Не открывай глаза

      Меня явно задабривали. И дело даже не в том, что когда я выходила, водитель сунул мне мой рюкзак.       У стены, сразу после двери, стоял мягкий плюшевый диван. Коричневая обивка приятно переливалась под люминесцентными лампами. Он был массивный и мягкий. Подушек не было, но это ерунда. Главное — диван.       Обойдя симпатичную громадину, я вытащила из нижнего ящика стола розовые ушастые тапочки и ноутбук с наушниками.       Было много всего, что нужно обдумать. Принять определённые решения. Разгрести весь тот мусор, что скопился в моей голове.       Но это всё теряло значимость перед другим. Я эмоционально убита. Нос хлюпает, а глаза жжёт от подступающих слёз. Во мне словно образовалась пропасть. Пустота, подпитываемая глубокой болью и грозящаяся поглотить всё на своем пути.       Мне нужно перевести дух. Успокоиться.       Надев тапочки и плюхнувшись с громким хлопком на диван, вытянула ноги. Утонула в мягкости новой мебели.       Мне нужно расслабиться и начать мыслить позитивно, поэтому я поставила на загрузку сериал. Выбирала я быстро, решив смотреть только любимое.       Идти в ближайший магазин за едой не хотелось, так что Шерлок сегодня будет без сопровождения мягких булочек и чая. Жаль, конечно, но людей видеть не хотелось.       В ожидании я закрыла глаза, представив себе родной город в день моего отъезда год назад. Широкие улицы и обшарпанные здания. Серое небо с грозовыми тучами, давящими на голову. Ветер завывал, поднимая в воздух выброшенные обёртки и пыль.       Это был по-настоящему мрачный день, соответствующий моему настроению. Я долго ждала этой поездки, взбудоражено пересматривая свои старые фотографии, сделанные в Японии. Хотелось уже начать новую жизнь. Побороть себя и в идеале найти лекарство.       Когда я выбирала место, в котором буду проходить интернатуру, то не имела понятия, что здесь так много эсперов. Это оказалось необычайной удачей. Я уже знала, что случаи стычек одарённых здесь не редкость, но кто бы мог подумать, что их ТАК много.       Решение приехать сюда было почти спонтанным. Мне нужно было пространство и свобода действий. Лекарство не найти, если за тобой наблюдают круглые сутки.       Дождавшись окончания загрузки сериала, включила первую серию. Смотрела я на русском, решив отдаться ностальгии по первому просмотру полностью. Да и напрягаться, переводя слова с английского, не хотелось. Мне нужно только полное расслабление и отдых.       Я старалась погрузиться в первое совместное расследование героев, но в итоге просто сидела, не понимая ничего, кроме того, что мне необходим такой гениальный друг. Мне просто нужен кто-то. Осознание того, что в одиночку я это не разгребу, било в голове, начиная истерику.       Выключив серию, я отложила ноутбук на пол и свернулась калачиком, поджав ноги под себя. И зарыдала, пока никто не видит. Громко. Надрывая голос. Задыхаясь и давясь собственными слезами. Меня трясло.       Сил, чтобы сдерживать это, больше не было. Я была сильной. Даже слишком. Решила поиграть в героя, а в итоге? Вынуждена работать на мафию. Нарушать закон было страшно. Очень страшно.       Это очень плохо закончится. Если я ещё переживу эту историю. Да. Если выживу.       В попытке отгородиться от нахлынувших эмоций, начала «рыться» в своём прошлом. Оно оказалось серым, и зацепиться было не за что.       Никаких друзей, редкие скромные праздники с родственниками, на которых я была скорее тенью, сидящей с учебником. Мать, которая постоянно кричала на отца за то, что тот поощрял мои увлечения и водил к себе на работу в морг.       Её можно было понять. Представьте, как странно, неестественно выглядела пятилетняя девочка, взвешивающая органы при вскрытии. На самом деле она не знала, чем именно я там занимаюсь, но сам факт моего присутствия в этом месте её пугал.       