Endless sunshine

      Тёплый солнечный луч коснулся лица Эмили, заставив её недовольно замычать и отвернуть голову, но это не помогло ей сохранить желанный сон – она медленно выскальзывала из объятий Морфея. Мысли зашевелились в голове, формируя общее представление о чём-то. О чём-то ужасном. Женщина распахнула глаза.       Первый, о ком она подумала – Пеннивайз. Эмили неприятно поморщилась. Не из-за клоуна, не из-за воспоминаний о вчерашнем дне, а из-за неприязни к самой себе, из-за того, что она поддалась на все провокации монстра.       Быстро умывшись и одевшись, Эмили спустилась на кухню, попутно волоча за собой тяжёлый ком сплошного самобичевания.       Запив водой горькую таблетку от головной боли, женщина сильно надавила на свои глаза через закрытые веки, пока не начали мелькать яркие вспышки, озаряющие темноту неясными хаотичными фигурами. Переместив ладони на пульсирующие виски, Эмили измученно застонала; ужасное, отвратительное утро.       Внутри головы, казалось, переливалось тяжелое раскаленное железо, из-за которого совсем не получалось нормально думать. Мысли были похожи на разбегающихся в разные стороны муравьев, стоило лишь попытаться поворошить их гнездо. Оставалось лишь беспомощно смотреть на них, не в силах что-либо уловить.       Нервно шагнув к плите, женщина резко передумала, тут же развернувшись в обратную сторону. Головокружение и ужасная слабость намекали на то, что она прямо сейчас свалится в обморок. На ватных ногах Эмили подошла к дивану и, тяжело вздохнув, села. Взгляд мельком упал на наручные часы.       Восемь пятьдесят.       Болезненно зажмурив глаза, Эмили вцепилась пальцами в тканевую обивку домашнего дивана, но под пальцами заскрипела плотно обтягивающая диван кожа. Женщина резко открыла глаза. Кожаный диван был чёрным, изящным, явно дорогим. Прямо напротив Эмили была деревянная дверь с табличкой. Это кабинет её мужа. Полицейский участок. Что она здесь делает?       Свет бил в лицо из множества огромных окон. Утро было таким ярким. Эмили посмотрела на часы возле белого потолка.       Десять сорок пять.       Белая стена. Белая стена. Белая стена. Всепоглощающий белый цвет вызывал рябь в глазах, сильнее нагоняя изнуряющее головокружение.       Эмили лениво и нездорово-плавно переводила взгляд от одного предмета к другому, с трудом понимая, что находится в больнице. Из сгиба руки, прямо из вены, торчала нитка. Эмили нахмурилась, начиная теряться в происходящем. Она пару раз попыталась поддеть ногтем тонкую трубку, разливающую по разветвлению вен непонятный бесцветный раствор, но та не поддавалась. Крепко взявшись за неё, Эмили попыталась аккуратно вытащить из себя эту полупрозрачную нить. Она слабо её дернула, продолжая постоянно тянуть, но та будто уже успела врасти женщине под кожу. Начиная нервничать, Эмили сильно дернула за трубку, просто вырвав её. Иголка оказалась ужасно длинной. Теперь она болталась на длинной трубке, пока капли раствора мерно набухали и падали на кафельный пол. Из ранки на руке вытекала венозная кровь, пачкая белые больничные простыни.       Звонко стучащие о пол капли, казалось, раздавались по всей палате. С каждым новым ударом этот звук становился все противнее и невыносимей. Эмили зажмурилась и зажала руками уши. Скрежет нарастал. Он пугал. Это были не просто капли, а почти живое бурчание: нечеловеческое, мерзкое, неестественное. Руки не помогали сдерживать шум, как сильно бы Эмили не сдавливала голову: скрежет был все ближе и ближе. Женщина резко открыла глаза, успев отскочить в сторону, буквально за секунду до того, как крыша битого автомобиля обвалилась в том месте, где она только что лежала. Дорога. Сбитый олень. Эмили тяжело дышала, кое-как пытаясь ползти назад в надежде оказаться как можно дальше от злосчастного автомобиля. Спиной она наткнулась на что-то тёплое. Её трясло. Она медленно повернула голову и увидела Джоша.       