведь на муках? — взволнованно спросила она, — Сынок, умоляю, скажи мне, что он на муках. Юноша лишь покачал головой. Ах, если бы всё было так просто. — Технически, он отмучал своё в той пещере. Всё же тысячи лет пыток змеиным ядом компенсируют почти любые грехи. Так что нет, он среди Средних. Ищет свою семью. Девушка резко вздохнула. Значит, ищет семью. Это может дать им время подумать. Она стала ходить из угла в угол, судорожно соображая, что же теперь делать. Зная Хведрунга, он точно захочет мстить. Этот мир его поддержит, даст воспользоваться своей магией, и если так, то всем им скоро придётся совсем не сладко. Значит, нужно что-то делать. Вальхалле нужно закрыть границы, это она устроит, но где гарантия, что Нифльхель не откроет их обратно по одному только приказу Лофта? Всё же, именно он посадил Хелу на трон. Значит, этот мир к нему прислушивается… — Мам, мам, мам! — юноша встал на её пути и взял за руки, — Рано паниковать. Пока что он ничего не планирует. Да и сомневаюсь, что будет. Он не жаждет мести, он не зол! — Не будь наивным, Бальдр. Я знаю, что это в твоей природе, но всё же, попытайся не быть таким добрым. То, что, пусть и заслуженно, делал с ним Один, не прощают. Он будет мстить. И не только Одину. Но ещё и всем, кто стоял и смотрел, и ничего не сделал. Ты не знаешь его так, как я. Мы все в опасности… — Да нет же, мам! Он сам сказал, и сказал он это самому Судье, что не собирается никак нам вредить. Что лишь наведается на Поля Мук и попросит у Эррик заменить их у дыбы, на которой повесили отца. Он лишь хочет покоя. Фригг жалостливо посмотрела на сына. Сама доброта, слишком наивный для дипломата. Даже после всего, что случилось, доверять словам Лодура… — Милый, он лжец. Он сможет доказать, что мы все ходим на голове, если ему это понадобится, и ты ничего не сможешь выставить против его аргументов. — Нет, мам, ты не понимаешь. Судьёй на его деле был сам Владыка Аид! Со своими двумя судьями. Даже он бы им не солгал. В глазах Всематери появились сомнения. Она пристально посмотрела на сына, нахмурив идеальные брови: — Он всё ещё может передумать. — Нет, если я помогу ему найти семью. Фригг отскочила от сына, будто ошпаренная. — Ты сошёл с ума! Даже не думай к нему соваться, — но Бог Света её уже не слушал. Он зашагал прочь, медленно растворяясь в свете солнца Вальхаллы, пересекая её границу, — Бальдр! — Прости, мам, но мы уже обо всём договорились. Я передам Локи привет! — когда последняя фраза долетела до Всематери, вместо Бальдра в воздухе виднелся лишь сгусток света, который через несколько секунд исчез. Фригг закрыла лицо ладонями, пытаясь взять себя в руки. Как ни крути, границу Вальхаллы она всё равно закроет.***
— Мегера! — прозвучал грозный голос, — прекрати! Танат влетел в окно и, шумно приземлившись, решительно зашагал к сестре. — Когда я просил тебя о помощи… — Я просила, — тихо вставила Макария. — …я имел ввиду помощь, а не запугивание! О чём я тебя просил? Да ты ведь даже не переоделась! Эриния гордо расправила плечи, поправляя буро-коричневое от засохшей крови одеяние. — Кровавые разводы — писк сезона. И вообще, почему ты так распсиховался? Мне не пятьсот, я соображаю, что можно, а что нельзя. — Да ты что? — жнец скептически приподнял бровь, — ну надо же, какая ты у нас ответственная. Ещё одна такая выходка, и ты вылетишь обратно на Поля, ты поняла? Эриния сморщила нос, но всё же кивнула. Макария с завистью посмотрела на своего наставника. Вокруг каждой из Эриний витало что-то такое, что заставляло либо скрутиться калачиком на полу и молить пощады, либо бежать за тридевять земель. И действовало оно безотказно. На всех, но не на Таната. Порой казалось, что он просто не способен бояться, как и радоваться, грустить, любить… — А вас, молодая леди, — Железнокрылый наставил на Макарию палец, — ожидают полчища душ. Бегом! Жнец угрюмо поплелась на балкон, мимоходом вручая Танату свиток с её «учебным планом». Тот раскрыл бумагу, мельком в неё просмотрел, вздохнул, потёр переносицу, и усталым тоном объявил: — Сейчас вам принесут завтрак и мы с Мегерой попробуем объяснить вам, как устроены Мёртвые Миры. И да, НЕ СПАТЬ! — рявкнул он в лицо Питеру, — у смертных есть поговорка, что-то типа «В гробу отоспитесь». Так вот, не получится. Да где чёртов завтрак?! Несколько слуг, напуганных плохим настроением Железнокрылого, шустро накрыли на стол, и тут же исчезли в лабиринте дворцовых коридоров. Притихшая компания мгновенно принялась за еду. Мегера вальяжно развалилась на стуле немного поодаль от остальных. Танат остался стоять и, немного поразмыслив, с