Gallowgate Lard
Пейзажи, портреты, обнаженные тела, кипящая кровь и золото, сверкающее при свете хрустальных люстр. Они, созданные искусством, освещали полотна великих творцов и, казалось, что нет ничего, что могло бы быть ценнее этих картин. — Мистер Малфой, — пожилой волшебник в плотной черной мантии левитировал стопку древних свитков, мастерски размахивая волшебной палочкой. — Вы сегодня пришли со своим сыном? — Хочу приучить его к искусству, — Люциус сжал плечо юноши, заставив того повернуться. — Драко, поздоровайся с директором галереи. — Не хочу. — Кажется, мне предстоит напомнить тебе о манерах, — Малфой старший снял перчатки и ядовито усмехнулся. — Дома, естественно. — О, не стоит, — мужчина доброжелательно улыбнулся и переступил с ноги на ногу. — Я хотел бы Вам кое-что показать, мистер Малфой. Вчера мы сняли печать с зала в восточном крыле и обнаружили нечто удивительное. — Правда? — Да, — мужчина утвердительно кивнул, удостоверившись, что свитки удачно приземлились на стол. — Я решил показать Вам свою находку прежде, чем уведомлю Министерство Магии. — Отлично, — смех Люциуса нарушил тишину, заставив Драко нервно поежиться. — Темный Лорд поощряет верность тех, кто служит благому делу. Вы ведь чистокровный волшебник, да? — Конечно, — воскликнул мужчина, осознавая серьезность вопроса и опасность, которая может последовать за ответом. — Не сомневайтесь в моей признательности Темному Лорду, мистер Малфой. Драко едва не стошнило. Чувство ненависти к волшебникам, прогнувшимся под страхом смерти росло с каждым днем все больше. Ненавидел себя вдвойне, потому что в действительности был таким же. Презирал отца и сердобольную мать, но в тайне желал закрыть обоим рты и развязать глаза, закрытые черной шелковой лентой редловской религиозности. — Идемте, я всё покажу, — желание лицезреть чужую бездарность напрочь отсутствовало, но тяжело вздохнув, Драко кое-как заставил себя пойти вслед за отцом. Тело все еще ныло, шрамы кровоточили, но он не мог рассказать кому-либо о пытках Кэрроу. Не сегодня. Свет погас, а с ним и красота хрустальных люстр. Волшебники с отнюдь не благими намерениями последовали к массивной двери, покидая пейзажи, портреты и обнаженные тела, искусно изображенные на широких полотнах.***
В небольшом помещении восточного крыла картинной галереи было не так светло и красиво, как в зале, но даже тёмная комнатушка имела свой мрачный шарм, сотканный пылью, временем и страхом, поселившимся в толстых стенах с лепниной. Когда туда входили живые люди, он вселялся в их души, потерянные на время или навсегда. — Предупреждаю, Вы не останетесь равнодушны, — директор подошел к предмету, похожему на мольберт, только железный, и схватился за край черной ткани, скрывающей его находку. — Надеюсь на это, — на лице Люциуса появилась надменная улыбка, а глаза засверкали желанием отнять у ничего не подозревавшего мужчины его ценность. Драко был уверен, что отец придумал десять способов угодить Лорду, даже если снова придется кого-то убить. — Voil, — мужчина сбросил ткань, довольно потирая руки. — Невероятно, правда? — Что это за ерунда? — Люциус скривился, рассматривая картину. Это был портрет, если можно его так назвать. Драко не был уверен. Черное полотно с движущейся тенью, словно туман, а за ним бледное человеческое лицо с выраженными, налитыми кровью глазами: почти черные и открытый рот, алые губы обнажающие кривые зубы в крови — душу леденил страх. Жуткое зрелище даже для убийц. — Вы поражены? — А должен? — Люциус натянул перчатки, разочаровано глядя на полотно. — Идем, Драко. Ты завтра возвращаешься в Хогвартс. — Мистер Малфой, постойте! — крикнул директор галереи, явно не ожидая такой реакции. Он последовал за Люциусом, что-то бормоча себе под нос. Драко собирался уходить, но взгляд существо с картины заставил его остановиться. Это было влечение, искусственное и насильственное, но он не мог ему сопротивляться. Шаг за шагом приближался к полотну, неотрывно глядя в налитые кровью глаза в прямом смысле этого значения. Это не был облик человека или животного, не было злости в глазах, а лишь тень муки, будто боль стала явью, возымела форму и обличье. Драко желал убежать, но что-то или кто-то железной хваткой пригвоздил его ноги к полу, сжал легкие и поднял руку, желая, чтобы он прикоснулся к полотну. И он коснулся его. Пальцы создали разводы, словно он прикасался к воде в замерзшем озере, рука по кисть «утопала» в полотне и казалось, что это иллюзия. Он водил рукой по облику, краски изуродованного лица смешивались, оставляя кровавые потеки. Нащупал нечто твердое, гладкое и холодное. Страх становился сильнее, Драко хотел позвать на помощь, но внезапно все прекратилось. Полотно вытолкнуло его, став черным. Больше не было лица, крови, глаз и рта. Одна лишь темнота, словно кто-то закрасил белое полотно черной краской. Это была простая картина неизвестного художника. Черновик. Драко тяжело выдохнул, едва удерживаясь на ногах. Хотел убежать, но заметил в своих руках нечто неожиданное. Это была белая маска из керамики. Удивление едва ли могло сменить страх, но увиденное казалось ему сном. Любопытство взяло верх над способностью здраво мыслить. Бледное лицо юноши прикрыла маска. Мучительная фантомная боль пронзила Драко, подобно серебряному кинжалу. — Я похоронил свое лицо ради тебя.