Испытание страхом

Наша с ним история началась слишком давно. Мое первое воспоминание относится к тем временам, когда я почувствовала ласковое прикосновение нежных рук работницы детского приюта. Она — все хорошее, что осталось у меня из детства. Двадцать два года назад, шестого сентября, поздно вечером несчастного, заливающегося слезами ребёнка оставили у порога дома милосердия в аккуратной корзине — под одеялом. Ворота уже думали закрывать, а игравших во дворе детей отправляли спать. С огромной неохотой покорные ребята плелись как птенцы за мамой-гусыней — воспитательницей, нёсшей в руках небольшой свёрток: в голубом одеяльце преспокойно спал двухлетний малыш. Мисс Денверс, молодая, двадцатилетняя женщина, сбежавшая из собственного дома из-за насилия своего отца, пять лет назад нашла приют в Доме Милосердия святой Агнессы. С тех пор она стала наставницей и матерью оставленных здесь детей. «Быстро за мной! — повторяла она притворным строгим голосом, хотя на самом деле ей трудно было казаться грозной. — Джо, Паоло, положите жуков на место! Их дом — на земле, в травке, которую так усердно рвёт Ида. Тучи набежали, вы же не хотите промокнуть под дождём?» В ответ послышалось нестройное, принудительное «не-е-ет». Когда группа подошла к главному входу, мисс захотела удостовериться, что охранник запер ворота, но при одном только взгляде на мужчину она поняла, что что-то пошло не так. Приказав детям взойти на крыльцо и стоять всем на одном месте, она направилась к охраннику, изумленный взгляд которого остановился на крохотной корзинке, что он держал в руках. Мисс Денверс привыкла к подобным случаям: пока она жила и работала в Доме, она не раз была свидетелем того, как родители — по большей части, молодые неопытные люди — оставляли своих невыращенных чад у порога. Молодая женщина — девушкой уже было трудно назвать её, она пережила слишком много, чтобы чувствовать кипящую в жилах молодость, — наклонилась над корзиной, попутно тихо качая ребёнка в пеленках. «Какая красивая малышка… — прошептала синьорина, осматривая новорожденного. — Только посмотрите, Джеймс, ведь это не ребёнок: это дар божий нашему Дому!» Девочка действительно поражала своим детским милым личиком: в её глазах отражалось темное небо, её руки стремились объять весь этот мир. «Ну что же, — вздохнула женщина, — возьмём тебя под своё крыло, красавица. Джеймс, пожалуйста, донеси её до крыльца и закрой ворота, — мисс повернулась и, аккуратно коснувшись ребёнка, что она держала на руках, произнесла: — Вижн, у тебя появилась сестрёнка.» Тем же вечером, искупав новорожденного и убедившись, что девочка не голодна, она, укладывая её спать, наткнулась на крохотный кусок пергамента в корзине, с которой она прибыла. Женщина с любопытством развернула послание. «Назовите её Вандой», — гласило оно. Мисс послушалась совета. С тех пор я жила под её покровом в Доме Милосердия рядом с остальными ребятами, покинутыми родителями. С самого детства моя воспитательница приютила меня под своим боком и заменила мне мать — даже больше, чем остальным детям. Между нами установилась глубочайшая эмоциональная связь; она отдавала все силы на то, чтобы растить малышей, весь день находилась на ногах, готовя, убирая, играя с нами, решая наши проблемы. Ей было всего лишь двадцать лет, а она уже испытала всё, что только может испытать женщина в срок, гораздо больше этого. Она пережила смерть близкого ей человека, предательство того, которого любила, она едва сводила концы с концами, чтобы выжить; благо, в приюте и для неё нашлось местечко. Тем временем я росла. Мисс Денверс наблюдала за моими первыми шагами и слышала моё первое слово, коим было «мама» — я нарекла её им. Она заступалась за меня, когда какому-нибудь мальчишке вздумалось насолить мне на детской площадке для игр, она обучила меня морали и благородному