Скрежет пропал, стоило мужчине улыбнуться. Эмили больше не могла держать себя в руках, она резко подскочила на ноги и кинулась в объятья мужа, наконец почувствовав себя в безопасности. Прижавшись к груди Джоша, Эмили медленно приподнялась на носочках. Сейчас, как никогда сильно, очень хотелось поцеловать своего мужчину. Только за его спиной она могла быть уверенной в том, что ей никогда ничего не навредит. Превратившиеся в кашу мысли взбунтовались. Они твердили о том, что Джош не тот, с кем Эмили должна была чувствовать себя комфортно. Или всё-таки тот?..       В любом случае, Эмили понимала одно: ей сильно не хватало любви. Она наконец её почувствовала, когда прижалась своими губами к теплым губам Джоша...       Что-то было не так. Красные губы. Ухмылка. Эмили отскочила назад, проморгавшись. Только что перед ней был клоун, имя которого уже невозможно было забыть, но стоило ей ещё раз моргнуть, как она оказалась в зале, у себя дома.       В руках у Эмили было яблоко. Стоило лишь увидеть красный плод, как дикий, необузданный голод дал о себе знать. Женщина сдержала совсем животный порыв впиться зубами в заветный фрукт и есть, есть, есть, пока ненормальный голод не исчезнет. Прежде чем откусить яблоко, Эмили повертела его в руках. Она сжимала плод, впивалась в него ногтями, запоминала форму… Делала всё возможное, чтобы удержаться в ускользающей реальности. Эмили поднесла яблоко ко рту, откусывая. Хруст. Треск. Рот залил мёд, но он был безвкусным и, почему-то, отдавал железом. Во рту что-то укололо. Эмили открыта блаженно прикрытые глаза и увидела что в руках у неё… лампочка. А во рту кусочки стекла, проволока. Женщина в ужасе вскочила, открыв рот, пытаясь выплюнуть вонзившееся и порезавшее её стекло.       Руки, как и пол, заливала кровь. Эмили подняла взгляд с кровавых рук и увидела на полу тело. Мертвый парень. В её руках нож. Дрожа всем телом, женщина попятилась назад. Это она его убила. Эмили запнулась, сев на диван, но вместо знакомой ткани чувствовалась кожа.       Восемь пятьдесят.       Весь диван был сшит из кусочков кожи. Предположительно, человеческой. Он был окровавлен, где-то торчали пальцы рук, где-то были куски с слипшимися от грязи пучками волос. К горлу неминуемо подкатила тошнота. Эмили подскочила с дивана и ее тут же вырвало на грязный зловонный пол. Очистив желудок, женщина огляделась. Она была в тёмной канализации. Почему-то это место выглядело таким знакомым. Стоило обернуться назад, как женщина вздрогнула. По воздуху парили дети, цирковой шатёр был украшен и светился множеством огней, будто был готов открыть прекрасное представление. Рядом, на сцене стоял отец Эмили и мужчины в масках клоунов. Они очень бездарно отыгрывали сцену, навечно въевшуюся в подкорку мозга женщины. Актеры постоянно смеялись и не могли нормально вонзить в мужчину нож. Вместо этого, человек в маске клоуна раз за разом бил отца Эмили в живот, превращая его в жуткую кровавую массу. Сам же отец весело смеялся и смотрел на свою выросшую дочь, что-то рассказывая. Эмили его не слышала, как бы не пыталась вспомнить звучание отцовского голоса.       