***
Хисан встретила хозяйку, оторвавшись от изничтожения лужайки. Доверчиво ткнулась бархатной мордой в раскрытую ладонь и довольно захрустела морковкой, подставляясь под ласковые почёсывания. - Привет, гнедая, - Угол, возвращавшийся с охоты, похлопал Хисан по крупу. Лошадь, почуяв запах крови, нервно всхрапнула и отошла подальше, торопливо перебирая стреноженными ногами. Гайран поглядела на брата с шутливым укором, но ничего не сказала и, коснувшись его плеча в качестве приветствия, направилась к ручью за водой. Такие дни больше всего напоминали Гайран жизнь в крепости. С её каждодневными хлопотами и дружно трудящейся общиной. Пусть их с братом и было всего двое. Но она не была собой, если бы всё ещё придерживалась всех устоев прошлого. Одним из увлечений, открытых Гайран уже после побега, была выпечка. В крепости, особенно такой северной, как Мор Казгур, не было возможности выращивать много зерна. Потому орочий хлеб - скупой и грубый, да и есть его приходилось нечасто. Традиционным же блюдом было мясо с картофелем, иногда делали похлёбку или уху. В неурожайные годы Гайран чувствовала себя практически босмером. Потому что дичи в горах всегда было с избытком. Но дома она могла позволить себе и мягкий ноздреватый хлеб, который было так здорово обмакивать в топлёное масло с чесноком и диким лучком, и пироги – с мясом, зеленью и яйцами, ягодами, грибами – и всевозможные лепёшки, и эльфийское рассыпчатое печенье, и тонкие золотистые блины, и плотненькие оладьи, и даже медовый творожник с яблоками. Разумеется, готовила она и простое мясо, и каши, и жаренные яйца с салом, и наваристую похлёбку – ячменную или гречневую, с мясом, земляным яблоком, капустой и морковью. Но больше всего Гайран любила печь. Простая возня с тестом доставляла ей странное удовольствие, и выпечкой она всегда занималась с улыбкой на губах. Возможно поэтому её пироги получались такими вкусными. И в этом её увлечении не было ничего от правильного орка. Потому что даже её собственная мать терпеть не могла стоять у котла, когда выпадала её очередь готовить для общины. Но Гайран… было ужасно приятно смотреть, как брат наворачивал её стряпню, просил добавки и трогательно оставлял ей лучшие куски.***
После сочных мясных пирогов, и рассыпчатой золотистой каши с маслом, и свежего молока сперва хотелось покоя. Но зато потом тело начинало буквально требовать действий. И Гайран с удовольствием выходила во двор на тренировку, где её уже ожидал Угол. Брат и сестра были невероятно похожи. И внешностью – разве что глаза: янтарь против обсидиана – и силой, и даже излюбленным оружием. Да и учитель у них был один, ещё в крепости. После Гайран так и не нашла более умелого молотоносца, и новые техники пришлось разрабатывать самой, впервые вплетая в бой дарованную природой магию. Коллегия многому её научила, но это было не то место, о котором Гайран вспоминала с теплом. Сегодня они выходили на импровизированную арену с пустыми руками. Гайран не заблуждалась. В чистой силе Угол превосходил её. Встреть она подобного противника в реальном бою - и вся надежда была бы на магию и хитрость. Но у Угола было и другое не менее весомое преимущество, пусть оно и работала в обе стороны. За столько лет они изучили не только привычки и характеры друг друга, но и боевые техники. Провести чистый удар стало практически невозможно. При должном старании они вообще входили в полный синхрон, предугадывая шаги, удары, даже дыхание. Угол атаковал первым. Гайран увернулась, приняла следующий удар на выставленные в блоке руки. Ударила сама, но предсказуемо натолкнулась на контрприём. Они кружили вокруг друг друга, схлёстываясь и расходясь вновь. В какой-то момент Уголу удалось повалить сестру на землю, но та не осталась в долгу, ногами захлестнув его шею... Потные, уставшие, извозившиеся в пыли, они спешили ополоснуться, шутливо толкаясь по дороге к ручью. Гайран ослепительно улыбалась, радуясь с трудом отвоёванной победе. У неё есть магия и верный молот, на это вещи в какой-то мере ненадёжные. Кулаки же отнять у неё не сможет никто и нежданного врага она встретит во всеоружии.***