поведению, и благодаря ей в моей жизни появились высшие ценности. Я хотела помогать людям, так же, как и она, добровольно, бескорыстно, я хотела посвятить жизнь искусству — моя воспитательница в прошлом писала картины. Во мне она открыла дар к писательству. Мы проводили дни напролёт вместе, в крохотном уголке общей гостиной, читая книги, рисуя, а после обеда вместе с другими детьми выходили на улицу изучать деревья и цветы, чтобы узнать побольше ещё до школы. Вижн всегда был рядом со мной. Сдержанный, спокойный, как будто бы взрослый. Он всего лишь на пару лет старше меня самой, но эти годы всегда ощущались вечностью. Если бы можно было сравнить его с явлением природы, он был бы солнцем. В свободное время он играл с более взрослыми детьми, был чемпионом во всех спортивных играх, которые они устраивали. Я помню, как наблюдала за мальчишками, пока те пытались отбить друг у друга мяч в футболе. Я сидела на задворках, боясь быть замеченной или ушибленной тяжёлым, как мне тогда казалось, мячом. Вижн был прекрасен в своих изящных движениях, уверенности шагов, увлечённости игрой. Его взгляд был сконцентрирован на мяче, на земле, по которой он не бежал, а летел и никогда не спотыкался; его страсть к делу читалась в глазах. Мисс Денверс часто оставляла его читать со мной книги, когда была слишком занята делами в доме. Он отвечал на все вопросы, которым я могла задать, даже на самые нелепые, даже такие, которые я задавала, чтобы его позлить. Мне нравилось проводить с ним время. Пожалуй, я бы разделила с ним вечность, будь у меня такая возможность. А когда он пошёл в школу, то я стала видеть его намного реже. Тем не менее я умудрялась преследовать его в библиотеках и сидеть рядом с ним, пока он делал уроки. Благодаря Вижну, я узнала школьную программу, ещё когда сама не была определена в учебное заведение. Он всегда виделся мне таким мудрым, величественным, когда склонялся над книгами в попытках найти ответ. На его устах всегда красовалась лёгкая улыбка — наверняка от самодовольства, ведь я была с ним. Он обучил меня письму и грамоте, некоторым наукам: точным, естественным, гуманитарным. Я не представляла, когда он всё это смог познать. Я преклонялась перед ним как перед идолом. Что уж говорить — он стал моим идолом. Мой старший брат. Мой учитель. Мой друг. Всем остальным он казался беззаботным, весёлым мальчишкой, рассказывающим анекдоты, смысл которых мне ещё не дано было понять, он был душой компании, красавцем, всеобщим любимцем. Но могла ли их любовь, вместе взятая, быть сильнее моей — одной — собственной? Со мной он становился совершенно другим человеком. Он был солнцем: поднимающимся из-за горизонта — в школе, стоящим в зените — с друзьями, клонящимся к закату — со мной. Вся его беззаботность пропадала, когда маленькая Ванда со своей смешными косичками дёргала его за школьные брюки, прося прочесть ей что-нибудь из «взрослых» учебников. Из хулигана-мальчишки он превращался в самостоятельного серьёзного мужчину. Однако, даже будучи хулиганом, он никогда никого не обижал. Его благородство сочилось изо всех щелей. Бескорыстной помощи его, как и меня, научила мисс Денверс. Однако и у Вижна, идеального, самого лучшего человека, были свои скелеты в шкафу. Свои демоны, разрушавшие его насквозь. Меня к этой тайне не подпускали. Но я не была бы собой, если бы не пыталась всеми силами до неё дойти. Иногда — это случалось раз в полгода или год, достаточно редко, но и достаточно часто, чтобы того не замечать, — его забирали из приюта и увозили на машине скорой помощи. Когда я увидела, как его тащат на носилках, а он прижимает свою руку к груди, я испугалась и даже собралась последовать за автомобилем, но он уехал слишком быстро, а я так и осталась стоять у ворот и проводила взглядом машину, что отнимала у меня моё Видение. Я пыталась узнать