Рыжая голова показалась за горой грязных полуразрушенных игрушек. Подозрительно нахмурившись, женщина подошла ближе. И чем ближе она подходила, тем отчётливее слышался детский плач – тихие поскуливания, как у умирающего животного. Пеннивайз сидел над слабо дергающейся девочкой и с аппетитом жевал её уже по локоть съеденную руку. — Помогите… — Беззвучно шепнула девочка, глядя заплаканными глазами прямо в глаза Эмили. — Пеннивайз… Господи, это же ребёнок… — Женщина была в отчаянии. Она знала, что монстра ей не остановить, знала, что Оно никогда её не послушает, знала, что этой девочке конец. От осознания хотелось выть и рыдать. — Лучше, чтобы этот ребёнок был твоим? Да, Эмили? — Пеннивайз оторвался от руки своей жертвы, но взамен стал истязать хрупкое тело девочки своими длинными когтями, проникая под кожу, пытаясь дотянуться прямо до сердца. — Хочешь, чтобы это был твой сын? Который из двух?       Эмили потерялась во множественном эхо. Она не понимала, повторяются ли слова Пеннивайза в её голове или же они отражаются о стены канализации.       «Лучше, чтобы этот ребёнок был твоим?»       Картинка поплыла перед глазами, смазываясь в ярких красках и невыносимо белом цвете. Наконец-то настала желанная тишина и темнота. Женщина устало закрыла глаза, чувствуя, как постепенно обретает свой разум. Наконец-то.       Тёплый солнечный луч коснулся лица Эмили, заставив её недовольно замычать и отвернуть голову, но это не помогло ей сохранить желанный сон – она медленно выскальзывала из объятий Морфея. Мысли зашевелились в голове, формируя общее представление о чём-то. О чём-то ужасном. Женщина распахнула глаза.       Чтобы принять приснившееся, ей пришлось несколько минут лежать на кровати, приходя в себя. А вдруг это очередной сон, и ей ещё предстоит проснуться?       Миг назад Эмили помнила каждую деталь своего ужасного сна, но теперь не могла вспомнить всего. Но она была шокирована тем, насколько реалистичным всё казалось. Каждое движение, каждое прикосновение к тому или иному предмету… Невероятно.       Эмили не была напугана, лишь опустошена. Она совсем не чувствовала себя отдохнувшей, будто всю ночь бодрствовала. Ей не хотелось вставать с кровати, но и оставаться со своими воспоминаниями один на один тоже не хотелось.       Промозглое утро удивляло своей контрастностью: сильный ветер раскачивал кроны деревьев, поднимал на улице пыль и отпугивал своим стылым воздухом, будто из могилы, но при этом ослепительно сияло солнце. Под завывание ветра под окном, женщина подошла к большому зеркалу, почти с её рост. Она злобно сощурила глаза, ведь внимание сразу привлекли синяки на её шее. «Что ж, значит, теперь только свитера с воротниками». — Чёртов клоун… — Шепнула она сама себе, натягивая слегка колючий, мешковатый синий свитер. Она пыталась спихнуть все беды на преследующего её монстра, хотя понимала, что сама во всём виновата. Но каждый раз ей так нравилось обманывать себя.       Неминуемо наступали холода, а порывистый ветер с удвоенной силой добавлял мороза. Эмили даже показалось, что в доме стало довольно прохладно, так что она решила добавить на термостате пару градусов. Но для начала нужно было проверить, как там Сэм. Женщина с болью осознала, что очень отдалилась от своих детей и не по своей воле перестала следить за их воспитанием. Нужно было срочно менять всё это.       Когда Эмили зашла в комнату к детям и не застала ни Сэма, ни Джона, она напряглась, предчувствуя что-то нехорошее. Была уверенность, что утро ещё не настолько позднее, чтобы дети уже проснулись. К тому же, выходной, Джон бы точно долго валялся, не желая вставать. — Джон? — Настороженно повысила голос Эмили, уже спускаясь на первый этаж. Пока она шагала по ступенькам, всё отчётливее и отчётливее слышался приторно игривый голос Пеннивайза. Он эмоционально вещал что-то, изредка хихикая.       