***
Рон уже как полчаса разложил вещи и теперь фасует подарки: ненавистный свитер собирать пыль в чемодане, вредилки от Фреда и Джорджа спрятать в тумбочку, носки от Джинни в шкаф, а коллекционный снитч от Гарри повесил на деревянный столб, поддерживающий полог, чтобы засыпать и смотреть на него. Он оборачивается на кровать Гарри и с каким-то чувством недоумения начинает разглядывать его спальное место: все идеально заправлено, вещи разложены при помощи магии за минуту, кроме нескольких свертков подарков, которые рано утром принесли совы и которые валяются теперь поверх покрывала, а сам Поттер, чуть дерганный, побежал искать Гермиону. Ему стало вдруг тошно от того, как непозволительно далеко от своих друзей он оказался, и как близко к желаемой доселе славе и признанию. В отличие от Гарри он, почему-то, отдалился от близких, чтобы приблизиться к всеобщей любви. Рон стал в метре от тумбочки Гарри, прямо рядом с окном. Казалось бы, задумался вдруг он, они и так провели несколько дней Рождества вместе. Зачем, и, главное, почему без лучшего друга, Уизли понять не мог. Ну не могли они так долго на него обижаться из-за Лаванды, ему ведь самому уже тошно от нее. Рон кусает щеки изнутри и подходит к кровати ближе. Это так неправильно, но с другой стороны - какое право они имеют скрывать от него общие авантюры, или что там у них творится? Признаться честно, так Уизли здорово не хватало друзей. Веселых вечеров в их компании, поучений Гермионы и шуток Гарри. Но он всегда был вторым: в учебе даже последним. И, когда настал момент славы, они рассердились на него. Это было эгоистично. Рон подошел к тумбочке Гарри. Или он сам был эгоистом? Его голову прорезала настойчивая мысль поговорить об этом с Гарри. Только не с Гермионой – она, похоже, нашла еще с десяток поводов на него пообижаться. Рон нарочито уверенно («я не делаю ничего дурного») берется за ручку тумбочки, присаживаясь на корточки. Он просто хочет видеть, что Гарри от него последнее время утаивает, и все. В ящике пахнет мандаринами и хвоей. Рон поднимает два тонких учебника по Чарам и видит скомканную бумажку, больше напоминающую содержимое мусорки, чем важную вещь. На ней есть какие-то слова, так что все это похоже на записку от фанатки. «Когда это Гарри начал заниматься подобной чепухой?» - удивляется Рон и читает бумажку.«Может быть, нам попробовать что-нибудь другое?»
И, главное, ради кого. Имена проносятся в голове Уизли, но он даже предположить не может, кто прислал Гарри это дерзкое послание, которое было сохранено Поттером так близко, как вообще можно было хранить вещи – в верхнем ящике тумбочки. Он пробует воспроизвести в памяти похожий почерк. Этого человека явно учили красивому письму не один день и даже не один год – значит, какая-нибудь аристократка. Рон зависает на несколько секунд, рассматривая длинные крючки и плавные изгибы букв. В их семье только мама и Перси умеют так писать. Мама - потому что сама из аристократов, а Перси - потому что зануда. У папы чисто министерский почерк, без изысков, но аккуратный. А у него и его братьев будто бы судорога начинается каждый раз при взгляде на перо. Попытки Молли бороться с этим драконьим почерком не увенчались успехом, и она бросила это дело еще на Чарли. Обычная бумажка, вырванная из тетради. Рон хмурится и дальше роется в тумбочке: кроме двух учебников, записки и черной рубашки (зачем хранить одежду в тумбочке?) есть пара пустых конвертов. Рон проверяет каждый из них с придирчивостью Грозного Глаза. Затем еще более нетерпеливо и неаккуратно засовывает руку вглубь, не веря, что это все. В углу он нащупывает маленький бумажный кубик и, ни капли не сомневаясь, раскрывает его по линии сгиба. Он не контролирует приоткрывшийся рот, когда ему на ладонь выкатывается кольцо. Секунду он не узнает его, а затем понимание копьем продырявливает его голову. Зачем Гарри украл его? И почему хранит его в тумбочке? И как ему удалось это? Мысль разговора с Гермионой уже не кажется такой уж абсурдной. Скорее, самой правильной из всех возможных - он не выдержит, если Гарри солжет ему о такой важной вещи. В одной руке у него записка, а в другой родовая драгоценность. И совсем на краешке сознания Уизли думает о невозможном - и тут же отмахивается от этой мысли. Нет, не может быть.***
