Принц и раб

Адольф, старший принц клана Атхаар, лениво полулежал на высокой стопе мягких узорчатых ковров, привезенных из южного края, и разглядывал прибывавших в его владения к ежегодной ярмарке новых слуг. Серые глаза были прищурены, а вся поза его говорила о расслабленном отдыхе, но обманываться мнимой изнеженностью не стоило: сильное его тело в любую секунду могло прийти в движение, одним прыжком настигнуть добычу или броситься в бой. Не то чтобы требовалось здесь его присутствие, но ведь всегда любопытно, кто новый появится при лесном дворце и как его зовут, верно? Отец его, король западного леса и всех лесных оборотней, обыкновенно был против вальяжного ничегонеделания и считал, что такое пристало лишь немощным старцам, но старший смотритель не выгонял из зала молодого принца, своего любимца, которого помнил с самых ранних лет, и тот пользовался его благосклонностью, наблюдая за входившими туда подданными и рабами. Введены были под высокий свод переднего зала несколько высоких и крепких воинов — Адольф знал их если не по именам, то хотя бы в лицо: никого интересного или нового. Они не служили при дворце постоянно, но прибывали сюда только сейчас, когда требовалась свежая сила, но в остальном гораздо чаще удавалось встретить их в карауле или на рубежах леса, которые они охраняли. Со многими приходилось ходить в поход или охотиться дружной сворой на забредшего к ним с гор тролля... Скучно. Принц зевнул. Неужели ничего нового? Вошел невысокий стройный подросток, почти что мальчик. Золотистые длинные локоны падали на плечи и спину, распахнутые широко большие глаза удивлённо оглядывали убранство королевского замка, резные своды и переплетение веток на потолке и выложенный камнем орнамент на полу. — Кто ты, мой юный друг? — спросил распорядитель хриплым старческим голосом. — Я Эрик, старший сын Арнульфа. Мой отец прислал меня служить вам... Я не раб навсегда: отец сказал, это на два года... По договорённости... Мальчик замолк: он, как видно, не обладал хорошо подвешенным языком придворных прихвостней и шутов, но эта безыскусность была даже милой, и Адольф цепко оглядывал изящную фигуру, любуясь и думая про себя, что Эрик очень и очень милый и наверняка так же сладок на вкус, как и на запах: лишь бы дворцовые нравы не слишком его развратили. И уж, по крайней мере, никто не должен был успеть сделать это раньше него самого! Он рассмеялся при этой мысли. Мальчик опустил глаза, заметив, как пристально его разглядывают, и Адольф, щадя его, перевел взгляд на следующего вошедшего. Этот оборотень был не так молод и в сравнении с юной свежестью первого казался неприглядным, грязным, измаранным в грязи, которая точно намертво въелась в сероватую кожу и бурую потрепанную одежду. На лбу пролегла складка: должно быть, довольно часто приходилось ему размышлять о вещах грустных. Шею украшал узкий серебристый ошейник, явный признак раба, плененного на войне, и это объясняло и шрам через верхнюю губу, и небольшую хромоту, и весь его невеселый вид. Не сказать, чтобы лицо было отталкивающим, но мрачное выражение затравленности сильно его портило. Он взглянул один раз исподлобья на принца, но, наткнувшись на нелюбезный ответный взгляд и нахмуренные брови, поспешил опустить глаза в пол. — Кто ты? Назови себя! — потребовал Адольф. — И не подходи слишком близко, от тебя наверняка несёт, как от недельного трупа. — Нет, вовсе нет, Ваше Высочество. — Не хочу убеждаться, так что просто не испытывай моё терпение и держись подальше. Так кто ты такой? — Меня зовут Эктор, господин. Йенс, вождь северных равнин, отправил меня к вам в плату за тот бочонок красного вина, что вы одолжили ему на празднование дня солнцестояния. — Ясно. Убирайся вниз, вычистишь стойла у свиней, — велел ему распорядитель и обернулся к Адольфу: — Что скажете, ваше Высочество? — Что скажу? Мальчик славный, а второй ужас как нехорош. — А? Что вы сказали, ваше Высочество? Мальчик нехорош? Ваша правда, все они, деревенщины, одинаковы. — Да нет же, нет! — прошипел раздраженно Адольф и махнул рукой на глуховатого старого слугу. — Я говорю, что он мне понравился! — Кто? Тот, весь грязный? Может, и будет хорош, если его отмыть... — Иди ты! Ещё издевается! Он пихнул царедворца в бок, но тот даже не улыбнулся собственной шутке, так что принцу пришлось уйти в надежде на то, что тот понял её правильно. А сейчас надо было хорошо выспаться: завтра предстоял жаркий день. Ранним