Не для меня

      Шань спокоен. Шань спокоен, как мышь на грани смерти, но еще поглощающая кислород. Ее сейчас возьмут и убьют, а после закинут и отдадут на съедение удаву, или точнее, питону. Хотя, скорее, оставят в живых, недобитой, дабы посмотреть и поразвлечься оставшимися минутами ее жизни, последними маленькими вздохами.       Он маленькая мышь, неспособная ничего изменить. И от этого противно, но спокойно.        Мо все равно, что дальше будет. Мо плевать, что будет с ним, что будет с Тянем. Безразлично.       Внутри пустота. Густая такая, непроглядная чернота. Темная комната и стеклянный хрупкий пол. Мо стоит на нем, а тот трещит под ним. Сыпется.       И ведь винить за то, что происходит, рыжик вправе только себя. Сам виноват. Повелся, поверил. Наивный дурак. Шань не хотел чтобы до такого дошло. Не желал сказать так резко и поступить так броско. Но это его конек — по другому просто не умеет. Он упрекает себя за то, что застрял так глубоко в тяневском дерьме и в его каше вокруг. За то, что подпустил так близко к себе того, кого не следовало, и теперь жалеет о содеянном. За то, что позволил войти и коснуться нагой души холодными руками, разрешил остаться там этому бесу целиком, поселив у себя слева, в груди. Да так, что внутри теперь все переворачивается и пол под ногами хрустит сильнее. А вернее, крошится и ломается кусками. И в реальности у рыжика под ногами мир уплывает, с глазами что-то не то. Хотя все вроде в порядке. Может быть. Главное только не моргать.       Шань думает: видал он таких Тяней с десяток, если не свыше. Он уверен, что увидит еще больше, и может похуже. Такие как Хэ, не меняются. Такие как Хэ, больше не будут ошиваться в районе видимости. А рядом с Мо так точно — рыжик не позволит. Не понравилось. Очень сложно. Очень тяжело. Очень больно. Слишком много этого «очень».       Пройдено. Урок усвоен.       Шаня не цепляет Хэ Тянь со своими мыслями и планами на будущее. Планами, в которых нет его. Они не цепляют, а рвут на кусочки и без того поломанное и собранное заново тельце. С Тянем всегда так. Тянь по-другому не умеет. А Мо думает, что так и должно было быть. Он заслужил. Он ведь знал, что это когда-нибудь случится. Что придет момент разойтись и пойти разными дорогами: один — золотой, другой — тернистой. Он знал. Готовился к этому. Морально, физически, духовно — не важно. Он ожидал, поэтому отталкивал его раз за разом. Каждый такой отшив считая последним. Как если у тебя последняя стадия рака, без шанса на то, чтобы выжить. И любая секунда может быть последней. К ней не привыкнуть. Постоянно страшно. Не смочь сделать глоток воздуха. Моргнуть. Закрыть глаза. Улыбнуться. Перед смертью не надышишься. Так-то.       Мо знал, но все равно сейчас ломается с каждым шагом к выходу из квартиры, удаляющего его от человека, которого ненавидел всем своим нутром, а полюбил еще сильнее. Но так ни разу и не сказал напрямую.       Шань вспоминает, как сдерживая и перебарывая желание убить человека, терпел его присутствие рядом. Близко к телу. Близко к себе настоящему. А когда, не найдя поблизости, расстраивался и рыскал взглядом, надеясь найти черную макушку и увидеть встречный взгляд темных глаз, с иногда приятной честной улыбкой. Но теперь расстраиваться не надо. Теперь все кончено. И это он тот, кто поставил точку.       Теперь все рады и счастливы. Можно стоя хлопать в ладоши.       