Принц и раб

Адольф лежал на широкой постели, вытянувшись, и пробуждался медленно от полусна. Впервые за полгода стало по-настоящему тепло, и даже из узких вечно сквозящих окон тянуло не морозным ветром, а свежим и в то же время ничуть не холодным воздухом. В воздухе стоял горьковатый, но приятный запах лесной травы: не оттого, правда, что кто-то принёс сюда охапку свежей зелени, а всего лишь от целебной мази, которой Эктор растирал его руки. Не то, чтобы ему нечем было заняться, но король уговаривал себя, что нужно смириться хоть ненадолго с его болезнью; в конце концов, ведь омега должен заботиться об альфе, пусть тот и ниже его по статусу (ничего, здесь он знал, как исправить нынешнее положение — стоит только Адольфу вернуться на родину, встав во главе северного войска, как южане покорятся ему не по своей воле, так склонившись перед превышавшей их во много раз силой). Вопрос был только в том, как скоро он сможет без опасений возглавить этот поход. Днём, едва спустишься с гор в равнины, наверняка будет стоять жара, но ночь несла с собой прохладу. А ночевки на холодной земле? "Кажется, я чересчур волнуюсь за его здоровье, — подумал король. — Ещё избалую его". "Серьёзно? Нет, ты серьёзно? Он чуть не замерз заживо в твоих огромных хоромах из-за того, что ты считал его избалованным, и теперь, стоило ему забыть о том беспросветном ужасе, куда ты его кинул, как ты готов начать всё сначала? — заворчал внутри голос совести, и Эктор живо возразил ей: — Нет, нет. Конечно, нет." Но то, что процедура в последнее время приносит его пленнику куда больше удовольствия, чем боли, было заметно. Адольф чуть приподнялся, опираясь на локоть, и подвинул вторую руку ближе к нему. К запаху травы примешивался другой, тревожный и манящий. Эктор. Он взглянул на него, заправил длинный локон за ухо. Эктор старался даже не мечтать о близости — но что делать, если альфа сам тебя провоцирует? — Можешь погладить меня и выше, — и он плавно передвинул его ладонь со своего колена выше, проведя пальцами по внутренней стороне бедра, направив руку Эктора к своей промежности. Король высвободил её с неохотой нахмурился и принялся с удвоенной силой растирать его локоть и запястье. — Ай, — негромко вскрикнул Адольф. — Прости. Не рассчитал своих сил. Но он улыбался с самым спокойным видом и не казался страдающим. — Говорят, самую большую боль нам приносят те, кто нас любит, — заметил он лукаво. — Здесь не поспоришь, — вздохнул Эктор, вспомнив, сколько ненависти и неприязни пришлось им преодолеть. Хотя принц, как ему показалось, имел в виду только текущий момент и ничего больше — но нет: — Так что я всё же ещё надеюсь, что ты меня любишь, — и он потянулся к нему, накрыв его губы своими, и прикосновение их было такое такое мягкое и чувственное, что он не сразу нашел в себе силы оттолкнуть его. К счастью, он был выше и сильнее; хоть Адольф и окреп, но не настолько, чтобы препятствовать своему королю, прижавшему его к постели. — Адольф... Не стоит. Ты всё ещё слаб. — Я уже много дней не встаю с кровати — сколько можно? — И не будешь вставать ещё ровно столько, сколько необходимо! — прорычал Эктор. — По крайней мере одна часть моего тела сейчас нарушает твой запрет. — И какая же? В этот момент Адольф всё же завладел его рукой, перехватив запястье, направил её к низу живота, заставляя коснуться своей эрекции, надо заметить, куда более явной даже, чем желание самого Эктора. — Прекрати меня провоцировать. — Боишься не удержаться? — Боюсь за твоё здоровье. — Не сомневайся, разница в размерах не помешает мне оседлать тебя. Не противься. — Адольф! — Что!? Если я в сотый раз услышу "Ты ещё слишком слаб", то докажу тебе сейчас, что это не так! — Я всего лишь волнуюсь... — Я твой альфа, и ты не можешь мне отказывать! — возмутился Адольф. — Я возьму сейчас сам то, что моё по праву, и ты меня не удержишь. И он рывком подтащил его к себе, навалился сверху, закинув одну ногу и пытаясь устроиться на короле сверху, после чего обнял его, покусывая за шею и стаскивая мантию и рубаху. — Если я не сбросил тебя, то только потому, что боюсь повредить тебе что-нибудь, — сварливо отозвался