Испытание страхом

Tablo — Eyes Nose Lips И теперь я сижу в своей комнате на втором этаже, как будто ничего и не изменилось, пока мои слёзы застилают страницы тетради, которой я передаю свою мысли. Да кому вообще интересна моя история? И зачем я делюсь этими проблемами, столь запутанными, столь непонятными, для кого это всё? Иногда мне кажется, что более никто не способен меня понять. Но я вспоминаю о родителях, которые провели в вечном кошмаре двадцать с лишним лет, и понимаю: всё могло быть хуже. Точнее, я лгу себе. Каждый день. Мне становится противно от этой лжи. Я потеряла Вижна, и теперь мне с этим жить. Возможно, сейчас, пока я нахожусь в полной безопасности, защищена от бедствий, Вижн борется с бесконечным страхом. И мне никогда не узнать, чего он боялся на самом деле. И мне никогда не спасти его. От этой мысли я содрогалась в рыданиях поздней ночью. Пожалуйста, я хочу вернуть всё назад. Я бы могла всё изменить. Прошёл уже месяц. А я всё не могу с этим справиться. Мы с Пьетро выбрались из игры, наши родители наконец освободились от тяжкого груза. Четыре человека спаслись ценой жизни одного. И как теперь быть? Мои родители опытные психологи, и я сама преуспеваю в учёбе, однако ни одни методы саморегуляции мне не помогли. Чёрт возьми, настоящий кошмар для меня начался, когда я выбралась из игры. Мои биологические родители смогли приспособиться к новой жизни, пусть и не до конца понимая, как работает современный мир. Не очень много изменилась, но разница в двадцати годах существенно ощущалась. Они поселились временно у миссис Смит, и каждый день мы приглашали их на завтрак, обед, ужин. Очень странно — и это слабо сказано — ощущать, как у тебя появляются другие вроде бы близкие люди, к которым ты не можешь привыкнуть. Мне было более-менее легко встретиться с родителями — в конце концов, я знала, что где-то далеко, но они существуют, а вот Пьетро понадобилась помощь. Не представляю, как тяжело было ему осознать всю информацию, а особенно — наши с ним отношения. Казалось, все чувства должны кануть в небытие, но я полюбила Пьетро только сильнее. Теперь между нами установилась более глубокая связь. Будни проходили действительно по-другому. Питер Паркер изредка появлялся в университете, и теперь при приветствии мы обнимались, а я как будто до сих пор ощущала дрожь его тела. Бедный мальчик. И Тони Старк теперь заботится о нём гораздо сильнее, чем прежде, хоть даже прежде заботы от него было хоть отбавляй. Мне пришлось сообщить ему информацию про Вижна. Его реакцию я помню смутно, вероятно, потому, что моя перебивала всё вокруг. С самого испытания под моими глазами возникли тёмные круги, и я не могла от них избавиться. Я плохо спала, просыпаясь каждую ночь по два раза и крича от страха. На помощь мне прибегали родители либо Пьетро (он прибегал чаще), и мы сидели обнявшись, стараясь пережить очередной приступ. И я не знала, как буду жить дальше. От Наташи и Стива я не слышала никакой информации. Кто-то говорит, что Наташа скрылась, сбежала из страны вместе с Брюсом, о Стиве и Баки я даже не находила малейших заметок в газетах. Я пыталась узнать в университете, куда пропал Стивен Роджерс, но те лишь пожимали плечами вместо ответа. Ничего путного я не выяснила. И казалось бы, я должна была радоваться: наконец нашла своих родителей и живу в достатке, ни в чём себе не отказывая. Вот только… мне не хватало его. Моего наркотика. Моего солнца. Казалось, тучи навсегда сокрыли мрачный город, а в море вечно бушевал шторм. Зола разрушил мою жизнь. Да и не только мою, что уж там скрывать. А на него я не смогла навести справки. Как же беспомощна я была! Я хотела верить, что не всё ещё потеряно, но понимала, что вру себе, все остальные врут мне, даже Пьетро, когда шепчет, что всё будет хорошо. Почему моя судьба была так жестока?.. Я вспоминала Вижна. Его белокурые волосы, синие сияющие глаза, манящий тембр голоса. Я рисовала его на обрывках листов и пыталась навсегда запечатлеть его образ. Я не в силах была полюбить никого другого. Моё сердце с самого детства было отдано лишь ему. Я ходила на занятия, чтобы отвлечься — хоть как-нибудь. Мне мало что помогало, но я пыталась забыться в учёбе. Совсем скоро экзамены. Я должна была жить привычной жизнью. Как много всего я была должна, как мало возможностей для исполнения долга у меня было! На психологии я, как всегда, отвечала на все вопросы, даже умоляла, чтобы Старк заваливал меня своими каверзными загадками и давал пищу для размышлений. И каждый внутренний процесс, каждое психическое состояние я ассоциировала с прошедшим опытом. Я подумывала о том, чтобы перевестись на другой факультет, и эта мысль до сих пор оставалась в моём сознании, как идея-фикс. Возможно, так я и поступлю после экзаменов. Но однажды на психологии произошло кое-что необычное. Мистер Старк сразу после занятий отозвал меня в лабораторную (неужто та самая лабораторная, в которой между ним и Питером произошло кое-что интимное?), где меня дожидался и его юный стажёр. «Что-то произошло?» — напряглась я, держа в руках