Сердцебиение испуганно ускорилось, а в голове громко застучали почти забытые слова из кошмара: «Лучше, чтобы этот ребёнок был твоим?»       Монстр стоял к женщине вполоборота и по-отечески держал в руках Сэма, играя с ним жуткой когтистой лапой, прорвавшей белоснежную перчатку. Ребёнку не было страшно, он не видел опасности, а пугающе заботливый голос заставлял его улыбаться и радоваться каждый раз, когда он пытался ухватиться за палец с длинным когтем. — Дерни за палец, Сэмми! Давай же, это весело! — Задорно протянул Пеннивайз. У Эмили же сердце пропустило пару ударов. Она оцепенела, почему-то внезапно вспомнив, как в детстве приезжала к бабушке на ранчо и часто хватала утят, пытаясь играть с ними. Как бы ей тогда не было грустно и досадно, она точно знала, что играет со своей будущей едой. Сейчас же, развернувшаяся перед глазами картина вызывала совершенно такие же ассоциации.       От внезапности Эмили вздрогнула, когда Сэм всё-таки послушался чудовище и схватился за его коготь. Пеннивайз громко рыкнул, широко разинув пасть и забрызгав ребёнка слюной. Сэм дернулся у него в руках, тут же трусливо сжавшись. Только он начал испуганно хныкать, как Пеннивайз вновь стал обычным веселым клоуном, который держал и щекотал ребёнка, пытаясь его успокоить, постоянно что-то воркуя. — Ну же, давай ещё разок! Дерни за пальчик! — Хоть Сэм больше не плакал, но уже насторожился и не пытался поймать руку монстра. — Какой умный мальчик, учишься на своих ошибках. Не то, что твоя мамочка. — Любовно протянул клоун, казалось, полностью погрузившись в игры с малышом. Глядя на плотоядную усмешку Пеннивайза, Эмили вдруг уколола осмысленная игла безысходности: Оно убьёт Сэма. Убьёт Джона. Джоша. Эмили… Всех.       Женщина замерла, борясь с оцепенением. Она лишь в страхе глядела то на сына, то на Пеннивайза. Оно его не жрёт. Не вредит. Просто играется. Ровно так же, как и с самой Эмили. Но почему? Её губа дернулась, только вот она так и не сумела ничего произнести. — Тебе ещё рано было просыпаться. — Между слов бросил клоун, даже не повернувшись. Эмили не сразу поняла, что адресованы эти слова были ей.       Опомнившись, женщина слабо дернулась. Она неосознанно перевела взгляд на часы.       Восемь пятьдесят.       Вместе со вспышкой ужаса и чувством дежавю распахнулась входная дверь. — Я нашёл! — Восторженно воскликнул Джон, чуть ли не влетая в дом. Как только мальчик заметил мать, он тут же испуганно замер и остановился на полуслове. — О-оу, кажется, не нашёл.       Он развернулся и также быстро убежал из дома.       Выйдя из ступора, Эмили нерешительно двинулась в сторону Пеннивайза. Она косилась на него, когда забирала Сэма из клоунских рук, но монстр даже не думал удерживать ребёнка, напротив, охотно его отдал. — Даже не поздоровалась, грубиянка. Вот так делаешь добрые дела, сидишь с чужими отпрысками, а тебя только игнорируют. — Клоун плевался иронией и сарказмом, при этом маниакально улыбаясь. У него снова начались пугающие заскоки? Эмили пренебрежительно на него глянула, продолжая играть в молчанку. — Кто это у нас не с той ноги проснулся? — Пропел довольный голос. Эмили посадила Сэма на детский стул, а сама собиралась подойти к тумбам, дабы достать детское питание, но ей преградила дорогу высокая фигура. — А поцеловать любимого?       