Эктор, тем не менее, не противясь особо активно. Время любви близилось к концу, но желание в нём самом не угасло до конца, и с неохотой он подчинялся ему. — Тогда не противься и остальному, ты же не хочешь намекнуть мне на то, что я бессильный и бесполезный раб. — Но ты не раб! Я своими руками снял с тебя ошейник. Я обещал, что ты займешь место на троне рядом со мной. — Сейчас я хочу занять ещё одно место... Тсс. Не сопротивляйся. Эктор почувствовал, как снимают с него одежду, и счел за лучшее более не противиться; инстинкт всё сильнее брал над ним верх. Адольф прижался к его коже, вдыхая запах и целуя. Дотянулся вновь до горла, прикусывая тонкую светлую кожу. — Ах... Что я вижу? Ты всё ещё ходишь без моей метки. Сейчас я это исправлю... Он прижал его, не давая даже двинуться, и наградил долгим болезненным поцелуем в шею, больше походившим на укус, такой долгий, что ему начало казаться, будто Адольф прокусил ему вену и пьет сейчас кровь, как летучая мышь-вампир. Он тихо подал голос, с неудовольствием ерзая под ним. — Теперь ты только мой, и никто не посмеет посягнуть на моего короля... — прошептал ему он, оторвавшись наконец. Большие и чувственно изогнутые губы окрасились красным: видно, он и впрямь прокусил кожу до крови. Эти же губы вновь накрыли его рот, давая попробовать на вкус собственную кровь, у которой оказался железный солоноватый привкус. Но Адольф был уже одержим желанием, и спорить с ним, и тем более просить о снисхождении или осторожности, было бы бессмысленно. Эктор признался себе наконец, что ему приятно было видеть его таким — полным энергии и с вернувшимися к нему силами. Он послушно перевернулся на живот, больше не противясь, развел бедра, ощущая, как альфа ложится сверху, прижимаясь к нему низом живота, ощутил касание большого горячего члена. — Надеюсь, ты так же желаешь меня, как и я тебя? — поинтересовался Адольф, двумя пальцами проникая в ложбинку между ягодиц. Он дотронулся до его входа; дырка казалась совсем маленькой, с первыми выступившими каплями смазки, но когда он обвел её касаниями кончиков пальцев, а затем просунул внутрь, то услышал, как Эктор ахнул и подался навстречу, сам насаживаясь на его пальцы, которым пока что было тесно внутри — надо думать, ненадолго. Он обводил ими складочки вокруг ануса, затем добавил третий палец, растягивая узкий вход посильнее. Собственный член казался ему уже слишком горячим и тяжелым, чтобы сдерживаться ещё хоть немного дольше. Адольф взял Эктора за талию, заставляя придвинуться к себе поближе, раздвинул его ягодицы, сжимая их и царапая, и вошел в него плавно и постепенно, сдерживаясь с трудом, чтобы не кончить сразу. Стиснул зубы, чтобы не кончить, застонал в унисон со своим королём, и медленно начал двигаться, раз за разом входя чуть глубже и заставляя Эктора вскрикивать. Ритм быстро превратился в скорый и рваный, и становился тем быстрей, чем чаще Эктор подавался навстречу, желая, чтобы его взяли как можно глубже. Он гладил собственный член, сжал его, помогая себе дойти до вершины удовольствия, поскольку резонно понимал, что альфа не сможет сдерживаться слишком долго. Ему нравилась даже эта несдержанная грубость, с которой Адольф прикусывал его губы и царапал кожу, и резкие быстрые толчки — и потому ощутил даже нечто, похожее на разочарование, когда тот низко прорычал и вжался в него особенно сильно. Член его ещё подрагивал внутри, изливая тёплое семя внутрь него. Эктор понял, что ноги его уже не держат, и почти сразу с этим одновременно кончил сам, упав на постель. Адольф приник к нему, не спеша достать член, полежал немного сверху, но вскоре устроился рядом, приобнимая. — Полежи со мной. И он поцеловал его в щеку и в висок, убирая влажные пряди волос со лба. — Нет. Пойду в купальню. — Хочешь смыть с себя всё? Я надеялся, ты хочешь зачать мне волчонка, который скрепит наш союз. — Прежде всего, я хочу сопровождать тебя в походе на юг. — Он бы подождал, — и Адольф поднялся, направившись к ваннам вместе с ним. — Разве ты не помнишь, что сказал оборотень из твоей стаи? Твой отец плох. Кто знает, долго ли он продержится, когда вас стало так мало? Надо успеть