у мисс Денверс, что же всё-таки произошло, на что в ответ узнала лишь… «Мистер Пирс приказал не разглашать эту тайну». Мистер Александр Пирс — владелец детского дома. Однажды мне удалось увидеть, что происходит. Вижн был один в своей комнате, и я в который раз направлялась к нему, чтобы вдвоём провести время: почитать книгу, посмотреть телевизор, как мы часто это делали; но когда я слегка приоткрыла дверь, я вновь увидела, как он сидит на своей кровати, морщится от боли и прикрывает ладонью свою грудь. В том месте, где должно находиться сердце. Он смотрел в окно, на детей, играющих в саду, и старался не издавать ни звука. Затем — лёгкий стон скатился с его губ. Я резко отбежала от двери и ринулась к воспитательнице, крича во всё горло об увиденном. «Вижну плохо! Мисс Денверс!» Я помню, как с удивлением на меня оборачивались другие дети и сотрудники, на маленькую испуганную девочку, которая считала своим долгом спасти брата. Но меня лишь отставили в угол и поблагодарили. На «отстань». А затем — я снизу вверх смотрела, как меня в который раз выгоняют, чтобы я ничего не увидела. И так повторялось снова и снова. Меня не считали достойной посвящения в этй тайну. Да кем я, по сути, являлась? Даже не родной сестрой… Но время шло. И вскоре в школу отправилась я. Это был большой стресс для меня: новая обстановка, совсем нет друзей, и изредка на перемене я замечала Вижна, шедшего в паре со своим одноклассником. По нему проскальзывал мой ревностный взгляд. Я знала, что он очень популярен, и иметь большое количество друзей для него не в новинку, но я боялась, что кто-то украдёт у меня моего брата. Я не могла спокойно учиться, и на каждой перемене я пыталась следить за ним: с кем он и что он делает. Это доводило меня до какой-то пугающей стадии любви. Он был моей религией, а я — безумным фанатиком. И всякий раз, как я видела его с другой девочкой, я не могла сдержать слёз, а по окончании уроков сразу бежала к мисс Денверс — поделиться своими переживаниями. Я помню в подробностях, как это происходило. Мы были достаточно взрослыми, насколько казалось мне: Вижну давно исполнилось пятнадцать. Это был последний урок в школе, математика, и я с благородным терпением досидела до звонка. Под мерный стук стрелок на часах в классе я, переписывая с доски решение задачи, одновременно рисовала каракули, в которых можно было явно узнать профиль Вижна. Подпирая голову рукой, я прилагала все усилия, чтобы не заснуть. Свежий воздух проникал в кабинет сквозь окно — весна напоминала о себе. Мы слышали пение птиц, крики детей, играющих во дворе, и не было ни одного из нас, кто не хотел бы к ним присоединиться. Весна дана для радости и наслаждения жизнью, так почему мы сидели в душном узком кабинете и отсчитывали каждую секунду, приближавшую нас к перемене? Долгожданный звонок послужил сигналом для ребят высыпать в коридор и на улицу. Я с радостью сложила свои вещи. «Сейчас я увижу Вижна!» — мечтала я. Я видела, как бегу к нему, возможно, стоящим в компании своих друзей, такого величественного и красивого, и он почувствует мое приближение, покинет их, присядет на пол и поприветствует с распростертыми объятиями… Но все было не так. Я бежала по коридору, издалека высматривая его или его одноклассников. Но все, что я увидела, было лишь кучкой подростков, гогочущих над пошлыми шутками. Я узнавала среди них друзей Вижна — ведь я постоянно следила за ним, так как я могла не знать их в лицо? — но моего брата среди них не было. В растерянных чувствах я, запыхавшаяся, остановилась рядом с ними, надеясь заметить Вижна, однако взгляд его прекрасных глаз так и не упал на меня. Один из компании, высокий худощавый парень, заметил меня и, пряча за ухом сигарету, наклонился и потрепал меня по голове, словно я была младенцем. «А кто это у нас тут прибежал такой хорошенький? Готов