Мята и Имбирь

В очередной раз мальчишка, сжав свои пальцы в кулаки, наблюдает, как его родной отец жалеет младшую сестренку. Такую неуклюжую сестренку, которая в очередной раз умудрилась упасть на ровном месте. Владимир Серов, поймав момент, тут же обращает внимание на своего сына, так яростно смотревшего в их сторону все эти минуты. Мужчина ласково подзывает к себе мальчика, но тот, уловив еще большую ярость в своей душе, тут же скрывается в собственной комнате. Нет, он даже не подумает идти и успокаивать своего ребенка, пока Эмилия, дрожащими ручками обнимает его за шею. Разве может быть что-то еще лучше и важнее, когда дочка так тянется к своему отцу. Разве может злость сына опровергнуть всю эту нежность? Разве может Владимир нарушить такую идиллию и просто так оставить дочку, до конца так и не успокоив её? Нет, он не в силах. Даже желание не проявляется в нужной манере. И пока двенадцатилетний Денис Серов плачет в своей комнате, сжимая сильнее подушку, его разум формулирует только одно ярое желание — убить. Казалось бы, что тут такого страшного. Подумаешь, простая простуда, ну даже грипп не так страшен для такой, как Эмилия Серова. Вот если бы пуля в лоб… Ооо, на это бы он с удовольствием посмотрел. То, как кровь струйкой стекает из отверстия, оставленного свинцовой спасительницей. Как в глазах сестры застыла последняя надежда на спасение, но костлявая неумолима. Она забирает эту душу, разрывает её на части и наказывает за то, что эта маленькая дрянь разрушила когда-то их семью. Счастливую семью. Ловит кайф. Какое же это наслаждение, наблюдать за тем, как сестру бросает то в жар, то в холод. Как её влажные губки приоткрываются в надежде на спасение. Как ноздри чуть-чуть раздуты в попытке ухватить нужный для легких кислород. Как капельки пота покрыли лоб и виски девушки, а красные щечки манят своим румянцем. Но больше всего его привлекает нечто другое, нечто запретное… Её грудь… Расстегнутая куртка, шарф вовсе находится в руках у Серовой, пока её белоснежная кофточка с аккуратным вырезом в районе декольте, предстала перед братом в полной красе. Он не может отвести взгляд. Иногда посматривает на дорогу, убедившись, что встречных автомобилей нет и можно спокойно ехать по сплошной. Но все же, каждую минуту, каждые тридцать секунд… Боже, он и сам не понимает, как часто смотрит на то, как вздымается её грудь. Аккуратная грудь, тепло которой он резко ощутил. Вспоминается тот самый момент, когда сестра от отчаяния бросилась ему в объятия, лишь бы он не увидел эту наготу. То, как она учащенно дышала ему в шею, а её великолепные формы прижимались к его грудной клетке, заставляя дышать унисон. То, как красивой формы ягодицы были видны ему в зеркале, а аккуратная талия манила к себе, заставляя еще сильнее сжать свои пальцы на ней. Голова кругом. Он не может поверить, что это все происходит с ним. С его собственными мыслями. Мята. Её губки. Влажные губки, так старающиеся открыться побольше. Сильнее сжав руль, парень свободной рукой нажимает на кнопку, чтобы приоткрыть окно. Он впускает в машину прохладный воздух. Метель, которая поднимает снежинки и кружит их в буйном потоке, так же проникает в салон автомобиля и аккуратно ложится на лицо Серовой. От температуры её тела снежинки вмиг тают, оставляя влажные дорожки на щеках и ключицах Эмилии. О эти капельки… как же они… возбуждают. С ужасом распахивает глаза, полностью отказавшись от собственного разума. Парень закуривает, нервно чиркает зажигалкой, в быстром темпе вдыхая в себя этот противный для Эмилии дым. Ей и так сложно дышать, а тут еще эта едкая кислота, разъедающая легкие. Девушка не может сдержаться, начинает кашлять, едва ли не до рвоты, заставляя Серова напрячься. Он ждет, что её