Гермиона засиживается до конца обеда. Она зачитывается и не замечает никого вокруг. Рон пересаживается напротив нее и откашливается, привлекая внимание. Она поднимает на него взгляд задумчивых глаз, ощущая, как к ним приковалось внимание еще нескольких людей в зале. В том числе с преподавательского стола, но Грейнджер смотрит на взволнованное лицо друга и ждет. - Гермиона, - за здравие начинает он, - я... Запинается, почесывая макушку, краснеет одними ушами. - Извини, - наконец заканчивает он. Не за упокой, но вполне устойчиво. Гермиона вглядывается в его веснушчатое лицо и, сама от себя в шоке, улыбается краешком рта: - Ничего. Рон поднимает глаза от своих искусанных пальцев и непроизвольно выдыхает. Когда Гарри просил его извиниться перед Гермионой последний раз, во время каникул, он вновь упирался. Это же так очевидно - она и не захочет слушать, как он распинается, подожмет губы и фыркнет в своей любимой манере. Да кто захочет к ней вообще подходить после такого! Гарри только кинул в рот еще одно шоколадное печенье и уставшим голосом разъяснил: - Не важно, что будет после. Просто извинись. Даже если она не простит твое мудачество - а она простит - ты должен сделать все, что можешь. Вроде бы очевидные истины, но в духе Гермионы было бы сказать: - Неужели ты думаешь, что одно простое «извини» перечеркнет твое поведение месяцами до этого? Но в итоге было приятно ошибиться, впрочем, как и сотни раз до этого. - Ты не сердишься? - закинул пробную удочку Рон. - Конечно, я сержусь, - нахмурилась Гермиона. - Но гораздо меньше, чем минуту назад. Уизли закусил свою обветренную на тренировках нижнюю губу и ухмыльнулся. Он несколько секунд рассматривал «Зелья на досуге» у нее в руках, не решаясь задать вопрос. А вдруг он тут же им все испортит? Гермиона терпеливо моргнула, закрывая книгу и закладывая нужную страницу большим пальцем. - Что-то случилось? - Да, в общем-то, ничего... Но Грейнджер лишь подняла одну бровь. И Рон решился, заговорив на грани шелеста бумаги: - Как ты думаешь, откуда у Гарри может быть фамильное кольцо Малфоев? Секунду Гермиона соображала, прокручивая в голове слова Рона. А затем ее лицо исказилось в возмущении: - Рон, ты что, лазил по его вещам?! Как какая-то… крыса? Сказанные шепотом, обидной сути ее слова не потеряли. Уизли нахмурился и отозвался, глубоко оскорбленный: - Так ты знала. Он опять оказался на втором плане. Опять ему ни о чем не рассказали. Вот почему он рылся в вещах Гарри - чтобы найти причину, по которой они ничем не хотели с ним делиться. Гермиона на мгновение растерялась, а затем поднялась вслед за вскочившим другом: - Рон, это не то, о чем ты подумал. - Не стоит. Услышанного мне хватило, - бросил он, чуть ли отбегая от нее в сторону выхода из Главного Зала. Если бы он обернулся, как это сделала Гермиона, то увидел бы, что большинство разговоров прекратилось, а из их ссоры сделали цирк. Гермиона не решилась взглянуть на преподавательский стол, быстро закинув сумку на плечо и выбежав вслед за Роном. Она догнала его только у портрета Полной Дамы, хотя урок уже начался и им обоим полагалось быть уже в кабинете. - Рон, Рон, постой! - Запыхавшись, она схватила его за плечо. Он, покрасневший от нахлынувшей ярости, развернулся к ней и выплюнул: - Скажи только одну вещь: вы его выкрали, или Малфой сам его отдал? Лучше бы это было последнее, иначе я... - Иначе что? - вспылила Гермиона. - Променяешь нас на Лаванду Браун? Опять? - Опять! - закричал на весь пролет Уизли. - Потому что я устал быть на заднем плане! Я устал быть фоном для ваших выдающихся способностей, и когда я сам чего-то достиг, то стал вам неинтересен! Потому что я тоже могу иметь поклонников, потому что я тоже могу быть в чем-то хорош! Гермиона опешила от такого наплыва эмоций, отступив на шаг. Ее расширившиеся темные глаза искали в его покрасневшем от обиды и ярости лице хоть каплю здравомыслия. Она сглотнула и отвела взгляд, цепляясь за лямку сумки: - Если хочешь что-то узнать о Гарри, - на этом моменте ее голос дрогнул, - то тебе лучше спросить у самого Гарри. А я сама понятия не имею ни о каком кольце. На этом они развернулись и направились в разные стороны: Гермиона в класс, Рон - в гостиную. Сегодня у него нет настроения терпеть нападки Снейпа. Комната была пуста. Последнее время Гарри приходил, когда все уже спали, а уходил позже всех. И Рон совершенно точно не хотел знать почему.***
Гермиона в растерянности провела несколько дней, не общаясь ни с Гарри, ни с Роном. Она сама не поняла, как ноги одним вечером принесли ее к подземельям. Звук ее стука прорезал тишину подземелий, а на него никто не отреагировал. В отстраненном замешательстве Гермиона оперлась на косяк и застекленевшими глазами уставилась на единственное окно над лестницей, из которого зазывающе свистел зимний ветер. Почему сейчас ей было так необходимо услышать его оценку происходящего, она сама до конца не понимала. Когда замок звякнул и дверь, наконец, отворилась, у Грейнджер уже зуб на зуб не попадал от промозглого воздуха подземелья. Тем не менее, она спокойно прошла мимо Снейпа и опустилась на стул рядом с учительским столом. Он слишком долго не открывал, значит, сегодня лучше не ломиться к нему в кабинет. - Вы что-то хотели? – процедил он, оставаясь на ногах и складывая руки на груди. Его плохое настроение просачивалось ей под заледеневшие пальцы и заставляло их чернеть. Она почувствовала ком в горле. Откуда только взялась эта