чего бы начать, заговорил: — Как вы уже поняли, Мёртвый Мир не один. Их много, очень много. Бесконечное количество, на самом деле. Несколько соседних поддерживают между собой отношения с помощью Совета Владык. Есть так называемые плоскости, это части определённых миров. Например, Вальхалла — плоскость Нифльхель, Поля Мук — плоскость Аида. Примеров много. Некоторые плоскости разных миров сообщены между собой так, что легко попасть из одной в другую. Чаще всего, это Поля Мук. Например, когда бесов Хелы изгнали вместе с ней, Эринии, в том числе и Мегера, объединили Поля Мук Аида с Каторожными Нифльхель, и теперь управляются и там, и там. Некоторые плоскости вообще общие для нескольких миров, например, Леса Самоубийц. Между плоскостями можно перемещаться только в нескольких случаях: если ты Гонец Меж Мирами или же из какой-то свиты, или если тебя переводят из одной в другую, как например, отбывших своё наказание грешников. В Нифльхель есть три основных плоскости: Каторожная, которая делится на несколько кругов, Серая, которая делится на Леса Самоубийц, Землю Девяти Миров, и еще куча всяких Земель, и Верхняя, что, в свою очередь делится на Вальхаллу, Рай, Долину Инея, или как там её, ну вы поняли. Мёртвые могут свободно перемещаться в пределах одной основной плоскости, но переместиться на другие у них не получится. Почти все здесь лишаются своих сил, если эти силы были из разряда магии, повелевания чем-то, и так далее. Иногда силы остаются, но так бывает редко. Что ещё… Пересекая Грань между живым и мёртвым, вы попадаете на площадь Врат, на Серой плоскости, откуда идёте во дворец на суд. Там ваши грехи и добрые дела взвешивают, отнимают ваши страдания во время жизни, и определяют, вам в Рай, на Муки или же к середнячкам, которых, вроде как, ни туда, и ни туда. Сразу хочу отметить, что словосочетание «вечные муки» ошибочно, вечно тут никто никого не мучает, вы просто искупаете всю свою вину, а потом ваше дело пересматривают. И то, что вы в Свите, не значит, что вы избежите наказания, оно будет, но немного позже и короче. Если мёртвый натворил что-то уже посмертно, его дело тоже пересматривают, и он искупает свою вину. Правит Мёртвым Миром Владыка, ему помогает его Свита. Владыку и свиту определяет сам мир, нельзя просто взять и сесть на трон, нужно подходить по определённым параметрам. Точно так же и со Свитой. Есть ещё полусвита, это те, кто подходит, но не служит на постоянной основе, и подсвита, это мелкая прислуга, вроде нимф, Мормолик, крылатых псов, Эррик, просто слуг во дворце. Владыка имеет верховную власть, ему подчиняется всё, начиная от мёртвых и заканчивая погодой. Он владеет теми же силами, что и при жизни, но при желании может использовать что угодно, что когда-либо использовалось в Мире Живых. — Можно вопрос? — спросил Локи, дожёвывая салат. Танат взглянул на него, немного приподняв брови, что Лафейсон расценил, как согласие, — Что такого натворила Хела, что её и всю её свиту изгнали? Танат мрачно усмехнулся, смотря прямо ему в глаза. — Призвала силу этого мира в Мир Живых. Использовала её для собственной выгоды. Мёртвое должно оставаться мёртвым. Ничто отсюда не должно влиять на мир живых. Она это правило нарушила. И понесла наказание. Хоть она и была жива, а значит, могла вернуться, её свита и подсвита не имели права выходить отсюда. Сейчас они лишены воспоминаний, стёрты и высланы обратно, начинать свою жизнь сначала. Надеюсь, — он рассмеялся, — на этот раз им повезёт больше.***
— Рад видеть тебя, Хведрунг. — А я тебя не очень, Бальдр. Фарбаутисон недовольно осмотрел мальчишку, соткавшегося из света секундой ранее. Такой же, каким он его запомнил. Бесяще-идеальное лицо, крепкое тело, светло-жёлтые волосы, голубые глаза. Копия Одина в молодости, правда, по комплекции тоньше. Одетый в непривычно простые одежды, с сумкой на плече, он создавал впечатление сказочного принца, который по ошибке влез не в тот костюм. — Что сначала? — спросил Бальдр с доброй улыбкой, — найдём твоих или наведаемся к Отцу? — Ты собрался самолично провести меня к месту экзекуции над твоим отцом? Может, ещё и плеть в руки вложишь? — язвительно спросил Хведрунг, желая разозлить Светлого, а точнее проверить, способен ли он злиться. Говорят, смерть сглаживает недостатки. Может и чрезмерная идеальность маленького принца исчезла? — Моему отцу есть за что расплачиваться, — всё так же улыбаясь, ответил он, — в случившемся есть и его вина. К тому же, он Царь, все цари виноваты во множестве смертей. О, супер. Всё тот же идеальный всепрощающий ангелок. Был бы у него шанс, он убил бы его ещё