вырвет. Даже в глубине души хочет этого, чтобы потом корить девчонку до конца её дней, издеваться, напоминать всяческими образами тот факт, что её вырвало в машине. — Прошу… — всего одно слово, выдавленое из её слабого тела. Резко смотрит в её сторону. Не поймет, послышалось или же нет. Серов, сделав еще одну тягу, выпускает дым из губ прямо в открытое окно, прежде чем окончательно его закрыть. Краем глаза видит, как сестра обе ладони прижимает к своим некогда влажным губкам и суетливо пытается подать ему знак об остановке. Серов сначала решил проигнорировать её, но разум все же взял вверх. Он не смог бы просто так вести автомобиль и ощущать аромат зловоний связанных с… Боже, даже думать об этом не может, уже атакуют рвотные позывы. Денис тормозит на обочине, и едва машина полностью останавливается, как Эмилия тут же вылетает из нее и бежит к первому же дереву. Девушка, сильно схватившись за ствол, наклоняется слегка вперед о освобождает свой желудок. Только одна вода, больше ничего, но и это настолько тяжело выходит из её организма. Громко, не стесняется того факта, что брат выходит едва ли не следом за ней и останавливается буквально в паре метров. Ей наплевать на то, что он прекрасно лицезреет эту картину и даже сперва хочет потянуться в карман за своим мобильным, чтобы заснять этот процесс и показывать всем со словами: «Эй, глянь как моя сестра напилась». Но что-то отважно противостоит его желаниям. Серов, чья ладонь правой руки так и чешется, чтобы взять мобильный в руки, внезапно делает несколько шагов в сторону сестры и протягивает эту самую руку к ней. Ловкость пальцев и он успевает схватить Эмилию за локоть, прежде чем девушка рухнула лицом в сугроб. Она не смогла устоять на ногах, не смогла противиться головной боли, которая так и хотела ослабить и так ватные ноги брюнетки. Поднимает свои глаза, едва смогла рассмотреть перед собой брата, почувствовав острую боль в районе груди. Боль поднимается выше, сдавливает горло, не дает ей возможности дышать. Она приоткрывает свои губки и жадно вгоняет в себя воздух, совершенно одурманенная его холодом. Ладони имеют не природный цвет, покрываются какими-то синеватыми каплями, граничащими с ярко -белыми пятнами. Они оба зациклились на этом цвете, забывая о том, какое между ними сейчас расстояние, а оно существенно мало. Ощутимо для них двоих, ведь тепло, исходящее от тел друг друга так пронзает каменные сердца. Острая, непонятная, но уже знакомая боль, перерастающая в некое наслаждение. Такое приятное и одновременно пугающее. Особенно Серова, ведь для него, держать сестру и не дать ей упасть уже второй раз за несколько дней — ненормально! «Оттолкни её от себя! Ну же!!! Какого хрена ты стоишь и смотришь на нее, вместо того, чтобы действовать!» И пальцы его руки хотят уже разжаться, как вдруг Эмилия, ощутив новый приток слабости, обхватывает его своей ладонью за воротник куртки и делает этот последний шаг, полностью убирая даже малейшее расстояние между ними. Широко распахнув глаза, Серов сам начинает учащенно дышать, словно это ему плохо и тошнотворно, а не наоборот. Вглядевшись в эти заплаканные изумрудные глазки, яркость которых начинает постепенно угасать, он ловко обхватывает сестру чуть ниже ягодиц и закидывает себе на руки. Чертова мята. Этот вкус до сих пор на его губах, заставляющий желать каждую секунду продолжения. Но о каком продолжении может идти речь, когда на руках не обворожительная незнакомка, а его родная, мать вашу, сестра??! Наплевать даже на это. Он не замечает, как ловко добирается до автомобиля и старательно опускает Эмилию обратно в салон на переднее сидение. Не замечает, как выбрасывает пачку сигарет в сугроб, дабы больше не появлялось это дурное желание, покурить. Не