утром с первыми же лучами Адольф стоял на пристани в маленьком их порту и смотрел, когда из-за зарослей вдалеке появятся первые судна с товаром, и те не заставили себя долго ждать. Первый небольшой корабль ткнулся носом в причал, послышался крик подать сходни, работа закипела, захватив Адольфа: тот обязан был проверять всё, что доставлялось ко дворцу, по возможности помогая распределить слуг на разные работы. Через десяток таких торопливых разгрузок товара всё слилось воедино, и казалось, что ничего нет вокруг кроме круговерти лиц и череды тяжелых ящиков и бочек, которые надо откатить к нужному месту. День подошел к концу незаметно, вереница прибывавших поредела и вскоре прервалась; изредка приставала к берегу мелкая лодчонка из какого-нибудь дальнего места: ей требовалось указать место, где можно устроиться и куда уложить товар, но не более. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в светлый оранжеватый цвет, и Адольф устало прогуливался по длинной песчаной отмели вдоль реки. День, проведенный за наблюдением и помощью прибывавшим к торговой неделе кораблям и лодкам, лишил его всяких сил и нервов. Воспитанный строго, как и подобает достойному наследнику их маленькой вотчины, он не гнушался и тем, чтобы самому помогать не справлявшимся грузчикам и лодочникам, и потому ощущал сейчас приятную ломоту в мышцах. Сильнее всего хотелось расслабиться и растянуться в полный рост на своей постели... Может быть, даже не в одиночестве: в конце концов, он неплохо потрудился сегодня и вполне достоин награды, так ведь? Можно будет попросить пожилого распорядителя привести себе кого-нибудь из дворцовых пажей. Например, того юного, Эрика. Однако после ужина, который подан был прямо в спальню, он почувствовал себя таким разморенным, что мальчишку лень было идти искать, и пришлось позвать воина из караула, чтобы тот сходил к слугам на чёрную половину дворца и привёл его. — Скажи господину главному распорядителю, чтобы он отправил ко мне того нового слугу. Может, и сам его найдешь? Хорошенький такой мальчик... Никто не будет возражать, если он одну ночь проведёт у меня, — и Адольф нетрезво рассмеялся. Выпитое за ужином вино ударило в голову, и перед сном все сильнее хотелось поразвлечься. В общем, дворецкий и правда бы не возражал: кто он такой, чтобы спорить с наследником? Пусть Адольф и не достиг ещё совершеннолетия, до него оставался месяц, и на его забавы смотрели сквозь пальцы, тем более, что в остальном королю не в чем было пожаловаться на сына: тот был умён, хорош собой и в облике человека, и в облике зверя, смел и ловок, и даже книжное учение давалось ему без особого труда. Любил миловидных молоденьких волчат — но кто здесь без греха? Адольф лежал на низком ложе, ощущая прилив возбуждения, и нетерпеливо поджидал охранника с новой своей добычей. Он потянулся назад, к столику с благовониями, но в эту же минуту дверь наконец распахнулась: — Вот он, Ваше Высочество! — и воин втолкнул в его спальню невысокую фигуру. — Хорошо! Ты свободен. Оставь его, — бросил принц через плечо, крутя в пальцах стеклянный флакон с розовым маслом. — А ты иди сюда, не бойся меня. Его милый мальчик здесь и можно начать... Но почему он так странно закутался в какое-то покрывало? Принц подошел ближе, вгляделся в лицо, скрытое капюшоном, рывком скинул верхнюю одежду — и чуть не зарычал от злости и разочарования. Видно стало усталое лицо раба, присланного северным вождем, худое, почти крысиное, с узким острым носом и черными глубоко посаженными глазами. Кретин-дворецкий прислал к нему не того! Естественно! Он неправильно понял его ещё утром и теперь отыгрался, подсунув ему не Эрика, а того, второго, как его? Принц брезгливо поморщился, обнажая в гримасе верхние клыки, и взглянул на слугу-раба ещё раз. Закутанный в грязную старую тунику, тощий, как ветка, со спутанными тёмными волосами и глубокими тенями вокруг глаз, он показался принцу отвратительным, как никогда. Грязный, немытый и мерзкий, мерзкий, мерзкий! Принц махнул ему рукой, жестом приказав убираться вон, но замер вдруг. Тот отпрянул, будто боясь удара, и смотрел на него слезящимися полными страха глазами. — Пошел отсюда! Меня и без тебя тошнит, — и принц наморщил нос. От того мальчика пахло бы сладко, но от этого отродья наверняка несет прогорклой кухонной вонью, потом и мочой... Что за разочарование! Но тут вдруг его ноздрей достиг другой аромат: острый, мускусный и манящий, несмотря