Теперь Мо не неприступная крепость, уцелевшая под множественными атаками и облогами. Он не драгоценный камень, сгусток твердых минеральных подземных или горных пород, с прочностью алмаза. Шань больше не гора, нерушимая и непоколебимая поверхность земной коры, возвышающаяся над парочкой километров ввысь, над уровнем моря. Точно не гора с крутыми склонами, не подпускающая и не позволяющая пройтись по ней и добраться до максимально высокой точки, чтобы посмотреть с нее на небеса. На голубую лазурь. Которую она специально укрыла от глаз окружающих, потому что это ее. У нее свое небо. Ледяное. Скрытое за облаками. И все бы отлично, если бы ей нравилось. Но ей не нравится. Она хочет к небу. А небо высоко и недосягаемо, машет облаками, обманывая, словно ему не все равно. И какая бы гора не была, ей не добраться к нему. Она живет надеждой быть неподалеку. Теми моментами, максимальной близости, когда на нее сходит туман, тучи и дождь. Небо обнимает ее. И плачет, потому что не может вместе с ней быть. Извиняется. От этого не по себе обоим. Так и у Мо с Тянем. Они в разных атмосферах, больно колющие друг друга. Теперь Мо больше не гора, а Тянь не небо. Теперь Мо больше никто, а Тянь чужой.       Это: «никто», большими буквами. Никто, который не жил, а выживал, который и теперь не живет, а существует. Но Мо находит плюсы, даже в таком провале. Он стал сильнее. Однозначно. Он не боится боли. Потому что больнее не бывает. Боли невыносимее нет.       Мо спокоен.       Мо доходит до прихожей, как в замедленной съемке. В голове мелькают флэшбеки в этой квартире. Шагов за спиной или какого-то шороха за ним не слышно. Шань давится горьким смешком. Телефон в ладони непроизвольно дергается от того, как дрожит рука. Его тело немного потряхивает. Состояние, как в первый день простуды или гриппа, когда признаков болезни еще никаких нет, но ты слабый и усталый.       «Слабый, слабый, слабый…» — давит себя мысленно Шань, кладя телефон в карман и напарываясь на свои ключи от квартиры Хэ, которые дал ему Тянь еще в самом начале знакомства. Хотя с чего бы Тяню так поступать? Мо — первый встречный — поперечный, по слухам имеет плохую репутацию и характеристику не очень. И тут, на тебе ключи. Тянь дал и даже не побоялся, что его квартиру могут вынести, хотя там и выносить-то нечего. Вазы да статуэтки, плюс телефон и ноут. Не считая технику в гостиной и кухне. Может доверие? Об этом Мо не думает.       Мо не думает ни о чем. Мо сжимает в своем кармане ключи в кулак, не желая их отдавать, но все-таки, думает, что нужно вернуть. Все, точка ведь. Конец. Фаталити. Мортал комбат пройден. И никакого вам счастливого хэппи энда нет.       Тяня не видно и не слышно. И это бесит рыжика. Он думает: «Давай же, блядь, беги за мной. Останови меня, сука, как всегда. Оставь здесь, пока я что-то с собой не сделал, или с кем-то. А я ведь сделаю. Тебе на зло сделаю.»       Звука приближающихся шагов нет. Новый поток сумасшедших мыслей отрезает Шаня от реальности. И это бесит его еще сильнее. Мо громко кидает ключи на тумбочку, берет свою обувь и пытается быстро обуться и свалить. Да так свалить, чтоб звук хлопнувшей двери разбудил весь многоэтажный дом. А потом бежать, как последний раз в жизни. Бежать, чтобы легкие жгло и дыхалка села, а в голове прояснилось и поутихло от прохладного вечернего воздуха, вперемешку с летним ветром, с запахом зеленой листвы.       Мо затягивает шнурки на белом «конверсе», засовывает их во внутреннюю часть одним движением, не замечая близко подошедшего к нему Тяня. Он быстро встает и хватается за ручку двери, нажимая на нее вниз и толкая вперед. — Шань, — слышится сзади.       Нечитаемая интонация Тяня колет рыжика под ребра, заставляя замереть на пороге. И он мыслит: «Ебаные правила приличия. Без этого никак сегодня? А? Никак?! Тебе ли не похуй? Тебе похуй. Так что, иди-ка ты нахуй…»       Глотать больно.       Тянь стоит напротив Мо в своих спортивках, комнатных тапках и серой кашемировой кофте, накинутой поверх плеч на черную футболку. Стоит и смотрит на то, как рыжик намеревается уйти, как рыжик бесится. А это всегда мило, но не сейчас. Не тогда, когда он хочет уйти навсегда.       Вдохновил на расставание.       