поспорить, тебе лет десять, кроха. Ты знаешь, что мы не можем угостить тебя?» — и он указал на припрятанную пачку сигарет. Я действительно никогда не выглядела на свой настоящий возраст: меня всегда путали с младшими. Тогда стоявшая рядом девушка щедро наградила подзатыльником парня и оттащила его от меня. «Джиджи, ты ненормальный! Это сестренка Вижна! — а затем она наклонилась ко мне и поправила мои волосы. — Не слушай его, кроха, он дурак. Ты ищешь своего братца?» Я закивала головой, не издавая ни звука. «Он на заднем дворе, готовится к тесту», — ответила она, и я еле слышно поблагодарила её, а затем стремглав понеслась к выходу из школы. Солнце палило не слабо, от его назойливых лучей ребята прятались в тени деревьев. Я же бежала по раскалённой бетонной плитке, которой обкладывали все тропинки, ведущие к главному входу, мчалась по свежей, едва появившейся траве, на задний двор — вперёд, быстрее! Я не знала, что мной повелевает, но я чувствовала, что что-то ждёт меня в моем пункте назначения, может быть, что-то неприятное. Ведь если Вижн не был со своими друзьями, значит, один, притом — в библиотеке. Он редко появлялся на заднем дворе. Там в основном бегали ребята из младших классов. Я оказалась возле залитой солнцем лужайки и не сразу поняла, что меня ослепило: яркое апрельское солнце или Вижн, сидящий на скамейке. На его коленях лежал учебник по биологии, он вслух читал один из параграфов. Угол здания не позволял увидеть что-либо ещё, но, осторожно высунувшись, я заметила, как рядом с ним, на непозволительно близком расстоянии, сидит старшеклассница — эффектная привлекательная девушка, с лоснящимися светлыми локонами, горящим взглядом и искрящейся улыбкой. Она указывала пальцем на какие-то слова в учебнике и спрашивала их значения. «Я ведь даже не могу это прочитать!» — хихикала она. «ДНК, — пояснял Вижн с лукавой улыбкой на устах. — дезоксирибонуклеиновая кислота. То, из-за чего ты вышла настолько красивой.» Девушка залилась краской. «Ты такой умный.» Вижн приподнял её светлый локон и одарил ухо прекрасным поцелуем. Как же во мне в одну секунду вскипела кровь! А вместе с ней — ярость, агония, порождаемые ревностью. Он никогда не целовал меня. Даже в щеку, даже на день рождения — а точнее, день моего прибытия в приют. Стараясь сдерживать слезы, я мигом помчалась домой, не видя ничего на своём пути, а если мне попадались ученики, то я неосознанно сбивала их с места, устремляя далеко не гордый взгляд вперёд. Внутренний голос твердил мне: «Глупая маленькая Ванда! На что ты можешь рассчитывать? Ты ему не больше, чем сестра. И он никогда не будет принадлежать тебе…» И я молилась, чтобы все это оказалось сном. Страшным, кошмарным сном. Но только этот сон воплотился в реальность. Я поняла это, когда снова увидела Вижна вместе с той девушкой, к которой в моем детском сердце вскипела злость. Я чувствовала себя униженной. Любила ли она его так же, как и я? Пожертвовала бы она собой ради него? Разделила бы с ним вечность? Я сама находила ответы на эти вопросы. Все они были одинаковы и заключались в единственном, твёрдом, непоколебимом «нет». Из-за Вижна я много страдала. Он был идеален. Я старалась найти в нем отрицательные черты, но все они складывались и в результате давали исключительные плюсы. Он был умён. Действительно умён, и среди своих одноклассников он отличался исключительной сообразительностью. Он делал большие успехи в учебе, чем неустанно радовал мисс Денверс, а я во всем старалась подражать ему. Он был для меня примером. «Не переживай, Ванда, — шептала мне мисс Денверс всякий раз, как я плакалась ей, что Вижн не замечает меня. — Он любит тебя, я знаю это. Ведь вы брат и сестра, так как вы можете не любить друг друга?» И я пыталась ей поверить, просто чтобы успокоиться. Это притупляло мой фанатизм. А тем временем я росла.