замечает, как сам присаживается за руль и начинает движение, потихоньку приходя в себя. Убирает капельки мокрого растаявшего снега со своего лица, старается не смотреть в сторону Эмилии, так сладко уснувшей еще в его объятиях. Но все же, краем глаза видит, как вздымается её грудь, как стекают капельки пота по её вискам, а челка совсем прилипла ко лбу. А дрожь в руках? Она полностью объясняет Серову состояние сестры. Заболела. И по-крупному. Не терпится побыстрее привезти её домой и сбагрить домработнице. Ему ни к чему все эти сопли и блевотина. Ему вообще противно даже думать, если эта маленькая сучка не дотерпит до дома и её стошнит прямо в салоне дорогущего автомобиля. Нового, черт побери, автомобиля, который теперь принадлежит Денису. Убирает слегка отросшие волосы со своего лба, шокирован, обнаружив, что его ладонь так же трусится, как и руки сестры. Последний поворот, прежде чем он оказывается на территории своего дома. Осталось немного, главное потерпеть… Еще целую ночь. Открывает глаза, оглядывается по сторонам, не в силах поверить, что лежит в своей постели. Смутно помнит даже остаток пути, который они проехали на большой скорости. Только его прикосновения. Чертовски приятные прикосновения. Только его взгляд, только его безумие в глазах, когда взял её на руки и так аккуратно отнес обратно в машину. Черт! Резко садится, обхватив голову руками. Головокружение было еще до того, как она пошевелилась, от всех этих мыслей, от воспоминаний, так внезапно разбудивших разум. Она шокировано прижимает ладонь к дрожащим губам, не может понять, что не так, пока не обнаруживает себя без куртки и обуви. Резко опускает глаза, понимает, что лежит сейчас в своих любимых лосинах, а тёмно-фиолетовая маечка с изображением Микки Мауса так плотно обхватывает её грудь. Спасибо что хоть бюстгальтер оставили. Ей внезапно захотелось куда-то провалиться, только не видеть лица своих родных и близких и не слушать нравоучения. Но как же ошибалась, когда вместо Анны Петровны и мамы Екатерины она увидела совершенно другого человека на пороге своей комнаты. Он держит поднос с тарелкой чего-то горячего, смотрит на сестру с опаской. Не думал, что она так быстро придет в себя, поэтому спокойно вошел в комнату, как ни в чем не бывало. Они смотрят друг на друга, не могут понять очевидного, и только, когда пазл начал собираться воедино, Эмилия с ужасом прижала ладонь к своим губам в очередной раз распахнув глаза. — Это ты меня переодел? — тихо, почти не слышно, но он и по губам понимает её главный вопрос. Усмешка. Высокомерие, как всегда, этого у Серова не отнять. Шатен проходит дальше по комнате, аккуратно ставит поднос на прикроватную тумбу, кивнув после на лекарства, так небрежно разложенные на краю. — Мама дала выходной Анне Петровне. Сама с подругами в баре. Ну и зачем он оправдываться вздумал? Аж самого перетрусило после этого, поэтому Серов тут же выпрямился и собрался покинуть комнату, прежде чем ему в спину ударил еще один вопрос Эмилии. — Тогда кто это приготовил? — она кивнула в сторону куриного бульона, аромат от которого так маняще к себе притягивал. — Уж точно ты его не разогрел, и не купил по дороге. — Я делал всё по указанию Анны Петровны. Не дать же тебе сдохнуть, а то еще как всегда меня обвинят в этом. — Ты и виноват! — резко воскликнула она. — Открыл окно, словно сейчас май месяц! — Я смотрю тебе уже лучше? — зловеще оборачивается назад, сталкивается взглядами с сестрой, показав ей всё своё желание покинуть комнату. — Раз решила дерзить мне! — Не делай вид, что не понимаешь, о чем я! — Я действительно не понимаю! — Сначала не дал мне задохнуться, вдохнув в меня свой воздух. Затем, там на квартире, не дал мне упасть. Теперь, сегодня… Я… Она