Эмили дрогнула, в очередной раз ощутив свои привычные душевные терзания. «Не думать о Пеннивайзе, только не думать о нём, только не сейчас!» — Твердила она сама себе в мыслях, уверенно обходя надоедливого клоуна, даже не поднимая на него глаза. Но монстр и не думал сдаваться, он вновь и вновь мешал женщине передвигаться, пока она, наконец, не замерла, шумно втянув в легкие воздух. — Ты ешь детей… — Шёпотом не то поинтересовалась, не то утвердила она, стараясь говорить так тихо, чтобы Сэм её не услышал. Пеннивайз же не стеснялся говорить во весь голос. — Думаешь, что приготовить на завтрак, дорогая? Или это очередной глупый вопрос в общую коллекцию?       Не услышав ответа, Эмили боязливо отстранилась от клоуна, продолжая избегать зрительного контакта. — Исчезни, пожалуйста. Я не хочу… Не хочу тебя больше видеть. — Женщина вернулась к сыну и заботе о нём, даже не заметив тот факт, что Пеннивайз действительно её послушался. Она осталась в доме наедине с ребёнком.

***

— Я люблю тебя, милый… — На выдохе шепнула Эмили. Она всё утро решалась позвонить мужу, и когда это сделала, то тот не взял трубку, оставив её звонок на автоответчик. А ведь женщине хотелось во всём ему признаться.       Сбросив вызов и швырнув телефон в кресло, Эмили опустила лицо на ладони. Она едва не кричала от отчаяния, обиды, злости на саму себя. И на Пеннивайза. Появившуюся из-за воспоминаний о чёртовом монстре дрожь в руках она легко победила, сжав кулаки.       Клоун слишком прочно въелся в её семью, воздействуя уже и на детей. Джон, вернувшись домой, сделал вид, будто ничего не произошло, и ему в радость торчать утром на улице в ветреную погоду, лишь бы не видеться с матерью и не посвящать её в свои секреты.       Представляя лицо клоуна, Эмили насильно пыталась вызвать в себе отвращение к нему. Она крепко зажмурила глаза, вспоминая: рот со слюной; косящие в разные стороны глаза; по-детски писклявый голос; огромный лоб в трещинах, так напоминавший перезрелую тыкву… Всё это действительно было отвратительным. Если смотреть на это по отдельности. Только не всё вместе. Формируя общий образ Пеннивайза, Эмили просто… пропадала. Ей одновременно хотелось понять это существо и оттолкнуть его от семьи. Защитить детей. Но все внутри так и кричало о том, что близость клоуна ей просто необходима. Логичная же часть женщины твердила о том, что Оно ей не нужно. Эмили начало казаться, что она с такими темпами скоро слетит с катушек. Ей так сильно хотелось взвыть от отчаяния, но она, к личному удивлению, всё ещё находила в себе решимость этого не делать.       «Я должна быть сильной», — кивнула она своим мыслям, поднимаясь с дивана, — «Должна заботиться о детях. Должна любить мужа. Должна избавиться от клоуна».       Должна. — Джонни, собирайся! — Крикнула Эмили, одевая Сэма в его куртку.       Старший сын выглянул из комнаты не сразу, но когда сделал это, то замер на верхних ступенях лестницы. — Зачем? Куда? — Мы едем в церковь. — Безэмоционально сказала она, глядя на Джона не терпящим возражений взглядом. — Не хочу! — Его брови тут же недовольно нахмурились, но мальчик всё ещё продолжал слушать мать. — Никаких «не хочу». Когда-нибудь ты поймёшь, что это правильно. Одевайся, мы ждём тебя в машине. — С этими словами Эмили подхватила Сэма на руки и демонстративно положила связку ключей на столик у входной двери, как бы намекая Джону, что закрывать дом придется ему.       Перед тем, как выйти, женщина машинально взглянула на часы.       Десять сорок пять.       Волна мурашек пробежала от шеи до самых пяток незамедлительно. «Это не может быть простым совпадением… Неужели я схожу с ума?»       