апатия, сжиравшая ее на корню? Рон был просто зол, такое с ним часто бывает, а Гарри не обязан рассказывать ей обо всем, что происходит между ним и Малфоем. Но ведь она так старается. Почему они не доверяют ей? - Как вы думаете, что заставляет людей быть абсолютно не хорошими? Его бровь дернулась от внезапного философского вопроса в пятницу вечером, но он быстро совладал с собой. И, к ее удивлению, через секунду ответил на полном серьезе. - Некоторые не могут справиться с определенными частями себя. Или их настойчиво убеждают в этом. - Даже если они на самом деле не такие? - Вопрос был задан по-другому. - Это практически одно и то же. - Нет, не одно, - отрезал он. – Вы можете быть самым сентиментальным и сострадательным человеком в мире, но убивать каждый день по десятку магглов и магов, испытывая при этом нешуточные терзания. Быть хорошим и потенциально быть хорошим. Осознаете разницу? - Вопрос был не об этом, - нахмурилась Гермиона. - Вы сами сменили тему, - парировал Снейп, а затем внимательно посмотрел на ее бледное лицо: - Вас беспокоит ваша лояльность? Позвольте заметить, только истинного гриффиндорца может всерьез заботить вопрос, является ли он по-настоящему хорошим человеком или нет. - Мне кажется, - Гермиона запнулась, сглатывая слезы, - я запуталась. Снейп промолчал, но в ту же секунду оказался рядом, садясь напротив все с теми же скрещенными на груди руками. - Тогда я разрешу ваши сомнения, мисс Грейнджер, - уверенно проговорил он, глядя ей прямо в глаза. – Человека определяют поступки, а не мысли. Вы можете тысячу раз быть неправы, говорить не те вещи, оскорблять и ненавидеть весь мир, - но только ваше решение и действие определит, кто вы есть на самом деле. – Он замолчал, моргнув под ее ясным доверчивым взглядом. – Только вы решаете, быть вам хорошей или плохой, и никто не в силах повлиять на это решение. После его слов между ними повисла гнетущая тишина. Она, приоткрыв рот, не могла разорвать их зрительного контакта. У нее дрогнули пальцы, до этого сжимающие краешек мантии, и из ее горла сами собой вырвались слова: - Меня беспокоит, как вы влияете на меня. Если бы не ухмылка, она подумала бы, что он отталкивает ее. - Меня этот факт беспокоит не меньше вашего. Гермиона на пару секунд спрятала лицо в холодных ладонях, окончательно успокаиваясь. Поворачиваясь к нему, она не сомневалась ни секунды: - А что насчет вас? Вопрос без подвоха, но она знала, что он найдет его там для себя. Снейп с интересом посмотрел ей в лицо, ерзая на стуле. Как будто ответ был очевиден, он молчал еще с несколько театральных секунд. - Вы не ответите? – повторила Грейнджер. - Склонен предполагать, что я такой же, - мягко ответил Снейп, и она услышала, как в животе у нее екнуло сердце. – Предполагая ваш следующий вопрос: я не знаю. - Вы о чем? – смущенная, что опять нафантазировала себе лишнего и упустила нить их беседы, Гермиона порозовела. Это не укрылось от Снейпа, поэтому он с насмешливо прикрытыми глазами и поднятым уголком рта повторил: - Я не знаю ответа относительно вас. Это пояснение еще глубже загнало ее в краску. Снейп, уставший, держал образ до последнего, Моргана его задери. Мог ведь просто прогнать. Отведя глаза, Гермиона спросила стену: - Как провели Рождество? Она обернулась на звук звякнувшей в его поднятой руке связки ключей: среди них болталась Эйфелева башня.***
Гарри очнулся от того, как больно Гермиона толкнула его в бок. Он изуродовал свое перо, выдирая бородки из стержня один за одним. За прошедшие две недели после Рождества они поцеловались всего раз: когда Гарри, не дожидаясь звонка, перехватил Драко до уроков и затащил под гобелен, который являлся тайным ходом между одним из коридоров замка и подземельем. И опять Малфой слишком много о нем знает. Осталось только торжественно вручить ему Карту Мародеров. Но как-то этот факт не особо заботил Гарри, пока он держал в руках податливое и пластичное, словно глина, тело Малфоя. Прошла всего неделя, а он уже успел забыть, какой Драко на самом деле желанный и сексуальный. И любитель избегать, ко всему прочему. Перед обедом какой-то хаффлпаффец с младшего курса попросил у него автограф. И это не могло стать еще более неловким, чем уже было, если бы мальчик, торопясь, не оставил у него в руках сам листок с оставленным автографом, как только однокурсники Гарри начали выходить из класса. Он мог бы поклясться, этот парень вылетел как пробка из бочки со сливочным пивом! Поттер так и остался неловко стоять около класса, ожидая Гермиону и Рона. За обедом они молчали. Гермиона ковыряла пасту в тарелке, даже не доставая книжки. Рон сидел вместе с ними, без Лаванды, но хмурый как туча. На этом празднике жизни Гарри чувствует себя лишним. Пару раз Гермиона и Рон по очереди посмотрели на него, но Поттер старательно смотрел по сторонам. Какой сегодня красивый, однако, потолок... От нечего делать (на самом деле, чтобы наверняка избежать неловкого разговора - так по-детски) Гарри достал тот самый тетрадный лист с автографом с намерением создания иллюзии глубокой занятости. Когда на верхних строчках поверх автографа появились знакомые каллиграфические буквы, он чуть не поперхнулся. «Навязчивое желание оставлять автографы на любом куске пергамента?» Гарри глубоко вдохнул воздуха прежде чем посмотреть в сторону слизеринского стола. Драко ни с кем не разговаривал. Не ел. Он смотрел в упор. На Гарри Поттера. И ведь не скажешь, чтобы перестал! Казалось, он сам все понял. Ненавязчиво вписался в разговор Блейза и Панси, предварительно сверкнув в сторону Гарри серыми глазами. Оборачиваясь, Поттер ловит взгляд своих друзей, которые тут же прячут глаза в своих тарелках. Сегодня Трансфигурация у Гриффиндора и Слизерина сдвоенная, т.к. профессор Флитвик внезапно почувствовал себя не в форме. Гарри не знает, радоваться этому или печалиться: они с Драко будут в одной комнате, но у Макгонагалл лучше бы не считать фестралов в фантазиях. Гермиона садится вперед, Рона берет в плен Лаванда, а Гарри оказывается на задней парте один. Большинство его однокурсников решили пропустить послеобеденные Чары, теперь им останется лишь кусать локти, когда Макгонагалл пригласит их на серьезный разговор о посещаемости сегодня вечером. Как только профессор зашла, ученики тут же в страхе замолчали и попрятали все ненадлежащие предметы. Краем глаза Гарри заметил, что на соседнем ряду на последней парте сидит также один парень. Только когда ему в голову прилетел клочок бумаги, он с намерением поругаться поднял голову. На расстоянии вытянутой руки от него сидел Малфой, развалившись на стуле. Пока Макгонагалл отмечала посещаемость, он жестами показал листок с автографом. Изображая крайнюю степень раздраженности, Гарри незаметно вытянул листок из кармана и черкнул ответ, после этого демонстративно подперев подбородок ладонью и наблюдая за реакцией Малфоя. Тот лишь послал ему надменный взгляд в ответ и принялся за ответ. «Для тебя я могу оставить автограф на чем угодно» «Придурок, Поттер. Совсем не умеешь флиртовать» «Еще пару недель назад ты был другого мнения» Полный скептицизма взгляд и поджатые губы. «Поттер, мне не хватит всего пергамента мира, чтобы доказать твою неправоту. Уверен, если бы тебя подобным образом пригласили провести вечер вместе, ты бы и не понял» Гарри ложится на парту, пытаясь спрятать улыбку. «А меня приглашают?» «Ну уж точно не в свою комнату. Твои гиппогрифские манеры не сочетаются с цветами нашей гостиной» Поттер бросает на Драко недоумевающий взгляд, не веря в написанное. Малфой не смотрит на него, делая вид, что увлечен лекцией Макгонагалл. «Советую приобрести новую метлу, прежде чем подлетать к моему окну: этой ночью обещают сильный ветер» Гарри краснеет до кончиков волос, и только после дописанной буквы Драко смотрит на него. У Малфоя легко порозовели скулы, но в принципе он производит впечатление все-так-и-задумывалось бойфренда. Внезапно Макгонагалл громко откашливается. Каждый думает друг на друга, все шепотки затихают, а головы опускаются. И только когда это происходит, она переводит взгляд с Малфоя на Поттера и обратно. Они переглядываются, а когда Гарри краснеет пуще прежнего, Драко начинает что-то судорожно записывать в тетради. Однако когда бы Гарри не посмотрел на Драко, тот неизменно улыбается. Драко уже позаботился о всех охранных и заглушающих заклинаниях на двери, и сейчас принудительно сидит на кровати, закинув ногу на ногу, и отсчитывает секунды. Думая о Гарри, он начинает чувствовать покалывание на кончиках пальцев и легкие прикосновения изнутри живота. Беллатриса выразилась вполне ясно: если он не сделает еще одной попытки убить Дамблдора, Лорд будет очень недоволен. Очень. Блейз тоже выразился довольно понятно: на время, пока Драко не может ничего сделать, ему лучше не встречаться с Гарри. Но медовуха уже была вручена Слизнорту. Драко знал, что у него получится: этот слизняк ненавидел медовуху, только огневиски, черт его дери, и бутылка сама собой попадет к Дамблдору. Новый декан не упустит возможности подлизаться. А пока он может встретиться с Гарри. Гарри, - Драко подержал на языке его имя. Он лег и рвано выдохнул. Сколько можно ждать? Его что, правда снесло зимним ветром? Драко представил перед глазами его лицо, его тело, его руки... и потянулся к ремню брюк. Вот черт, хотя бы сегодня надо терпеть: было ради чего. Он начал стучать по полу туфлей, отсчитывая в нетерпении секунды. Давай же, Поттер, я сейчас свихнусь. Когда раздался неуверенный стук по стеклу, Драко подскочил в две секунды к окну. Створки отворились, и в комнату ворвался ледяной вечерний ветер. Гарри, держа Малфоя за руку, поставил одну ногу на подоконник, изловчился и спрыгнул внутрь, втаскивая за собой метлу. Драко закрыл створки за его спиной. - Пр... Ему