пропускает самое главное. Словно блокирует те воспоминания, о том, что было в больнице. Его сладкие губы обхватывают её, и начинают руководить всем процессом их жизней. Язычок, острый, до невообразимости горячий и влажный… Боже, что же он творит, едва только оказавшись чуть поглубже в этом влажном ротике. Мурашки накатили холодной волной по коже Эмилии. Она, почувствовав острую нужду в тепле, тут же закутывается под одеяло. И плевать, что на лбу уже появляются капельки пота из-за лихорадки. Плевать, что в грудной клетке сдавливает, да так, что порой невозможно дышать. Она будет говорить, и заткнуть её способна лишь пощечина, которую Серов уже готов ей отвесить за правду, которая так колит его глаза и разрывает сердце. — Лучше жри молча свой суп! — сказал, как отрезал, и собирался уже выйти, пока ему в спину не прилетело кое-что иное, вместо вопроса. От безнадежности она кидает подушкой и попадает как раз между лопаток своему брату. Он, словно его ударили не подушкой, а именно камнем с острыми концами, резко останавливается. Медленно, чертовски медленно смотрит на пол и видит, чем в него запустили. И только после этого Серов позволяет себе вновь посмотреть на дрожащую от болезни сестру. Она. Кинула. В него. Подушку!!! Какого хуя тут вообще происходит? Что за детский сад, который резко превращается в жизнь, суровую и жестокую, где собственный брат готов придушить свою заболевшую сестру! Он подлетает к ней, сильно хватает за предплечья и разворачивает к прикроватной тумбе. — Похоже, сука, ты все же прикидываешься! Наплевав на то, что её лихорадит и сжигает высокая температура, Серов жестоко начинает наклонять лицо сестры в сторону тарелки с бульоном. Он зажимает челюсть сестры двумя пальцами левой руки, направляя горячую жидкость, набранную серебряной ложкой, прямо в открытый рот сестры. Горячий бульон обжигает горло девушки, заставляя её брыкаться и вяло кричать своим охрипшим голосом. Еще одна, и еще, пока Серов полностью, едва ли не повалил сестру на пол и не присел на нее сверху. Девушка, закутанная в одеяло, которое не дает ей шанса отбиваться от брата, лежит на спине и учащенно дышит в попытке как-то остановить Дениса. Брюнетка елозит руками, пытается высвободить хотя бы одну из них, но ничего не выходит. Всё кажется бредом, но этот бред реален тем, что брату плевать на состояние сестры. Он жесток, он зол и всеми силами хочет добить итак слабую сестренку. Четвертая ложка, до краев наплоенная горячим бульоном, направляется в рот Эмилии. Она резко дергает головой и содержимое выливается куда-то рядом с её волосами, попадая на джинсы Серова. Денис словно обезумел после такого, он резко бьет сестру по лицу, заставляя её губы уже самостоятельно открываться в попытке ухватить нужный воздух. Хватается за первую же попавшуюся таблетку и проталкивает её в открытый ротик сестры. Мгновенно, болезненно и совершенно эгоистично хватает её за волосы, велит слегка приподнять голову. Подставляет стакан с водой, велит запивать, с какой-то усмешкой на лице оттого, как послушно она делает несколько глотков. Он смеется где-то в глубине своего разума, пока сердце неимоверно побаливает. Злость тут же ушла. Всё стало так, словно и не было этих яростных импульсов внутри. Глаза ясные, руки теперь слушаются только его, а не поддаются инстинктам. Серов почему-то постепенно убирает усмешку со своего лица, медленно возвращая взгляд на губы сестры. На её состояние. На это дерьмовое состояние. Полуобморок. Она почти ничего не видит. Только глотает собственную слюну, дабы убрать это жжение в горле из-за безумно соленого и горячего бульона. «Он сварил его тебе. Хотел, чтобы ты выздоровела. Ну зачем надо было кидать в него подушкой?!» — говорит как бы её