Хэ Тяню не все равно. Он убеждается в этом в который раз. Сам себя мажет по стенке. Хотя если начистоту, то он не знает, что делать сейчас. В его темных глазах скрыты боль и отчаяние, лицо не выражает никакой эмоции, а еще рука саднит все сильнее и сильнее, от недавно потушенной об кожу сигареты. По кисти течет маленькая дорожка крови. «Переборщил», — думает он, посмотрев на ладонь. Переводит взгляд на Мо и понимает, что с ним переборщил еще больше.       А ведь по сути ссора случилась из ничего, но дошла до самой крайности. Наступила на острое лезвие, порезавшись поперек, поделив напополам, казалось бы, одну крепкую и сильную пару, пережившую и выдержавшую кучу напастей. Разделив вечный, вроде бы, и надежный тандем двух одиноких людей, неординарных самих по себе — на противоположности. Но противоположности притягиваются. Ведь как-то они все-таки сошлись и поддерживали друг друга, как умели, делали все возможное. И дело тут не в какой-то там загробной любви до конца веков, в это никто уже не верит. Они так точно. Просто вдвоем быть легче. Не так трудно жить в запутанной и странной вселенной, если дополнять друг друга всем хорошим, что есть в себе самом, помогать. Но не всем дано быть счастливыми. Не всем.       Тянь смотрит на рыжика и думает, как все исправить. Хотя по факту ничего страшного не сделал, но все равно натворил хуевых дел.       На самом деле Тянь не морозился от его вопросов. Просто не хотел врать, поэтому молчал. Говорить: я не знаю — тупо. Но он и правда не знает, что будет дальше. Его оторвут от Мо, увезут в Америку, завербуют. Но Хэ сделает все, чтобы то, что есть, не заканчивалось. Его не заберут у рыжика. У его рыжика. По этому случаю уже составлен план.       Хэ натыкается на встречный взгляд грозных сырых глаз Мо, а Мо кривится, смотрит вскользь, и отвечает, отчаявшимся голосом: — Иди нахуй. Иди нахуй, Тянь. Серьезно…       Отворачивается. Выдыхает. — Не смей звонить и писать мне. И сотри мой номер. Больше не увидимся. И дома у меня не появляйся, иначе я тебя убью. И я буду рад замочить такую тварь, как ты… — говорит рыжик своим переломанным голосом, посмотрев на косяк двери, а после на Тяня. — Буду счастлив! Понял? Понял, мразь?!       Зло смотрит Тяню в глаза, мгновенно останавливается, затыкается, молчит. И Тянь молчит тоже.       Тянется время. Все непонятно. Напряженно.       Мо думает: пора бы идти, дверь и на выход, а Тянь улыбается одним уголком губ. Смешно ему видите ли? И Шань закипает от этого за одну секунду. — Смешно тебе? Весело? Весело, блять?! — рычит рыжик, а Тянь делает шаг вперед и идет к Мо. — Стой там! Стой там, сука! Не подходи! Не смей! — орет Мо, берет шарф с вешалки в прихожей и кидает в Тяня со всей силы, распахивая дверь на всю. Тянь улыбается все шире, Мо идет к выходу. Тянь смеется от души, ему весело, а потом Мо жестоко тащат за ворот обратно, обхватывая со спины чужими руками. Тянь дотрагивается к Шаню, но его за это пихают в грудь, по настоящему отталкивают. Тянь не останавливается, и смех понемногу угасает, но улыбка не сходит. — Не тронь! Не касайся меня! Не смей, блять!!! Ты больной что ли?! — взрывается новой волной Мо. Творится какой-то дикий бред.       Тянь притягивает рыжика к себе, топя в обнимашках, а тот вырывается и выкручивается. Тянь обнимает его, а он орет, как бешеный, и дерется. Тянь сжимает сильнее и Мо хочется осесть на пол, чтобы отдалиться, с горечью во рту. Шань выставляет локти, упираясь в грудак Хэ, а Хэ не отпускает. Хэ почти серьезно, тихо говорит: — Тебе не все равно…       И Мо замирает на миг, прекратив сопротивляться. И, все же, оседает на пол с Тянем, обнимая его в ответ. И дышать в плечо так тяжело и так легко одновременно. И Мо понимает, что это еще не конец. Но так легко ему все же не простит.       Питон мышь не ест. Питон мышь бережет.