не дали закончить. Метла и мантия полетели на пол, а Драко потянул его к кровати. Они на минуту отстранились, тяжело дыша в губы друг друга и справляясь с пуговицами на одежде. Гарри заледеневшими пальцами юркнул под полы малфоевской рубашки и припал губами к ключице. Драко зашипел от холода, однако горячий рот и ледяные губы на сосках заставили его коротко выдохнуть уже с совсем противоположными чувствами. Он весь покрылся мурашками, особенно остро переживая каждое прикосновение. Гарри, стоя на коленях, поднял руки, когда Драко стягивал с него свитер. Не успел он расстегнуть ремень, Малфой потянул его вверх для поцелуя, соприкасаясь обнаженными животами. Он повернул Гарри спиной к себе, заползая рукой ему под резинку штанов и чувствуя его возбуждение. Поттер смеется и разворачивается, чтобы снова поцеловать. По венам Драко растекается поток искр. Он никогда не признается Гарри, как ему нравится, когда Поттер нависает над ним сверху и время от времени вжимает в матрас. Как ему нравится это чувство беспомощности, когда от него требуется только одно: получать удовольствие. За окном снегопад, и в единственном источнике света в комнате - в свете ламп из окон хогвартских спален - он смотрит на лицо Гарри, и у него туманится в голове. - Поцелуй меня, - шепчет он с хрипотцой в пересохшем горле и наслаждается влажными и такими страстными губами Поттера. Они смотрят друг на друга, Малфой рвано дышит, заведя руки за голову, а Гарри ласкает его бока согревшимися ладонями и, наклоняясь, целует тонкую кожу шеи. Чувствует, как Драко вздрагивает и подается навстречу. Насаживается глубоко, пока Гарри не двигается. Поттер берет его под лопатками и притягивает вверх, сажая на свои бедра, чтобы поцеловать в губы, чтобы Драко обвил его шею своими руками. Чтобы посмотреть в его серые омуты, как фонари светящиеся в темноте комнаты. Пока Драко вновь не закрывает глаза, захватывая нижнюю губу Гарри своими губами, беря его лицо в свои ладони. И который раз Драко думает, что никогда не чувствовал себя счастливее, чем чувствует себя сейчас. И он уже не уверен, отчего замирает мир вокруг него: из-за снегопада за окном или из-за Гарри Поттера в его объятиях. А он - в его. - Люби меня, - шепчет Драко ему в ухо, целуя в висок и затем откидываясь в его руках и подставляясь под губы. Все, что он хочет делать - любить Гарри Поттера. И он молит Мерлина, чтобы никто им не помешал. Хотя бы до рассвета. Дрожь течет по ним обоим, вызывая вспышки света перед глазами. Драко обнимает Гарри за вспотевшую спину, выгибаясь на простынях и прилипая своей липкой кожей к его. Они лежат вдвоем на узкой кровати, Гарри устроился на груди Драко, размеренно посапывая. Пальцы Малфоя перебирают хаотичные кудри гриффиндорца, зарываясь в них. Гарри расплавился, как шоколад, на коже Драко и обвил его руками и ногами. Он берет свободную от своих волос ладонь Драко и переплетает с ним пальцы. Он обожает лежать с ним в темноте. - Я люблю тебя. - Бесшумный шепот Гарри в тишине комнаты звучит как крик. Драко молчит, поворачивая голову и прикасаясь губами к прорезанному шрамом лбу. Гарри чувствует, как против его воли сердце в груди ускоряет свой бег. От екнувшей на подкорке обиды: хотя и обижаться было, по-хорошему, не на что. Поттер сказал это, потому что хотел сказать, и Драко не обязан был отвечать. Но Мерлин, как же Гарри желал услышать в ответ то же самое!.. Они слышат лишь шорох снега за окном, внимая его шепоту. Поттер кладет ладонь на грудь Драко и замечает, что сердце Малфоя тоже далеко не спокойно. Чуть приподняв голову, Гарри даже в темноте замечает красноту на его щеках. В Рождество все можно было списать на желание Поттера загнуть свою линию до конца, но сейчас они уже перешли за границу разговоров о таком. И Гарри все равно настаивал. Драко глубоко задышал. Как только медовуха попадет к Дамблдору или он починит шкаф, Блейз накануне утром уверил его, что все это прекратится в один момент. И лучше, если Малфой лично разорвет их отношения. Резко и без объяснений, как пластырь сорвать. Не будет никаких тайный встреч или подобных глупостей: если все пойдет по плану, Поттера ноги больше не будет в Хогвартсе. И с Драко они если и увидятся, то при пытке. Его и или самого Малфоя: вариативность допустима. То, как Драко вместо ответа перевернул Гарри на спину и сам навис сверху, спускаясь вниз поцелуями, было его «я не хочу тебя отпускать». Намного более ценное, чем какое-то там «я тебя люблю». Он никогда ни с кем не говорил о Волдеморте всерьез и не знал его прошлого. Но почему-то Малфой был убежден, что подобного у него не было. Если бы он хоть раз испытал то, что Драко испытывает в такие ночи с Гарри, он понял бы, что вечность существует лишь для того, что происходит между двумя людьми. А не для насилия и убийства. Он собирался спросить у Гарри, хотел бы он быть бессмертным, но в итоге