Паранойя всё глубже приедалась к измученной женщине. Она слабо покачала головой, как-то слишком испуганно взглянув на Джона. Тот с непониманием глядел на оцепеневшую мать. Ей так не хотелось показаться ненормальной перед своим ребёнком. Скорее скрывшись за дверью и оказавшись на улице, лишь бы избежать напряженного молчания, Эмили не успела и поморщиться от холода, как её брови изогнулись в удивлении: она чуть ли не столкнулась с нерешительно мнущейся под дверью Хлоей. — П-прости, — девушка сделала шаг назад, — собиралась позвонить, но подумала, вдруг разбужу. — О, нет, мы уже давно проснулись. С тобой всё хорошо? — Эмили многозначительно сузила глаза, вспоминая, как вчера Пеннивайз заставил её исчезнуть, и уже тише продолжила: — Он не навредил тебе? — Просто немного посмеялся… — Хлоя опустила взгляд в пол, будто стараясь закрыться от своих воспоминаний, а затем вновь посмотрела на подругу. — Куда вы собираетесь? — В церковь. Кстати, не хочешь поехать с нами? — Я, конечно, готова отправиться с тобой хоть на край света, но… прости: куда угодно, но только не в церковь. — Неуклюже вскинув руки, Хлоя страдальчески улыбнулась. — Тогда тебе стоит спрятаться. Сейчас выйдет Джон и, поверь, он без тебя точно с места не сдвинется. — Эмили усмехнулась, глядя на то как девушка начала паниковать. — Тогда я зайду позже, хорошо? Поговорим о… ну, о нём. — Хлоя быстро сбежала по ступенькам. — Меня здесь не было. — Заговорщически шепнула она и быстрым шагом скрылась в деревьях увядающей аллеи.       Подъезжая к небольшой католической церкви, выкрашенной белой краской, с высокими острыми шпилями и кучей витражных окон, Эмили едва не согнулась в припадке боли – что-то очень сильно волновало её; настолько сильно, что внутренние органы сжались так, будто где-то в самом центре нутра образовался вакуум. Противное окрыляющее чувство настигло её. Ей почему-то казалось, что она делает что-то неправильное. Почти как в детстве, когда она пакостила назло родителям. Может быть, это чувство и возникло как раз потому, что последний раз она была в церкви давным давно в детстве.       Со страхом проходя за массивные деревянные двери, женщина была готова ощутить еще больший холод, чем был на улице, ведь когда она была в церкви в последний раз, у неё сложилась устойчивая ассоциация: жаркое лето, на улице было уютно и тепло, а в церкви холодно, как в склепе. Сейчас же она приятно удивилась, ощутив комнатную температуру, но пальто всё же не сняла.       Первое, что привлекло внимание, стоило зайти внутрь – разбавленный легким запахом воска аромат жжёного ладана. Церковь была небольшая: узкая, но длинная, как и сложилось в традиции западноевропейского церковного зодчества. Под обоими нефами стояли скамейки, образуя проход под центральной частью строения. Удивительно, но людей было не очень много. Не так много, как Эмили представляла себе. Кто-то рассаживался по лавочкам, другие же толпились в ожидании мессы.       Решив уточнить у священника, когда можно будет креститься, она двинулась в самую глубь церкви. Джон вдруг взял мать за руку, продолжая хмуриться темнее тучи. Он сильно нервничал, потому что ему было некомфортно в местах, которые он посещал крайне редко; в категорию таких мест попадали церкви. Поэтому он и был удивлён таким внезапным религиозным порывом матери.       Извиняясь, она с сыновьями протискивалась через небольшую толпу. А когда прошла мимо высокого мужчины в строгом чёрном костюме, то не заметила, как тот подхватил женщину под руку. — Эмили! Не ожидал увидеть вас здесь. Приятно удивлен. — Шокировано моргнув, она изогнула брови и не сразу заметила, что, пока пробиралась сквозь толпу, случайно коснулась ладонью груди мужчины и до сих пор не отняла руку. Она поспешно одернула её и залилась краской. — Мистер Уокер, и вы здесь. — Женщина слишком натянуто улыбнулась, пересадив Сэма на другую руку. — Можно просто Энтони. — Мужчина перевёл взгляд на мальчика, крепко вцепившегося в руку матери, как в спасательный круг. — И тебе привет, Джон. С твоим братом, понимаю, я ещё не знаком.       