подсознание, которое всегда любило и прощало брата. «Он силой заталкивал тебе ложку в рот с горячим бульоном, обжигающим тебе горло так, словно отделялись клетки кожи. Он ударил тебя, в очередной раз дал болезненную пощечину, которую ты также простишь ему, как и все то, что произошло?» — разум вторит вопреки всякой любви. Затмевает сердце, делает всё, лишь бы эмоции захватили в плен юную Серову и они захватывают. Растаптывают. Разрывают. Уничтожают в пух и прах. Всё кажется не важным, кроме её боли и этого яростного крика, когда она от бессилия попыталась скинуть с себя брата. Он, словно сам попробовав этот горячий куриный бульон, резко вскакивает на ноги и наблюдает, как сестра распутывает тело, избавляясь от одеяла. На ватных ногах, не с первой попытки поднявшаяся, старается уйти в ванную комнату, но вновь падает. Облокотившись на кровать, она следует к своей цели, внезапно ощутив его ладони на своей талии. — Да приляг ты наконец! — Пошел нахуй!!! — яростно, вырвавшись из его рук, Эмилия старается не упасть, когда так резко обернулась лицом к брату. Она старается не кричать, когда он замахивается и снова ударяет её. — Ненавижу тебя, Серов! Ненавижу! Снова удар. На этот раз он совсем не болезненный, но все же сильный. Денис ударяет уже не по лицу, он валит сестру на кровать и заставляет уткнуться ту лицом в подушку, пока его ладонь бьет по ягодицам несколько раз. — Еще раз? — Давай, ведь по-другому ты не сможешь поднять свою самооценку! — в отчаянии её голос не похож ни на чей другой. Эти сладкие нотки дерзости… От которых он сходит с ума. Замахивается, в очередной раз хочет ударить её по ягодице, но сестра резко переворачивается, завладев его ладонью. Пальцы Дениса так и оказываются в плену под левой ягодицей Эмилии, прижатые к матрасу. Он распахнул глаза, смотрит в её лицо и не может понять, какого черта не дернул рукой, чтобы освободиться. Зрительный контакт, пять секунд, но и этого хватает, чтобы замереть, словно камень. Учащенное сердцебиение, от которого может взорваться грудная клетка шатена. Он не в силах как-то пошевелиться, да и тело вряд ли захочет. Теплота, пальцы пульсируют, ощущая мягкую часть тела сестры. Его глаза бегают по её лицу, замечают эти приоткрытые губки, в попытке загнать свежий кислород в свои легкие. Видит, как вновь вздымается её грудь, наблюдает за этим, словно зачарованный. Ну же, сделай что-нибудь, лишь бы он убрался из комнаты. Но не в силах. Может это слабость из-за болезни, а может действительно она просто не хочет. Хочет вот так полежать спокойно и отдохнуть от его избиения, в попытке добиться извинений. Не в силах понять свои планы и это болезненно рвущиеся наружу сердце. — Убери свою грязную руку, — шипит, словно змея перед атакой. — Привстань! — грубо, приказным тоном, заставляя сестру слегка дернуться, но все же не той частью тела, под которой до сих пор его ладонь. — Ты слышала меня, или совсем оглохла, сука? — Убирайся из моей комнаты. — Я это и собирался сделать, пока ты не запустила в меня подушкой. — Скажи спасибо, что это был не нож. — Что, — усмехается, не в силах сопротивляться своему веселью, глядя на её озлобленное лицо, — реально могла бы запустить в меня ножом? Брось, Лия, ты ведь любишь своего брата. Еще как. — Я ненавижу тебя. Ты чокнутый придурок, который… Резко наклонился к ней, кусает за щеку, в попытке причинить еще одну боль. Кричит. Вырывается, освобождая его руку, которая тут же оказывается на шее, сдавливая её, не давая шанса снова вдохнуть воздух. Он отцепляется от нее, смотрит в эти изумрудные глазки, сильнее надавливая ладонью. Левую руку кладет на предплечье сестры, не дает ей очередной попытки вырваться. Велит, приказывает одним только взглядом лежать смирно, пока сам облизывает