Меня не пустили в школу, оставив на домашнее обучение. Родители отца были довольно состоятельными людьми, посвятившими всю свою жизнь работе в больнице и морге. Они были учёными, для которых знания были главным в жизни.       Именно они оплачивали учебники, по которым я занималась, практики в других странах, репетиторов.       Иногда к нам в гости приезжали мамины родственники с детьми. В эти дни мы все вместе ютились в двухкомнатной квартире на окраине города, совсем рядом с местным моргом, папиной работой. Мои троюродные сестры и братья, всегда в разном количестве, были в основном старше меня на пару лет.       Я ненавидела их визиты. Пока тётки выгружали свои «гостинцы», они очень громко разговаривали с мамой. Обо мне. Я часто сидела за дверью светлой кухни, подслушивая то, как они уговаривали её бросить отца, отдать меня в самую зачуханную школу, чтоб жизни глотнула. Они думали, что у меня проблемы с психикой.       Разумеется, у меня были проблемы. Тогда я ещё могла контролировать свои силы, но иногда они выходили из-под контроля, и я видела мир, залитый кровью. И я молчала. Записывая всё в свой дневник.       Я не общалась со сверстниками. Отец и его родители говорили, что от них будут одни проблемы. Мол, дети подадут мне плохой пример и я буду страдать ерундой вместо того, чтобы круглый год учиться, проходя за один год по два, а то и три класса. Для меня это было нормой. Под крики матери, я изучала кучу всего, кроме школьной программы. Первое свое вскрытие я провела в четырнадцать лет.       А в пятнадцать лет моя жизнь пошла под откос. Несчастный случай. Просто соседский парень, решивший подшутить над нелюдимой заучкой. Тогда в моей голове что-то щёлкнуло. Всё не должно было так закончиться…       От воспоминаний того дня меня вновь пробила дрожь. Я зажала зубами тонкий белый рукав, пытаясь подавить крик.       В семнадцать отец с дедом помогли мне поступить в медицинский вуз. Летом я сдала последние итоговые экзамены, а осенью начала учиться. Я знала уже почти всю программу и проучилась по индивидуальной программе два года, экстерном сдав всё. Я ещё больше ушла в учебу, хваталась за каждую возможную практику.       Я отчаянно желала найти лекарство. Несмотря на то, что каждый раз я терпела неудачу, я всё равно не сдавалась.       Аспирантуру я проходила уже здесь. Выучила дома язык, несколько раз съездила попрактиковаться в течении учёбы. Потом переехала сюда, отмотав в той же языковой школе полгода.       И вот к чему привело моё упорство. Тихий внутренний голос шептал, что это случилось, потому что я не захотела оставаться у себя дома. Будь я в родном городе или хотя бы в другой стране, то не оказалась бы в таком положении.       Отчаяние захлестнуло меня с новой силой. Я лежала неподвижно с зажатой во рту кофтой и смотрела в противоположную стену. Я должна была успокоиться. Придти в себя. Обязана.       В голове всплыл образ маленькой черноволосой девочки с глазами, в которых не было мыслей. Только неверие и шок. Ради неё мне нужно всё вытерпеть. И ради себя. Да.       — Было бы так легко, — шмыгнув носом, я встала.       Шаркая своими мягкими и тёплыми тапочками, я зашагала к своему маленькому тайнику с выпивкой. Так и не купила ещё одну бутылку. Я потрясла в руке выпитую на треть бутылку виски.       — Ничего, — не убирая бутылки, я вытащила из всё еще висевшего на вешалке пакета свой серый плед, — это определённо веский повод выпить всё.       С разбегу прыгнув на диван, я почувствовала, как моё тело отпружинило вверх. Внутренности сжались от резкого скачка, но я подавила подступающую тошноту. Накрыв ноги пледом, я открыла бутылку.       Только когда несколько капель упало на стеклянное горлышко, поняла, что у меня всё еще текут слезы.