Чёртов изучающий взгляд ледяных глаз. Эмили не могла и секунды выдержать под этим напором. Каждый раз наблюдая за неловкостью женщины, подлец довольно улыбался одними уголками губ. — Его зовут Сэм. А вы здесь один? Или с женой, может быть… — Я не женат, Эмили. — Во взгляде мужчины промелькнул задорный огонёк. Эмили подавила порыв отскочить от собеседника, вспомнив подобную дьявольщину оранжево-ядовитых глаз Пеннивайза. — Но я здесь со своей матерью.       Он положил руку на плечо морщинистой седовласой старушке, что сидела на скамье рядом со своим сыном. — Миссис Уокер? Приятно познакомиться! — Эмили взглянула в такие же холодные, голубые, как у Энтони, глаза старушки. Она очень сильно напоминала кого-то, но кого именно, вспомнить никак не удавалось.       Старушка рассеянно повернулась, недолго осмотрев собеседников, легко кивнула, улыбнулась, и снова отвернулась, вперив взгляд в крест под самым потолком. — Прости, она немногословна. Даже со мной почти не говорит. — Шепнул Энтони, немного приблизившись к уху женщины. Он был не сильно близко, но Эмили посчитала обратное, ведь она почувствовала его дыхание на своих волосах и коже. Женщина понимающе закивала, стараясь скрыть волнение. Как жаль, что его уверенность не передавалась от непосредственной близости; Эмили бы она не помешала, чтобы не смущаться так, словно она – маленькая девочка. — Мне нужно кое-что уточнить. Мы пойдём, мистер Уокер. — Надеюсь, мы ещё сможем поговорить. — Мужчина нехотя уступил Эмили и Джону путь, слабо улыбаясь.       Оказалось, что до мессы почти два часа. Всё это время Эмили старалась скрываться от пугающего своей навязчивостью директора школы. Джон нашёл парочку мальчишек-ровесников, которые были также не рады своему нахождению в церкви и кого рано притащили родители. Эмили облегчённо вздохнула: Джон бы извёлся от скуки, если бы не мальчишки. Ближе к началу проповеди она уже сидела с детьми на скамье. Люди постоянно разговаривали. Общий гул становился настолько невыносимым, что у женщины стало закладывать уши. Когда проповедник предстал перед глазами и началась месса, шум голосов быстро стих.       Рассеянно слушая священника, Эмили не могла сконцентрировать внимание и пропускала слова и куски предложений из речи. Она всё время думала, и её мысли были заняты отнюдь не проповедью. Она думала о том, как сможет заставить себя избавиться от Пеннивайза. Ей не хотелось его убивать; она и не была уверена, что сможет. Ей просто было необходимо отгородить его от семьи. Возможно, ради этого придется даже переехать из Дерри. Нет, не возможно. Это будет обязательным условием сразу, как вернется Джош… — «Желаете, – говорит Бог через апостола Петра, – и не имеете… потому что не просите». Так и теперь. Многие люди спрашивают: «Почему я так плохо возрастаю в моей жизни?» «Почему я так часто не имею победы над грехом?» «Почему я приношу так мало плода для Господа, несмотря на мои усилия?» Бог отвечает им: «Не имеете, потому что не просите». — Пожилой проповедник с длинной бородой говорил монотонным, но приятным голосом, выделяя гласные звуки, из-за чего его голос был усыпляюще-мелодичным. В некоторые моменты он произносил что-то настолько проницательно, что у Эмили бежали мурашки. Вот и