прийти с подмогой и укрепить твою власть там прежде, чем другие успеют посягнуть на неё. Резонный довод заставил задуматься. Время не велело медлить, и вскоре начались сборы в поход. В этот момент Адольф решился попросить Эктора о последнем одолжении — освободить тех пленных из своего клана, кто до сих пор работал в горных шахтах. Король задумался, прикидывая, насколько рискованно было разбавить свой отряд потенциальными бунтовщиками, которые непременно встанут на сторону земляков, если случится открыто противостоять клану короля Атаульфа, но всё-таки согласился: в конце концов, в шахте присутствие их было ничуть не безопаснее. В самом начале лета большой их отряд спустился с гор: зрелище было невиданным и странным для тех редких живых душ, что встречались им на пути. Равнина, начавшаяся у подножья гор, не была пустынна, но густая чаща леса сохраняла тень горной прохлады, и потом, лес был таким густым и неприветливым, что оборотни не слишком его любили. Отряд продвигался с осторожностью и опаской, и лишь Адольф, ехавший в самом почти арьергарде, не считая лазутчиков, чувствовал себя дома и ощущал, как болезненно покалывает сердце при виде родных ему зарослей, низкой травы и высоких еловых стволов, уходящих ввысь. Водились в этих местах оборотни-медведи, но те были в основном одиночки, и не решались напасть на отряд северян, обходя его стороной и лишь недовольно фыркали и мотали головой, когда им случалось напасть на чужой незнакомый след или остатки стоянки. Приближалось постепенно время полнолуния, и это означало, что вскоре стая сможет передвигаться ночью, а волчьи тела начнут передвигаться в разы быстрее, чем могли люди. Ночь тревожила, заставляла пробуждаться, и серебристо-белые тонкие лучи луны, падавшие на поляну между ветвей, освещали перерождение людей в стаю огромных светлых волков. Те рыскали по земле, выискивая неосторожных мышей или бурундуков, выли, задрав узкие морды вверх, сбивались в стаю и неутомимо бежали вперед, не встречая на пути никого. Постепенно лес становился светлее и ниже, отроги гор перешли в ровные поляны и низины, с каждым шагом приближались родные Адольфу земли. — Что скажешь? Если верить карте, должны были начаться северные границы ваших владений. — Так. Но я не вижу здесь часовых: здесь не самое опасное место, и всё же отец выставлял их, чтобы те следили, не заявится ли в гости горный тролль или одичавший голодный медведь. Он покрутил головой по сторонам, и всё войско вслед за ним пробиралось теперь медленно и осторожно, боясь стрелы, пущенной из зарослей леса часовыми. Лазутчики, тем не менее, докладывали об отсутствии угроз чуть не до самого лесного дворца. Адольф начал всерьёз волноваться, увидев несколько опустелых постов, где обычно всегда сидели стражи или волки-охотники. Первое встреченное ими отдаленное сельбище из нескольких ветхих землянок тоже пустовало. — Неужели нас стало настолько меньше? И зачем мы только решились выступить против тебя, — с печалью в голосе произнёс Адольф. — Иначе мы бы с тобой так и не были вместе. — ответил Эктор. Но это было слабое утешение, и в воздухе повисла долгая тишина, наполненная лишь шелестом листьев под ветерком и щебетом мелких птиц. — Не могу понять, куда все исчезли. Эктору на ум приходили самые нехорошие идеи. Стаи волков с равнин давно могли сменить дружбу на меч войны и угнать лесных соседей к себе в плен после того, как те стали так слабы и малочисленны. А может, здесь хозяйничала чума или холера, и остатки оборотней поспешили убраться из зараженных мест? Воды казались чистыми, но всё же... Но едва вдалеке показались острые крыши лесного дворца и широкий его двор, занимавший всю лесную поляну, как они увидели и толпу лесных оборотней, собравшуюся внутри. Ворота были закрыты, мост через канаву поднят, — но это стало бы слабой защитой: илистая, неглубокая и затянутая кувшинками, она легко преодолевалась одним хорошим прыжком, а нет — так вброд. Неужели они прознали об их приближении заранее и успели собраться вместе на оборону? Но нет. — Кажется, мы подоспели вовремя, — заметил Эктор, оборачиваясь к Адольфу. Тот смотрел вдаль, за дворец, в