Мастерскую Гайран можно легко спутать с библиотекой. Потому что по бокам - книжные шкафы, в закутке - кресло-качалка с лоскутным пледом. И только у дальней стены - почти неразличимая в полумраке пентаграмма зачарования. Гайран любила проводить здесь время. Она зажигала магический свет в кованных подставках на стенах, потому что так быстрее, чем возиться со свечами. И устраивалась в кресле с очередным шелестящим томом. Нужно заметить, что книг развлекательных было весьма немного. Гайран не любила тратить время зря даже дома. Она не прекращала совершенствоваться и постоянно пополняла свою библиотеку новыми книгами по магии. Главное – не ставить книги по восстановлению рядом с томами, посвящёнными некромантии. Потому что подобное соседство могло быть взрывоопасным. Не то, что бы Гайран вообще практиковала колдовство, а некромантию – и подавно, хотя способности у неё были. В коллегии ей часто говорили, что она зарывает свой талант в землю, просто потому, что она не хотела заниматься колдовством. Но Гайран предпочитала встречать врагов во всеоружии и потому изучала даже разрушение. Порой теоретических знаний о заклинаниях противника, их сильных и слабых сторонах было более чем достаточно. У неё было немало книг, посвящённым всем школам магии. Но собственноручно составленных сборников по зачарованию - значительно больше.***
На первый взгляд мастерская Угола напоминала лавку Шеогората. На второй… на второй, впрочем, тоже. Хотя бы потому, что на потолке была газовая лампа из двемерита, заливавшая всё холодным голубоватым светом, над рабочим столом висели традиционные нордские рожки-светильники, а в углу ютились самодельные свечи в изящных, якобы эльфийской работы подсвечниках. Якобы, потому что и распахнувшую крылья птицу из серебра, и лотос из зелёного стекла вырезал Угол. Но разнообразные и причудливые светильники – это, в общем-то ерунда, по сравнению с кучей разномастной брони и оружия, как аккуратно развешенных или стоящих на постаментах, так и валяющихся лишь бы как. Например, слева от входа на куче обломков и железных заготовок лежала голова настоящего парового центуриона, имевшая привычку скатываться под ноги входящим. Да даже его стол – сосна, лак, выжженные узоры – выглядел так, словно над ним трудилась группа мастеров и так и не определилась, в какой же стилистике они работают. Ножки, почти не обработанные, навевали мысли о босмерской мебели, растущей по воле Созидающих. По левому краю шли нордские узоры – переплетение голов тотемных животных, по правому – имперский симметричный орнамент из углов и линий, спереди - изящная вязь плюща и винограда, кружево вишнёвых цветов с длиннохвостыми птицами, скрывающимися в ветвях. Были там и даэдрические руны, и орочьи обереги, и рука Малаката. Сбоку Угол уже наметил контуры змеелюда. В самых дальних углах мастерской хранилась традиционная орочья броня, та, которую так и не купили – орихалк, массивность форм, шипы, подвижные пластины, простота и практичность. На ней брат набивал руку, над ней работал в первые месяцы, когда кузня только была построена. Потом… потом он дал себе волю и стал ковать то, что в крепости считалось чужеземным. Орихалк – прочный и тяжёлый металл, с ним не так-то просто сладить. Эбонит – материал ещё более сложный, и, кроме того, дорогой и в чём-то редкий. Потому многие людские кузнецы так и не овладели техниками, позволявшими бы им повторять работы орочьих мастеров. Угол же работал с орихалком и эбонитом с самого детства, с того момента, как сумел удержать в руках кузнечный молот и стал обучаться у своей матери – коваль-жены*. Орочьи доспехи и оружие славятся скудностью украшений и простотой, потому что орки ставят в основу надёжность и силу. Они, как и многие северные кузнецы, с предвзятостью и насмешкой относятся к эльфискому оружию. Когда кинжал – это розовый шип, а молот – голова орла. Но не только Гайран вышла непохожей на правильного орка. Угол недалеко ушёл от сестры. Он был слишком жалостливым