сейчас она задумалась. А может быть, ей действительно не хватает веры? Может, просто стоит принять религию, тогда Зло покинет её самостоятельно? — Мы должны иметь особую молитву в случае особого искушения, если мы видим приближающееся искушение. Если вы имеете возможность, то немедленно уединитесь, оставшись один на один с Богом, и подготовьтесь к сражению. Непрестанно взирайте на Бога. «Непрестанно молитесь». — Эмили подавила смешок. Она максимально сильно сжала челюсти, чтобы не улыбнуться. Её поведение сочли бы аморальным, заметь кто-нибудь веселье женщины. Но дело было не в словах священника, а в том, что Эмили начала буквально представлять его слова. «Вот Пеннивайз приходит в мой дом, я начинаю молиться, он испуганно, в бессознательном и бессильном страхе убегает, забывая закрыть за собой дверь, из-за чего по дому начинает ходить сквозняк. Прекрасный план».       Эмили потеряла счёт времени, как долго длилась эта проповедь. Она тянулась ещё дольше из-за постоянных капризов Сэма. Ему не хотелось сидеть на месте, и он хныкал и дергался. Даже Джон постоянно тянул мать за руку и спрашивал, когда уже это закончится. Измученная Эмили и сама искала ответ на этот вопрос. — ...и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдёт сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе.       Когда проповедь наконец закончилась, Эмили была готова взмолиться, лишь бы выйти на улицу, вдохнуть свежий воздух, а не сводящий с ума запах воска вперемешку с ладаном и другими кадильными курениями, от которых голова шла кругом и к горлу подкатывала тошнота. Как только Эмили поднялась на ноги, то поняла, что её сильно мутит. Давно она не испытывала такой всепоглощающей слабости. Неужели заболела?       Но проповедь – только начало. Впереди было крещение.       Женщина не представляла, как отстояла этот ритуал. Но зато теперь была гордой носительницей серебряного крестика. Как и её дети. Эмили не знала, можно ли считать всё это богохульством, ведь она привела сюда себя и детей только для того, чтобы у неё был предлог заставить сыновей носить серебро – единственную защиту от Пеннивайза. Единственную ли?       Слюна стала приобретать кисловатый привкус и все сильнее прибывала. Эмили понимала, что её не просто тошнит, её сейчас вырвет. Она старалась глубже и чаще дышать, то и дело смахивая выступивший холодный пот. В какой-то момент ей захотелось – нет, стало критически необходимо – ненадолго прикрыть глаза. И она это сделала. А когда открыла их обратно, то уже была на руках у мужчины. Как там его имя? Ах да, Энтони. Эмили нахмурилась. Что произошло?       Джон махал на мать её сумочкой, стараясь дать ей больше воздуха. — Лучше выйдем на улицу, — с явным волнением в голосе сказал Энтони, — бери Сэма, а я выведу твою маму. — Нет-нет, я в порядке. — Протестующе замахала руками Эмили, стараясь удержаться на собственных ногах, а не поддерживающем её мужчине, который вовремя успел её поймать.       Эмили схватилась руками за виски. Их так ужасно ломило, будто ровно на в этих местах голова планировала расколоться на две части. — Не спорь. Месса закончилась, все уже расходятся. — Мужчина бесцеремонно обхватил её за талию, заставляя держаться за его плечо.       Только они хотели выйти, как престарелая женщина преградила им путь. Она отшатнулась от Эмили и с ужасом посмотрела на неё, будто увидела самого Дьявола во плоти; так испугавшись, что её начало потряхивать. Ткнув пальцем в сторону живота женщины, она, срывая голос, заорала: — Антихрист! Зло, кара божья! Это всё из-за ребёнка! Ты вынашиваешь в своём чреве монстра!