после их марафона обмена теплом тот всерьез задремал, обняв Драко. Малфой усмехнулся, вспоминая, как много раз до этого он засыпал первым и Поттеру оставалось говорить самому с собой. Но лежать, обнявшись, тоже было неплохо. Драко закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Неплохо время от времени побыть эгоистом. Растворившись в его запахе, думать о себе как о части их. Эйфория, расползшаяся вдоль по полу, как по щелчку испарилась, когда в дверь постучали. Малфой дернулся во сне, но Гарри лишь крепче обвил его руками. Он попросил Блейза стучать только в случае крайней необходимости. Прямо совсем крайней. Чтобы было понятно, Драко уточнил: если все Пожиратели скопом заявятся в Хогвартс, только тогда можно осторожно поинтересоваться, не занят ли Драко. Кое-как выпутавшись из кольца рук, Малфой поднялся, натянул штаны и подошел к двери. Сняв с десяток разных заклинаний, он поинтересовался, кто находился по ту сторону. - Драко, впусти, это я, - сдержанно процедил голос Блейза по ту сторону. - Что там у тебя? – раздраженно спросил Малфой, краем уха улавливая копошение на своей кровати. Ответа не последовало, и парню пришлось приоткрыть дверь на маленькую щелку. Нахмурившийся Блейз многозначительно дернул бровями, углядев за плечом старательно загораживающего проход Драко очертания его постели. - Как раз об этом и хотел поговорить, - он благоразумно понизил голос чуть ли не до звука дыхания. – Мне пришло несколько писем из дома. - Это не подождет до утра? – разочарованно поджал губы Драко. - Нет, - категорично мотнул головой Блейз, отходя от двери с фразой. – У тебя десять минут. На скорую руку Драко наложил пару заклинаний на дверь и развернулся. Гарри распластался на кровати и смотрел на него. Малфой подошел к нему и сел подле, позволяя переплести их пальцы. - Мне пора? – спрашивает Гарри. Как бы я этого не хотел, - думает Драко, но вслух ничего не говорит, лишь ложится поверх одеяла и закрывает на пару мгновений глаза. Нарочитая небрежность сейчас не была бы лишней, но у него нет сил выдавливать ее из себя. Они стоят рядом с окном, точнее, Гарри сидит на тумбочке под ним, а Драко стоит меж его расставленных ног. Малфой замечает, какие у него длинные чернющие ресницы, густые красивые брови, волосы на подбородке и щеках. И шрам, разрезающий лоб и бровь, оставляющей в ней белый пробел. Какие у него искусанные им, Драко, губы, обветренные, но оттого не менее нежные. Когда они так медленно целуются, Драко особенно неприятно. Неприятно от каждой толики чувств, которую они оба вкладывают в эти медленные поцелуи. Холодный воздух обдал порывом их влажные губы.***
Гарри сидел у постели Рона всю ночь до утра. Где Гермиона, когда она так нужна? Чертова Ромильда Вейн. Чертова медовуха. Гарри глубоко вздохнул и прикрыл глаза: около шести утра Гермиона все-таки пришла, и он смог отдохнуть. Но расслабиться ему так и не удалось: как только он отгородился от окружающих, мысли вихрем ворвались в его голову. Медовуха, которую Слизнорт откладывал на особый случай. Особый случай – подарок директору, выяснится позже. Он не заметил, как голова оказалась на собственной подушке в башне Гриффиндора. И кто ему эту бутылку вручил в честь Рождества? Рон. Его лучший друг. Кэти он знал хоть и давно, толком никогда с ней не общался. Поэтому так легко было закрыть глаза на проклятие какой-то там Кэти Белл. Но не Рона. Рон был частью его семьи. Потерянное лицо Малфоя на следующий день (за ужином он не появился) только подтвердило его догадки. Вместо сердца внутри поселилась зияющая дыра, но он не показал этого.***
Они не разговаривают. Посматривают друг на друга с опаской, но когда признаков явной агрессии не выявляется, потихоньку успокаиваются. Гарри, правда, приходится прилагать немного больше усилий, когда он возвращается из больничного крыла. Ну хоть Гермиона с ним помирилась.***
- Что на самом деле развращает сильных людей? Оу, вопрос, на тему которого он мог рассуждать вечно. Он посмотрел на нее с долей иронии и дернул одной бровью: - Желание быть бессмертным? - Просто шутка. - Знание или сила? – перефразировала она. - Знание и есть сила, - спокойно вставил он, перебирая бумаги. - Или страх забвения? – продолжила она, нарезая корень имбиря, с разностью в десять секунд помешивая заданное зелье. - Просто страха достаточно. Она поворачивается через плечо, чтобы посмотреть на него: он в ту же секунду отрывается от бумаг. Одновременно они возвращаются к своим делам. - То есть страх заставляет нас жаждать силы, а сила развращает? – резюмировала Гермиона. – Слишком просто. Он говорил так, будто его не заботил ее ответ на высказанные невзначай фразы. Он всего лишь проверяет работы третьекурсников, а они заставляют деградировать, к сожалению. Для поднятия настроения он не стал и думать над очередными каракулями и с наслаждением перечеркнул всю работу, выводя