для орка – не убил отца, пошёл против племени, чтобы спасти сестру. И слишком страстно он любил красоту. Все вещи Гайран: от узорчатой орихалковой брони до эбонитовых спиц в волосах - были выкованы его руками. Угол быстро научился работать с железом и сталью, путём одних лишь наблюдений сумел сделать доспехи в нордском стиле. В то время он много путешествовал на пару с Гайран, говорил с людьми, внимательно осматривал нордские руины, изучал архитектуру, традиции, узоры. Он быстро нашёл признание среди скайримских кузнецов и воинов. За доспехами его работы приезжали не только со всего Рифта, но и из других провинций. У него практически никогда не было перерывов в заказах. Но и на этом Угол не остановился. Ему претила однообразность и потому он всегда стремился изучать новые стили, материалы, техники, даже если они принадлежали расам, не дожившим до наших времён. Гайран отлично помнила, как таскала ему обломки из двемерских руин и фалмерское оружие, если приходилось забираться достаточно глубоко. Угол даже научился работать со стеклом. Правда, он потратил полгода, прежде чем добился хоть какого-то успеха. Но упрямства ему было не занимать. И сейчас позолоченные эльфиские доспехи у него выходили играючи. Как и украшения из дутого стекла. Гайран пришла в мастерскую, чтобы позвать брата на ужин, и замерла за его спиной. Угол, склонившись над столом в свете ламп, мастерил маленького – не больше ногтя – паучка из двемерита. Он казался полностью поглощённым своим занятием и даже отложил в сторону кристалл, на который Гайран записала иллюзорную копию акавирского барельефа из Храма Небесной гавани. И приостановил работу по восстановлению её брони. Его грубые с виду пальцы творили что-то невероятное: он вырезал из слитка, подаренного Гайран, крохотные лапки и прикручивал их к маленькому телу, и даже вырезал на них геометрические узоры, какие можно встретить в двемерских городах. Угол казался таким счастливым, когда работал над этой фигуркой, но Гайран от этого вида было горько. Однажды заказчик пожелал нанять несколько наёмников для работы в команде. Глупая затея, на самом деле. Если хочешь команду - нанимай команду, и никакой тебе грызни в коллективе. Но с командами наёмников в Скайриме было не густо, так что вышло то, что вышло. Но это не главное. Суть в том, что тот норд свёл Гайран с одной босмеркой. С первого взгляда на мелкую остроухую лучницу с хитрыми глазами она почувствовала неприязнь. Не смягчили Гайран ни орочей работы лук, ни меч на поясе (не иначе, как для красоты или статуса). Но как же она ошибалась. Многие считают, что орки лучников недолюбливают. Но не будешь же ты охотиться на оленей с палицей или двуручной секирой. Так что лучники были и в крепостях. А с появлением в Скайриме драконов, луки стали набирать популярность среди наёмников. Но как дополнительное оружие, разумеется. Впрочем правильный орк никогда не стал бы использовать любимые трюки Гайран: приглушение шагов, чтобы не громыхать бронёй, невидимость или гармонию против врагов, которых Гайран предпочитала обойти. Поэтому презирать лучников было бы с её стороны подлинным лицемерием. На их стороне были скорость, скрытность и расстояние. Поэтому, когда враг оказывался слишком близко, лучники терялись. А этого Гайран принять не могла. Но когда перед этой босмеркой неожиданно возник скелет, она даже не отступила, а без видимых усилий сломала ему шею, ударив спиной лука. Спустя один лишь совместный бой, Гайран прониклась к маленькой лучнице подлинным уважением. А горящие полубезумным азартом глаза она так и не сумела позабыть. Как и взгляд – пусто-сосредоточенный, с которым та стреляла в сердце драугру, уже занёсшему секиру, и то, как босмерка управлялась с мечом. Легко, будто нордская сталь в её тонкой руке ничего не весила. В маленькой груди той босмерки, имя которой походило на название скромных жёлтых цветов, билось сердце истинного воина. Когда Гайран рассказала о новой знакомой Уголу, тот сказал, что хотел бы с ней познакомиться. Гайран не стала отказывать и