свои губы. — Я мог оставить тебя там, одну, на дороге. Чтобы ты, как собака, подохла. Но нет, я взял тебя на руки и посадил в автомобиль… — Потому что знаешь, что тебе тогда конец от мамы Кати. — Перестань называть её мамой!!! — сильнее сдавив горло, он наклоняется лицом к ней и кричит едва ли не в губы, задевая их порой. В висках пульсирует. Невозможно успокоиться, хотя так временами хочется попросту всё это бросить и покинуть комнату. Но не может заставить себя сделать это, хочет до конца уничтожить эту маленькую дрянь, которая так и продолжает дерзить. — Ты долбанный мальчишка, которого никогда не замечали. Разве не понятно? Разве тебе до сих пор не ясно, что… — Ты заткнешься, или мне нужно заставлять?! — сильнее сжато горло, но он так и не отодвинулся от сестры, вновь проговаривая губами, слегка задевая её. Лицо всё горит от злости, пока пальцы рук побледнели от направленной на них силы. Щеки красные. Эмилия видит каждую венку, которая так пульсирует под его кожей, готовая разорвать всё внутри и залить кровью. Она наблюдает за жевлаками, видит, как брат сильно сжимает свои зубы, чтобы не разорвать её к чертям собачьим. Но что-то в этом было… Что-то… другое. Приоткрыв свои губы, в попытке все же ухватить грамм кислорода, девушка и не замечает, как снова задевает губы брата. На этот раз она делает это сама, и они оба чувствуют… Тепло, пульсацию каждого, а это сердцебиение, которое словно срослось в единое целое. О черт, как же приятно. Как же это необходимо. Это его губы! Они принадлежат только ему. Ни о ком больше и речи идти не может. И эту мысль Серов никак не упускает из свой головы, вновь приблизившись к сестре. Их губы едва ли не соединяются и при каждом шевелении, всё сильнее задевают друг друга, обмениваясь слюновыделениями. — Запомни, сестренка, ты когда-нибудь поплатишься за свои слова. Но это будет не так, — постепенно убирает свою руку с её горла, но сам не отдаляется, внезапно ощутив привкус мяты, заполонивший его без остатка, — я унижу тебя перед всеми. Уже это сделал… Вопрос времени, когда ты это поймешь и узнаешь. Вопрос времени, когда ты сдохнешь от своего позора. — О чем ты говоришь? И он не говорит. Ни слова. Лишь резко убирает свои руки, специально прижавшись к ней своими губами. Они не переплетаются, как тогда в больнице, они даже не задвигались в каком-то романтичном ритме. Только прижаты, и не несколько секунд, как бы случайно… Он не отодвигается, да и она не смеет… Где-то в подсознании так и хочет приподнять свою руку и пальцами вновь зарыться в его волосы, провести по шее чуть ниже к лопаткам и прижать его к себе, раскрывая губы всё шире и шире, впуская брата в свою влажную сказку. Она хочет снова почувствовать привкус имбиря, такого желанного, необходимого. Всё тело пульсирует в приятном мотиве. Словно каждый животный инстинкт Серова берет верх и он едва ли не начинает двигать своими чертовыми губами, однако разум отчаянно кричит ему о том, что это его сестра. Под ним его сестра! Не Юлия, не какая-то другая телка, которая с удовольствием лежала бы так спокойно под таким красавцем. Это его сестренка, младшая сестренка, которая едва ли не тает на его глазах от этих прикосновений. На секунду она закрывает глаза и едва ли не тянется к нему, когда парень начал слегка отдаляться. Это дурманит его сознание, заставляет облокотиться на матрас локтями и замереть в столь сладостном преддверии чего-то аморального. До безумия неправильного, но как говорится, запретный плод сладок… Хочет побыть еще немного с ней. Вот так. Губы к губам, тело к телу. Но всё мгновенно проходит. Так же мгновенно, как и началось. Он медленно отодвигается от нее, с привычной усмешкой, и быстро покидает комнату, оставляя сестру один на один