учебники. Они, не скрывая улыбки на лицах, переглянулись и тут же объявили мне. «Вижна удалось спасти, Ванда», — пролепетал Питер. И я… ощутила себя во сне. О боже, эти слова я дожидалась так долго, и вот наконец они звучат из уст этого юнца! Учебники тут же вывалились у меня из рук, и я облокотилась о стену, чтобы не упасть самой. «Как?» — лишь прошептала я, и ответ сразу же нашёлся. В тот вечер мы отправились в Ваканду на личном самолёте мистера Старка. Все участники, в том числе и Наташа с Брюсом, и Баки со Стивом, прятались в Ваканде, решив скрыть всё в тайне от меня и оставив меня на попечение Пьетро. Он был с ними в огромном сговоре. И я не знала, хорошо ли это или плохо. А что до Золы… Всё это время он числился гражданином Ваканды. Лишь поэтому только вакандцы и знали, что в прошлом он был пациентом лечебницы для душевнобольных. Сейчас его предали жесточайшему суду. Я не знала, что с ним произошло. Но знала: он поплатился за все свои грехи. А Наташа Романофф, Брюс Беннер, Стивен Роджерс и Джеймс Барнс теперь считались полноправными гражданами Ваканды. Они сбежали от «Гидры», которая продолжала царствовать в своё удовольствие. Страна действительно поражала своими технологиями. Всё, как было в воспоминаниях Эрика: небоскрёбы, от вида которых захватывало дух, едва ли не летающие машины — точно то самое будущее, которое представляли в футуристических фильмах и комиксах, только более элегантное и изящное. Все элементы так сливались друг с другом, что, казалось, эти дома стоят здесь с самого образования Земли. Как будто они вместе с ней родились. Старые друзья встретили меня с распростёртыми объятиями, и я была безмерно рада их видеть, но ещё более я была рада с замирающим сердцем ворваться в одну из лабораторий Ваканды, где, пользуясь специальными автоматизированными машинами и новейшими достижениями в области техники, названия которых я даже не решалась запомнить, они смогли отыскать местоположение Вижна в игре и, вытащив его совместными ментальными усилиями, освободили его от гнусного чипа. Мне говорили, что с моей помощью всё прошло бы гораздо быстрее, но я была истощена настолько, что проводить на мне эксперимент было бы опасно для моей жизни. В конце концов, я ведь не обладаю телепатическими и экстрасенсорными способностями. Только теперь для поддержания нормальной психической активности Вижна мне как самому сильному участнику эксперимента нужно было отдавать огромную часть своих ментальных способностей. Он в любой момент мог быть подвергнут кошмарам, навязчивым мыслям о страхе, впасть в депрессию, возможно, даже захотел бы убить себя. С моей помощью мы могли бы навсегда освободить его от тяжёлой ноши испытания, которое он хранил в себе, но и я была слишком слаба — желая спасти друг друга, мы бы так себя и погубили. Я. Я удостоилась чести поддерживать жизнь Вижна. Я стояла у окна, через которое просматривалось некое подобие палаты, где Вижн лежал в эпицентре бесконечных аппаратов и приборов, показывающих его физическое состояние, давление, пульс. Он выглядел уставшим и подавленным, но всё равно пытался улыбнуться, завидев меня. «Осторожно», — прошептала Наташа перед тем как я вбежала внутрь. Она понимающе хлопнула меня по плечу, и я смущённо потупила взгляд. И я открыла дверь, понимая, что не могу бросаться на него с объятиями, ведь он всё ещё ослаблен. Но я не могла ничего с собой поделать. Слёзы снова хлынули у меня из глаз — но теперь слёзы радости, счастья, от того что я снова вижу и слышу его. Я опустилась на колени рядом с его кроватью, хоть в палате и был стул, и тут же коснулась его лица, словно не верила, что такое возможно Что возможно вновь встретиться. С Вижном. — Ванда… — Я думала, что потеряла тебя, Вижн, — всхлипнула я. — Так и было. Он взял мою ладонь и провёл ею по своему лицу. Как и моё, его тоже «украшали» синяки под глазами. Я не могла перестать улыбаться. Кажется, скоро заболят скулы. Но ведь это не так уж и важно, правда? — Прости меня, — прошептал он. — Другого выхода не было, — он осторожно поднял руку и вытер мои слёзы. — Я обещаю тебе, что впредь ты не будешь плакать. От этого я зарыдала ещё больше. — О боже, Алая Ведьма, ну же, — он залился в добром смехе. — Прекращай. Всё ведь хорошо. А он, как всегда, был чертовски проницателен. Всё хорошо. Всё хорошо, Ванда. — Ты задолжал мне поцелуй, — прошептала я. И почему я только думала об этом?! Были вещи куда важнее, например… Нет, больше не было ничего важнее. Только я, Вижн и бесконечное полотно звёзд над нашей головой. Он осторожно приподнялся в кровати и, обхватив мою голову руками, подарил нежнейший поцелуй, от которого в моём сердце будто что-то щёлкнуло. Это был не просто поцелуй, это было настоящее смешение чувств, и от него, казалось, зародился человеческий род. Вкус этих мягких розовых губ, эти светлые локоны, что смешивались с моими — рыжими, всё слилось в единое целое, что я нарекла Видением. Я ждала этого поцелуя двадцать два года. Подумать — какая мелочь, всего лишь поцелуй, но… звёзды издалека тоже кажутся маленькими. Не так ли?

Конец.