едкий комментарий об умственных и письменных способностях невезучего ученика. - Одиночество, - роняет он. - Не всегда и не для всех, - уверенно говорит Гермиона. - Для подавляющего большинства. – Снейп вновь чувствует на себе ее взгляд. – А значит, для всех. - Страх одиночества и одиночество… - По сути одно и то же, - кивает он сам себе. Она принимается за лапки акромантулов. Не выдерживая, надевает перчатки. - Для Волдеморта это не работает. Его руку обжигает. Он сдерживает вырывающееся шипение, не выдавая себя. - Работает. - И каким же образом? Он просто фанатик. - Большинство, рождаясь, познает боль. Затем страх боли. И в последнюю очередь – одиночество. Он начал в другом порядке. Поэтому и мотив у него отличается от обычных людей. - Мне казалось, - тихо говорит Грейнджер, замедляясь в движениях, - мы познаем все примерно в одно и то же время. Снейп молчит, не вдаваясь в подробности последней ее фразы и сдерживая порыв сжечь всю стопку вместе с остальными работами, даже проверенными. - Во мне тоже есть страх. Страх боли и одиночества. В каждом, - бормочет девушка, перейдя к последнему этапу данного этапа – помешиванию, - это есть. Но они заставляют меня желать защитить все, что мне дорого. - Сначала нужно иметь в наличии то, что защищать собрались, мисс Грейнджер, - цедит он равнодушно, внезапно оказываясь позади и внимательно наблюдая за ее действиями. Она вздрагивает, не поворачиваясь. - Значит, это отличает его и остальных? Ее движения недостаточно быстрые, поэтому он накрывает ее ладонь своей и мешает более резво. Он мог сказать, но промолчал. Гермиона не поднимает головы, спрятавшись за копной волос, чтобы он не увидел ее покрасневшего лица. - Отличает или мы только думаем, что отличает? Они оставили этот вопрос открытым. Они вроде как помирились с Роном, но этот факт ее – какая неожиданность – уже не слишком заботит. А вот их со Снейпом новый уровень отношений заставляет ее уходить в прострацию днем и ворочаться ночами. Все из-за разговоров, в которых он смотрит на нее, как на равную себе. Он видит это и ничего не говорит. Она не стесняется улыбаться.***
Это так глупо – избегать Малфоя, но только это и остается трусливому Гарри. Он не сможет с ним расстаться. Не найдет в себе сил – все равно они будут до последнего цепляться друг за друга. Так что какая разница? Ему кажется, будто они поругались. Хотя даже не говорили с момента, как Гарри улетел на метле из комнаты Драко. Но напряжение между ними слишком очевидно, чтобы игнорировать его. Поттер думает, что теперь у него есть время подумать над заданием Дамблдора, но вместо нужных его голова забивается многотонным комом мыслей о Драко. О Кэти и о Роне. И снова о Драко, разумеется. Передышка наступает на Зельеварении. Слизнорту в голову приходит гениальная идея – разделить Гриффиндор и Слизерин по парам для нового зелья. Это же так сплотит их факультеты. Студенты агрессивно переглядываются, но ничего не говорят. Слизнорт радостно хлопает в ладоши и предлагает ребятам самим поделиться, но после того, как никто не сдвинулся с места, начинает наугад называть фамилии. - Мистер Поттер! – лучик счастья в темном царстве. – Так, посмотрим… мистер Забини? - Простите, профессор, я уже с мисс Грейнджер! – Блейз восклицает чересчур громко, издевательски улыбаясь Грейнджер, которая презрительно кривится. – Но мистер Малфой с радостью составит компанию мистеру Поттеру! По классу прокатились смешки, предвещая цирк. Не то чтобы Гермиона была счастлива оказаться в паре с Блейзом Забини, но она вполне могла принести эту жертву ради Гарри. Они оказались у дальней стены, стояли у котла, ожидая указаний Слизнорта. В любой другой день Гарри был бы счастлив поделиться учебником Принца с Драко, чем угодно поделиться с Драко. Но не сегодня. Поэтому Малфой был тут же извещен об отсутствии у Гарри оного. Тот пожал плечами, когда Слизнорт призвал всех присесть и записать важные пометки к зелью, без которого оно было невозможно. Гарри плюхнулся на стул, готовый записывать. И вздрагивает, едва сдерживая шумный выдох, когда чувствует на внутренней стороне своего бедра руку Драко. В животе тут же все скручивает в нервный комок, а сквозь позвоночник проходит разряд огня. А Малфой, знай себе, держит лицо, будто ничего не происходит. Гарри проклинает свою физиологию: Драко стоило только прикоснуться к нему, а у него уже встал. Ладонь Малфоя движется глубже и выше, медленно поглаживая его. Слизнорт что-то вещает у доски, но у Гарри перед глазами пелена. Когда Поттер кладет руку поверх ширинки Драко, то почему-то чувствует облегчение: тот возбужден не меньше, чем он сам. Гарри совсем наглеет: ныряет пальцами под ремень, как только Малфой втягивает живот. Он всегда так делает, когда не в силах контролировать возбуждение. Его мерлиново белье уже мокрое, черт возьми! Хотя и Гарри не лучше: кончить от одних только поглаживаний, ни разу не коснувшись члена. Поттер наклоняется к уху Малфоя так близко, что касается губами мочки, и полузадушенно шелестит: - Я сейчас кончу, Драко. Они отнимают руки одновременно, когда Слизнорт объявляет о начале отсчета времени. Все рекомендации они, естественно, пропустили мимо ушей. - Давай, Поттер, - шепчет Драко ему на ухо, - ты же у нас мастер по зельям. Гарри обдавало волной эйфории каждый раз, когда они соприкасались пальцами в процессе работы над зельем. Его они, собственно, запороли. Но ни один из них не удивился и даже не расстроился.***