раз, за всё хорошее. Но вместо этого он зашагал по воздуху ввысь, догоняя Светлого Аса и чувствуя, как его магия вновь к нему возвращается. — Как дела у Фригг? — спросил он поровнявшись с Бальдром, — уж не скучает ли она в величественной Вальхалле? — После твоей смерти уж точно нет. Отчего ты вообще умер? Отец ведь всё рассчитал. — Ну, он-то рассчитывал на то, что верная Сигюн будет регулярно облегчать мои страдания, а она взяла и перестала. А без неё то количество яда, которое попадало на мою кожу, в конце-концов меня убило. Не то чтобы я особо цеплялся за жизнь… — Сигюн ушла?! — спросил, застывший в шоке Одинсон, — Но как? — Ну, видимо, её достал мой постоянный трёп. Или пошопиться захотелось, кто ж их, этих женщин, знает? В любом случае, она ушла где-то тысячу лет назад. Ты случайно не знаешь, она здесь? Я бы сказал ей пару ласковых слов. — Я не знаю. Не моё это дело, фиксировать, кто прибыл. Как ты можешь шутить на эту тему, она ведь предала тебя! Хведрунг расмеялся. Наивный мальчишка! Как будто от того, что он будет стенать и плакать, что-то изменится. Да и вообще, почему бы не пошутить. — Я ведь Бог Озорства, — озвучил он свою последнюю мысль, и очень удивился, когда Бальдр захохотал. — Прости, — сказал он, слегка успокоившись, — просто теперь это не твоя должность. — Ах, ты про этого забавного мальчика, ещё одного Локи? Как там его прозвали, Опальный Принц? Трикстер? Ох уж эти новомодные словечки. Да, он не плох. Правда, принимает всё слишком близко к сердцу. Чуть тронешь — сразу психует. Ну что же это за Бог Озорства? Вот обман — определённо его прерогатива. Коварство. Да и вообще, слабенький он. На Таноса с каким-то ножичком — и это он маг? Похоже, в ваше время магия совсем деградировала. — Откуда ты вообще знаешь про него? Он же родился после того, как ты был пленён. — То, что вы сковали моё тело, не значит, что вы сковали мой разум. Астральные проекции ещё никто не отменял. Они шагали над широкой дорогой, и воздух уже становился тяжёлым и вонял палёной плотью, а на горизонте кровью наливалось яркое зарево. Бальдр вдруг резко остановился и повернулся к Хведрунгу. Тот с удивлением заметил у него на лице злость. — Тогда ты уж точно знаешь, что с ним сделал Эбони Мо, и почему он не мог пользоваться чем-либо серьёзней иллюзий, — прошипел он. — Ох, да мы злиться научились! Ну надо же, правду говорят, некоторым смерть идёт. И почему, интересно, он тебя так зацепил? — Фарбаутисон спокойно прошёл вперёд, не обращая ровным счётом никакого внимания на гневно сопящего позади Бальдра. Одинсон глубоко вздохнул, уговаривая себя успокоиться. — Он часть нашей семьи. Пусть отец со временем явно забыл про это, но семья — это семья. Пусть он и не Одинсон, Один его воспитал. Как и меня с Хёдом и Хелой. — Ну, это сложно было назвать воспитанием. Скорее, редким хвалением тебя, руганием Хелы и игнорированием Хёда. — Не тебе об этом судить. Хведрунг с удовлетворением заметил раздражение Светлого. Да, минули времена, когда он лишь сдержанно улыбался, даже если начать его бить. Теперь он, возможно, даже отпор даст. Конечно, меньше бесить он от этого не стал, но всё же, тот факт, что и его можно вывести из себя, очень даже утешал. Уж что-что, а это Локи умел. — Мы на месте, — сказал, остановившись, Бальдр. Перед ними простирался один из кругов Полей Мук. Немного сверху, с их ракурса, эта их часть была похожа на виноградник. Ровные ряды палок, воткнутых в землю, между которыми трудится множество женщин. Вот только палки эти — дыбы, и на них совсем не виноградная лоза. Путники спустились на землю, передвигаясь между рядами стонущих грешников. Хведрунг с интересом поглядывал по сторонам. Да, у Эриний определённо было воображение. Несколько особо понравившихся идей он взял себе на заметку. Бальдр остановился напротив одной из дыб, всё никак не решаясь взглянуть на подвешенного на ней аса. А вот Локи, окинув истощённую фигуру взглядом, противно захихикал, привлекая внимание мучимого. Тот приоткрыл глаза, пытаясь сфокусироваться на двух фигурах, стоящих перед ним. Одна из них нерешительно подняла голову, судорожно вздохнула, поклонилась, и дрожащим голосом пробормотала: — Отец. Вторая же решительно подошла к дыбе, и в тусклом свете факелов Один наконец различил огненные волосы, зелёные глаза, бледное лицо, шрамы от нитей вокруг губ… — Локи… — в страхе пробормотал он, силясь отвернуться от гостя, который подошёл почти вплотную, с наслаждением втягивая запах крови и разложения. — Ну здравствуй, — он улыбнулся широко и безумно, отчего шрамы вокруг рта разошлись и стали кровить, — брат.