со своими мыслями и желаниями. Она холодной рукой проводит по своему лбу, вмиг встает на ноги и почему-то направляется к двери, замыкая её на ключ. Только сейчас может дать волю этим застывшим в глазах слезам, так и не узнав, почему брат стучит по стене в своей комнате. Не может быть! Этого не может быть! Стук. Еще один. За ним еще несколько, однако боль в костяшках его пальцев не дает ему сил вытолкнуть эти мысли из головы. Он прикоснулся к своей ширинке, почувствовав этот твердый бугор так яро выпирающий. Вновь это произошло! Он снова, блять, захотел секса! Снова!!! И не просто секса. Этот гребанный кретин захотел свою сестру! Руки тянутся к бегунку, обхватывают его, слегка надавливают, заставляя опуститься вниз. Всё вибрирует. До невообразимости болит сердце. Трудно дышать, но вовсе не от физической боли, которую причинил себе сам, а от моральной неудовлетворённости. Видит Дьявол, он имел в своем подсознании страшные мысли, пугающие желания. В подушечках пальцев приятно покалывает. Он снова вспоминает, как касался её кожи. Такой мягкой, такой нежной и горячей. Вспоминает то, как девушка тянула руки вверх, позволяя снять с себя кофточку. То, как она приподняла таз, когда Денис стаскивал с нее джинсы. Ночь, темно, в комнате потушен свет, всё ради того, чтобы не смотреть на сестру, с которой так тщательно снимал пропотевшую одежду. Но каждый раз ему не удавалось обойти стороной её нежную кожу, которой касался так часто. Он не мог и представить, что внутри него возродиться что-то на подобии доброты и заботы. Той самой, с которой так старательно варил этот куриный бульон, но все же умудрился добавить щепотку соли. Он не мог представить, что действительно проявит к сестре что-то не похожее на злость или безразличие. «Тупая сука! Я ведь старался для нее, а она отказалась! Запустила в меня подушкой!.. Унизила, растоптала!» Старался для нее. Строго для неё. Умирая от собственного отвращения к самому себе, Серов вмиг направляется в ванную комнату, где снимает все свои вещи. Нужно утолить это желание, нужно побыстрее избавиться от него. Обхватывает свой ствол ладонью, начинает в бешенном темпе «гонять», да так, словно обезумел от нехватки половой жизни. Но это не так. Совсем не так. Он обезумел. От нее. Её сладкие губки с привкусом мяты. Её грудь, так учащенно поднимающаяся от нехватки воздуха. Её мягкая и упругая ягодица на его ладони. Её тело. Душа. Жизнь. Всё было в его руках, а он так просто это упустил и не дал себе возможности ощутить, каково это, быть для нее всем. Быть только её, навсегда привязав девушку к себе. — Сестра! Ублюдочная сестра! — кричит сам себе и снова бьет по стене свободной рукой, пока другая так сильно сжимает член, из которого вмиг выстрелила белая струя, смешиваясь с прохладной водой. Он ненавидит себя за это! Готов биться головой об стену, лишь бы убрать все эти чувства и ощущения. Готов кричать, вопить во всё горло о том, что стояк не на нее, что ему плевать на то, что между ними происходит. Это не так. Готов даже поклясться перед Богом, перед Дьяволом и всеми людьми, что даже не думал целовать её. Думал. Хотел. Готов на всё, чтобы эта тварь сдохла… Отдать свою жизнь, за неё. Не хочет ощущать этот чертов привкус мяты. Не хочет чувствовать тепло её тела и быть рядом с ней, даже если всё исчезнет в этом мире. Только с ней. Обессиленный своими мыслями, он падает в свою постель, закутавшись в одеяло. Пока за его стеной, в собственной комнате, Эмилия вытирая очередные слезы, ощущая огромную тягу к своему брату. Но в отличии от Дениса, она не хочет блокировать эти чувства. Она не в силах как-то им противостоять. И не собирается это делать, только при условии, что это всё не зайдет за рамки дозволенного. Давно зашло.