Эксперимент 605 прошел неудачно

Первое, что я почувствовал, когда проснулся, так это холод. Он обнял меня своими ледяными лапами и никак не отпускал. Потом боль. Блаженная, первобытная. Я не сразу её почувствовал. Она нарастала постепенно, медленно. Боль по всему телу, а особенно в правой части живота и в левой икре ноги, били пульсом. Но я этого не осознавал. Я был сейчас словно в тумане, ничегошеньки перед собой не видя. Какие-то непонятные картинки перед глазами плыли, скакали, дрожали и расплывались. Во рту пересохло и теперь я жадно хватал холодный воздух пересохшими губами, словно рыба на суше. В ушах звенело, как будто возле меня только что разорвалась граната или, хуже того, мина. Тело болело до изнеможения. Руки и ноги напрочь отказывались слушаться. Сильно кружилась голова. Я то впадал в бессознание, то возвращался обратно, хотя я это плохо помню. Прошел час, а может два, а может и целый день. Или несколько. Сознание упорно сопротивлялось реальности, ныряя в темноту сна. В моём светлом, полу-бредовом состоянии ко мне приходил какой-то силуэт человека, что-то шептал или говорил, я не разобрал. И уходил так же плавно, как и приходил. Иногда, когда он появлялся, я на долю секунды ощущал несильное покалывание в руку. На этот раз темнота дольше всего не уходила. Не знаю сколько прошло времени, но когда моё сознание снова вынырнуло из темноты, я обнаружил себя в лежачем положении. Было твёрдо и неудобно, а главное холодно. Я наконец — то смог, хоть и с усилием, разглядеть где же я нахожусь. Зрение все ещё немного подводило, но картинка была видна. Первое, что я рассмотрел были синие, крашеные стены. Наполовину. Сверху шёл побел. Я поднял глаза выше. На таком же белом потолке висела одинокая тусклая лампочка без абажура. Глаза не резало, и от этого клонило в сон. Снова вернулся к стенам. Пройдя взглядом по правой от меня стены я нашел дверь. Дверь была необычная: металлическая, выкрашена в черный цвет и, на первый взгляд, очень тяжёлая. Только наверху было вырезано что-то наподобие маленького окошечка с металлическим прутом. Взгляд упал вниз. Пол был залит бетонными плитами и слегка отшлифован. Серый, пустой. Вот и все. Вся экскурсия. Голова всё ещё болела, но я уже потихоньку начал приходить в себя и понимать, а точнее задаваться вопросом «где я?». Мысли в ту же секунду зароились в моей больной головушке. Я не помнил что со мной произошло и как попал сюда. От этих, быстро приходивших, мыслей в ушах всё ещё стоял тот неприятный гул, но он быстро пропадал. Теперь я слышал только своё сердцебиение и дыхание. Клубы пара судорожно вырывались изо рта в такт сердцу. Рассмотреть на чем я лежу так и не получилось. Тело, а особенно руки и ноги, напрочь отказывались слушаться. И только сейчас я начинал чувствовать ту боль, которую я ощущал в приливах глухого сознания. Только эта боль уже была не острой, а тупой, пульсирующей. Правый бок и левая нога очень болезненно напоминали о себе. Общая слабость тела, как будто я только что пробежал в полном обмундировании с оружием наперевес несколько километров. Я попытался поднять голову. Не получилось. Попытался вспомнить последние события, что со мной произошли. Но воспоминания упорно не хотели появляться из глубинок сознания. Я помнил только обстрел нашего отряда, а дальше пустота. Я еще кое-как силился что-то вспомнить, но так ничего и не выходило. События были мутными и больше эмоциональными. Мои размышления прервал топот сапог. Пройдя еще несколько шагов, они аккуратно остановились возле моей двери. Щёлкнул замок в несколько оборотов. Потом еще один. Тоже прокрутился не раз. Затем еще один где-то внизу, у самого пола. Дверь с характерным металлическим скрежетом открылась, и из неё ударил яркий для меня свет, больно резанувший по глазам. В дверном проёме стояло трое. Двое в знакомой до боли немецкой военной форме, а третий в белом халате. Значит все-таки не прорвались, не удержали оборону. Хотя, я не помню что было. Тихо перекинувшись несколькими фразами на своем, те двое вышли прикрывая за собой тяжёлую дверь. Снова этот скрип, аж уши режет. Доктор, судя по одежде, сначала прошёл в центр камеры и спокойно, но осторожно осмотрел меня издалека на наличие сознания у пациента. Потом также аккуратно подошёл ко мне, нагнулся. — Нью стрявствюй. — сказал на ломаном русском тот.