***

      Стоит признать, что идея пить в таком состоянии была не самой удачной. Теперь, когда опьянение прошло, и осталась только головная боль. И непонятно от чего голова болит больше: от виски, которого я выпила больше, чем привыкла, или от надрывного плача. Больше склоняюсь к варианту что всё вместе.       Обезболивающее помогало плохо. Я чувствовала себя так паршиво, что физические мучения немного приглушали моральные.       В позе звезды я лежала на прохладном полу, используя скомканный плед как подушку. Холод от кафеля приятно действовал на мой разгоряченный организм. Новая лёгкая одежда пропиталась потом, прилипая к телу. Что было с волосами я боялась и представить.       Вибрация телефона была такой громкой, что я поморщилась.       — Некоторые больше пьют, а страдают меньше… — я горестно вздыхала, подползая к рюкзаку.       Мой родной потёртый телефончик ощущался невероятно тяжёлым в руке. Отвечать не хотелось, но это был номер моего начальника.       Нажав на зелёную кнопку, я молча слушала указания.       Сейчас мне должны привезти тело. Серьёзно? Я сама как тело.       Не сдерживая стонов и кряхтения, поднялась на ноги. Максимально быстро нашла в недрах своего закутка пакет с вещами, которые недавно принесла Матсу. Надо бы перебрать их. Может еще шкафчик попросить? Или уже перебор? Хотя, учитывая, сколько я потрачу нервов, мне он бы как аванс пошёл.       Неожиданно для самой себя я рассмеялась над своими мыслями, вызывая новый приступ головной боли. В такой ситуации я ещё и об авансе умудряюсь думать… Со мной явно что-то не так.       Взяв чистые чёрные штаны, голубую блузку и расчёску с полотенцем, потопала в душ. Было досадно от того, что мои сапоги и любимый плащ пропали. И перчатки. Всё это было очень нехорошо и грозило тратами. К сожалению, я любила дорогую обувь и плащи. На них я тратила больше денег, чем на всю оставшуюся одежду. Но и покупала я их крайне редко. Так что…       А теперь придётся топать искать подходящие вещи.       Ещё раз горестно вздохнув, сняла с себя одежду, покидав её на пол, предварительно убедившись, что дверь надежно закрыта. Мало ли.       Стоя под потоком прохладной воды, я обнимала себя за плечи. Будь это драматическим фильмом, то я бы красиво плакала под душем, чтоб никто не видел. Но я уже всё выплакала и просто отстраненно прислушивалась к своим ощущениям.       Выйдя из душа, я подошла к зеркалу. Обнажённая кожа была болезненно бледной с множеством синяков. Они были мастерски обработаны, но это лишь сняло боль.       Вся правая нижняя часть лица, начиная от носа, была синей. Сам нос был сломан. На руках, боках, ногах и ключицах были ужасающие синяки. Кожа на коленях и локтях содрана. Этот мерзавец очень сильно бил. Наотмашь.       Я энергично, почти яростно вытиралась полотенцем, не заботясь о боли в ушибленных местах. Я закусила губу и даже проматерилась, но напора не убавила.       Уже стоя в халате и перчатках, смотря, как два молоденьких санитара заносят тело, и перекладывают на мой стол, поняла, что переборщила. Тело ломило, больные участки кожи немного жгло. Всё-таки нервы надо лечить.       — Извините? — я схватила санитара рукой за рукав, — вы можете мне пирожки с мясом принести?       Он посмотрел на меня, а потом на тело, лежащее в плотном чёрном мешке.       — Вы хоть посмотрите что внутри, — его лицо дёрнулось в отвращении, — вам не захочется есть…       — Тогда риса? — всё равно закинула удочку я, — раз измельчённый труп животного в мучной обёртке так трудно найти.       Когда он развернулся и быстро пошел на выход со своим коллегой, я поняла, что пирожков мне не видать. И риса тоже. А есть хочу. Очень.       — Опять придётся идти к людям, — я вспомнила свою последнюю прогулку за едой, — а им не нравятся те, кто рассматривает их лица. Жаль.       Хрустнув пальцами, я одним резким движением открыла мешок. Дыхание перехватило, и я попятилась назад, уткнувшись спиной в стену. В висках запульсировало.       На моём столе лежал раскромсанный труп слишком знакомого мне человека. Остекленевшие, полные ужаса глаза смотрели на меня.       — Вот мы и снова встретились, — взяв себя в руки, я вернулась к телу того, кто насиловал девочек, а позже убил одну.