написала босмерке письмо, где приглашала её на трапезу. Она должна была предугадать, что случится, уже после этой просьбы. Но ничего не заметила. А потом стало уже поздно. В первую же встречу Угол подарил босмерке браслет – широкое стальное кружево. - Я не ношу браслеты и кольца, потому что они мешают стрелять, - сказала она тогда. – Но твой подарок я сохраню. Спасибо. И вот когда Гайран увидела улыбку, озарившую лицо брата в тот момент, она осознала, какую ошибку совершила. Первый год Угол буквально жил от прихода до прихода босмерки. Во вторую их встречу он подарил ей необычного плетения цепочку, а в каждую последующую – маленькие подвески на неё. И это не считая нового лука и стрел, за которые он отказывался принимать деньги. После её ухода он почти сразу же садился придумывать форму и материал для следующей подвески, потому что босмерка могла заглянуть через пару дней или месяцев или они могли не видеть её больше года. И с каждым годом Угол становился всё молчаливее, всё чаще уходил наёмничать, не сказав ни слова. Потому что с каждым разом надежды на ответные чувства становилось всё меньше. И всё реже заглядывала к ним босмерка. Не заходила без стука, бросая на кухне свежую дичь, не смеялась звонко, поглаживая мурчащую Киот. В обычное время Гайран с братом кошку и не видели почти. Только выкидывали с порога дохлых мышей и подливали молоко в миску. Но за лучницей хвостатая охотница ходила как приклеенная. Но босмерка заходила к ним не меньше полугода назад. Потому что обожание и нежность во взгляде Угол скрывал с каждым разом всё хуже. Но даже видя, что творится с братом, Гайран не могла её ненавидеть или хотя бы не любить. И потому вину за произошедшее целиком взвалила на себя. Гайран стояла и смотрела на спину увлечённо работающего Угола, не отводя взгляда от ещё короткой угольно чёрной косы, которую брат стал отращивать пару лет назад. Он говорил, что так ему легче работать, но коса… коса – это эльфийские штучки. Угол обернулся, когда она положила руки ему на плечи и удивлённо распахнул глаза, когда Гайран поцеловала его в лоб между маленьких костяных рожек. - Ужин готов. Ты идёшь?***
В их доме не было какой-то специализированной столовой. Только узорчатый, сработанный Уголом стол перед очагом. На столе их уже ожидал горячий – только из печи – каравай с солью, жаренное мясо с картофелем и глиняный кувшин, едва заметный под охапкой сапфировых астр. Гайран достала из подпола клюквенную настойку, разлила по кружкам. - Ты же помнишь какой сегодня день? – спросила тихо, почти робко. - Четырнадцатое Второго зерна, - без замедления ответил Угол. Поднял кружку. – Помянем её душу. Гайран молча пригубила настойку. Спирт обжёг ей горло, но чуть ослабил узел на сердце. Также молча они приступили к еде. Когда Гайран - уже просто Гайран - впервые по-настоящему переступила порог крепости, она практически ничего не почувствовала. Чувство рвущихся с корнем, по-живому родственных уз настигло её спустя семь лет. Четырнадцатого Второго Зерна. Гайран узнала о случившемся совершенно случайно. И почти сутки просидела под стенами крепости, за которыми отправляли в последний путь её мать. Старший брат Гайран разбил ей лицо, выкидывая, как нашкодившую собаку, за ворота. Но отступила она только тогда, когда Олур выбил Уголу руку из плеча. После, когда дрожащими руками она сумела вправить брату кость и наложила целебное заклинание, она уже всласть наплакалась, размазывая по лицу кровь и слёзы. А за стенами крепости отходила в иной мир её мать, и её погребальный костёр пах дымом и тленом. Орки уходят из жизни пеплом. И пеплом же приходят к отцу-Малакату*... В глазах Угола Гайран видела ту же застарелую боль. И пусть его кровная мать здравствует в крепости по сей день и он по человеческим меркам является её сводным братом, у орков и понятий таких нет. Жена вождя – всегда чья-то мать. И Угол провожал Шел гра-Нагорм с пеленой воспоминаний в чёрных, словно вулканическое стекло, глазах. Астры пахли по-осеннему горько, но Гайран чудился в их аромате запах тлена.