даже на вплетавшийся в него запах земли. Неужели эта крыса могла так пахнуть? Раб уже развернулся и понуро тащился назад к двери, когда принц остановил его. — Нет! Погоди. Вернись обратно. Как тебя там зовут? — Эктор, Ваше Высочество. — Подойди ближе. — Но... — тот медлил, боясь перепадов в настроении принца и того, что снова будет с отвращением осмотрен и отослан обратно. — Я грязный, господин. Адольф уже сам приблизился к нему, и лицо его казалось удивленным. Хмель быстро покинул его голову. В ней горячо пульсировала единственная мысль: "Что это за запах? Неужели тот самый? Неужели это запах его истинной пары?" Нет, нет! Не может быть! Боги не допустят того, чтобы гордому лесному принцу парой стал какой-то жалкий раб, уродливый, как жаба, и вдобавок на десять лет его старше! Адольф втягивал таинственный аромат, раз за разом спрашивая себя, что же в нём такого и отчего хочется приступить к соитию здесь и сейчас? И как бы он не убеждал себя, что это дурное наваждение, его тело говорило об обратном. Он хотел обладать этим рабом здесь и сейчас, как бы ни был тот отвратителен на вид. Строго говоря, присмотревшись повнимательнее к испуганному лицу, Адольф не мог сказать, что раб был как-то особенно уродлив: черты лица были ровными, прямой нос и узкие красиво очерченные губы говорили по крайней мере не о самом грязном происхождении, и если бы не шрам над верхней губой и косивший немного вправо глаз, Эктор был бы нормальным... Но какая, к черту, разница? Раб не может стать его парой. Никогда. Точка. С этой мыслью Адольф уткнулся лицом в одеяло и снова махнул рукой причине своей печали: — Иди в комнату для омовений и приготовь себя. Я буду ждать. В конце концов, чтобы понять точно, пара он его или нет, нужно опробовать этого раба самому. Тот вернулся через полчаса, обнаженный, в одной набедренной повязке, и можно было заметить, какой бледной у него оказалась кожа под слоем грязи. Под ней виднелись сине-зеленоватого цвета вены. Волос не было, и это было, в общем, даже приятно, по крайней мере, делало это стройное тело чуть менее отвратительным в глазах принца. Ровно до тех пор, пока он не приблизился к нему вплотную; тогда мускусный чуть сладковатый запах окутал его волной, чистый и сильный, и сопротивляться желанию больше не было сил. Адольф уронил раба на постель, подмяв его под себя, глухо зарычал, вцепившись в шею долгим укусом. Тот заскулил еле слышно, сопротивляясь, но выбраться из-под него не смог, только растревожил лишний раз, заставив забыть обо всяких долгих прелюдиях, так что принц вжался в бледную кожу снова, вбирая в себя аромат, привстал, рывком перевернул раба на живот и прижался сверху. Несколько грубых укусов заставили Эктора вскрикнуть. — Тише, тише. Терпи. Он сдернул быстро с него остатки одежды и прижался, ощущая разливающуюся по телу горячую волну желания. Флакон с маслом был опрокинут на промежность, остатки его разливались по столику и покрывалу, — но никакие розы не могли сравниться с запахом чужой кожи. Адольф устроился на нем сверху, раздвинул коленом бедра, открывая взгляду темно-розовое сжавшееся отверстие. Погладил его пальцами, нажимая, затем попытался всунуть два пальца внутрь — тот был так узок, что спрашивать о невинности было глупо. — Не понимаю, как ты мог остаться девственником с таким сводящим с ума запахом? Эктор снова всхлипнул. — Не насмехайтесь надо мной, господин. Я знаю, что я вам мерзок. — Нет! Замолчи. Принц закрыл его рот рукой и нажал на узкую дырочку сильнее, просовывая внутрь два пальца и медленно растягивая его. Сил сдерживаться дальше просто не было. Возможно, рабу станет больно, но кто его спрашивает? Адольф отстранился только затем, чтобы обхватить второй рукой свой член и медленно войти в него всей длиной; раб вскрикнул, пытаясь вырваться, но господин держал его крепко. Он потянул его за волосы к себе, заставляя выгнуться навстречу и двигаться в такт своим медленным и размеренным толчкам. Пока одному казалось, что у него внутри двигается прут из горячего железа, второй ощущал одержимость, экстаз и желание двигаться ещё и ещё быстрее, самое пьянящее и приятное. Адольф не смог долго сдерживаться и вскоре выплеснулся внутрь него, громко рыча. Эктор сжался, по-прежнему тихо скуля, и новый господин ненадолго прижал его к себе, согревая своим теплом и шепча на ухо какие-то глупости о том, что никогда больше не позволит ему выполнять грязную и тяжелую работу.