мрачном напряжении. Там виднелось чужое войско: оборотни с равнин подходили с противоположной стороны, рассчитывая, как видно, легко занять место в лесном дворце. Но они вряд ли рассчитывали, что на помощь их жертвам придет подмога — да ещё какая! Огромная стая северных волков сбежала вниз по склонам, обходя окруженный частоколом лесной дворец слева и справа и окружая захватчиков. В этот раз воины Эктора никого не собирались брать в плен: им был отдан приказ убивать всех без исключения. И те, кто вернулся домой из горных шахт, делали это с особенным усердием, поскольку защищали родные места. Так что очень быстро противники поспешили убраться, убегая прочь так резко, что даже пущенные им вслед для острастки стрелы не всегда успевали догнать их. — Прикажешь преследовать их, мой принц? — Нет. Думаю, они теперь очень долго не решатся снова выступить против нас. Возвращаемся! И войско развернулось назад, к воротам в укреплениях, откуда из-за частокола за ними во время битвы с тревогой следили осажденные. Неужели и здесь им придется брать их штурмом? Старый привратник, рискуя получить стрелу в глаз, пригляделся в маленькое своё окошко и не поверил глазам: до сих пор ему казалось, что возле них всего лишь одни захватчики борются с другими, но теперь, когда одни изгнали других и вплотную подошли к воротам, можно было разглядеть их и молодого принца, что стоял перед всем их войском. — Принц! К нам вернулся молодой принц! — прокричал он. Радостные приветствия переплелись с недоверчивыми возгласами: для одних Адольф был надеждой, для других — предателем. Он выступил вперед и подошел прямо к забранному решеткой окну, не боясь ничего: — Откройте мне, если вы всё ещё храните верность своему принцу. Я пришёл с миром. И пока я здесь, вас больше никто не тронет! Послышался шёпот и то, как одни убеждали других, что надеяться больше не на что, а противиться глупо: в конце концов, если северяне возьмут их в осаду, сколько смогут они продержаться против? Весьма недолго. И высокие ворота медленно и со скрипом распахнулись. — Приветствуем тебя, мой принц, — вышел к нему вперед один из стражей, видимо, начальник караула. — Хоть мы и не ждали тебя, но ты вернулся в тяжелое для нас время. Но ты во главе чужого нам войска; жаль, если теперь нами будут править северяне. — Нет! Вы останетесь свободны. Больше того, я вернул домой всех тех, кто попал в плен: они могут вернуться к семьям. Адольф оглядел собравшихся: всё почти одни волчата или древние старики, несмело расступавшиеся при виде чужаков. Эктор вошел вслед за ним, разглядывая их всех. Вопрос был только в том, как примет их помощь король: надо думать, не очень-то будет рад, решив, что сын стал отступником и лег под северного короля лишь ради власти. Адольф волновался о том же. Сильней всего он боялся сейчас увидеть отца, хоть и ждал этого, высматривая его на высоком дворцовом крыльце. — Где же король? — Ваше Величество, — поклонился ему вдруг стражник, низко опустив голову, — ваш отец умер неделю назад. — Что!? Адольф побледнел и пошатнулся, так что Эктор счел за необходимость взять его за руку. — Как это произошло? — Мы собрались здесь неспроста: хотели выбрать нового вождя. Степняки нападают на нас уже не первый раз. Семь дней как они разграбили все на своем пути, и король, защищая дворец, погиб почти сразу. Войска почти не осталось, как сами видите. Адольф выдохнул тяжело и прерывисто, не находя слов от боли и смятения. Эктор взял слово за него: — Что ж, значит мы и впрямь явились как нельзя вовремя. — Мы опоздали, — отозвался Адольф. — Мы не успели его спасти! — Может, и к лучшему? Кто знает, как бы он тебя принял? Оба вздохнули. Оба вошли во дворец вместе с придворными, и Адольф поднялся на балкон, приветствуя свой народ. Речь его была короткой, чего нельзя было сказать о его последующем властвовании. Единственное отныне, из-за чего он тосковал, были частые разлуки с Эктором, который продолжил царствовать в северных горах, оставив его здесь. Однако оба часто виделись, и если один не спускался с гор навстречу другому, тот поднимался вверх. Через год появился на свет наследник этих двух царств.