Комментарии Луны к матчу были уморительны, а визиты друзей скрашивали то время, что он находился в больничном крыле. Как не вовремя-то. Бладжер этот еще… На самом деле, лежа в темноте и слыша лишь храп Рона на койке напротив, он думал об одном: Драко не приходил к нему. Он даже опустился до слежки по Карте Мародеров, с которой Драко Малфой просто… исчезал. Тогда он обратился за помощью к Добби и Кикимеру. По сути, только к Добби: Кикимер слишком сильно ненавидел его, зараза. И зачем Драко понадобилась Выручай-комната? Если подумать, то Гарри и раньше ловил Драко и ко на этом этаже, да и эти постоянные исчезновения продолжаются не первый день. Должен был быть способ все выяснить.***
Какая удача – выиграть «Жидкую удачу»! Как только Гарри получил нужные воспоминания, он сломя голову помчался – нет, не к замку и Омуту – к стадиону. Драко недавно сказал ему, что хотел бы хоть раз нормально потренироваться. Единственное, на что надеялся Поттер, - что действие сыворотки еще не закончилось. Он змейкой проскользнул в раздевалку команды Слизерина. Гул голосов в одно мгновение затих: тренировка закончилась, и все разошлись. Гарри осторожно зашел в помещение. Драко, полуголый, сидел на скамье и успокаивался. Краем глаза заметив движение, он в полной боевой готовности поднялся, но, увидев посетителя, лишь ухмыльнулся. Пока Гарри сжимал рукой их плоть, прижимая Драко к стене, а сам Малфой обвивал его шею руками, тот прерывисто выпалил: - Странно, что мы до сих пор не занимались этим здесь. Гарри подумал, что это звучало странно: будто они задались целью использовать все поверхности Хогвартса, каждую его стену в своих грязноватых целях. И через пару секунд после того, как Драко достиг пика, Поттер прошептал ему в самое ухо: - Зачем тебе понадобилась Выручай-комната, Драко? Тот, очевидно, очень удивился. Но вопрос определенно походил под категорию «я не могу тебе сказать», а Феликс Фелицис уже прекратил свое действие. Не было ничего печальнее в этом мире, чем Гарри Поттер, шепчущий Драко Малфою на ухо о своей любви и так и не получающий ответа.***
Гарри хотел умереть. Умереть так страшно, как только мог бы. Погибнуть от руки Волдеморта в ту секунду, когда он выкрикнул «Сектумсемпра». Истекающий кровью Драко у него на руках ничего не говорил. Точнее, это было тем, что он говорил: - Ничего, Гарри... ничего... Он никогда не был так счастлив видеть Снейпа. И пусть он прогнал его, пусть Гарри оставалось только трусливо сбежать, по заклинаниям, которые уверенным, расчетливым голосом шептал Снейп, он понял, что Драко будет жить. Какой же он подонок! «Против врагов» - так отвратительно звучит. Драко был для него всем - парнем, любовником, всей его жизнью, но никаким не врагом. Злость от услышанного в туалете спала, и Гарри заплакал. Не так они должны были расстаться.***
Ему было страшно и стыдно. Несмотря на то, что Снейп никак не придал огласке случившееся, Гарри в тайне желал этого. Чтобы все ненавидели его так, как он ненавидел себя. Победа над Рэйвенкло ознаменовала их получение Кубка школы Гриффиндором. Нагнетенная атмосфера расползлась по гостиной, где даже апатичная Лаванда (ее сильно подкосил разрыв с Роном) не могла не радоваться всеобщему счастью. Когда они с Джинни поцеловались, он ощутил укол вины. Несмотря на правильность случившегося – теперь все так, как должно быть – головой Гарри понимал, что все это глупость и свою настоящую жизнь он убил пару дней назад «Сектумсемпрой». Вокруг раздались улюлюканья, а Рон, казалось, обрадовался до чертиков. Только Колин Криви смотрел на него чуть ли не с разочарованием. Как будто знал, что Джинни по-настоящему никогда не нравилась Поттеру. Гермиона знала о том, что он совершил, но во взгляде читалась жалость и сочувствие. Он отвернулся, лишь бы не видеть этого. Если бы не взгляд Колина, он бы никогда не набрался смелости навестить его. Может быть, сейчас, когда он был с Джинни, это становилось неправильным. Но плевать он хотел на правильность. Надевая мантию-невидимку и в глубокой ночи произнося «Алохомора» над замком в палату больничного крыла, Гарри поклялся: он как-нибудь разберется с Джинни и не отступится от своих слов. Хотя после такого перед Гарри вставал один единственный вопрос: даже если Малфой простит его, сможет ли он простить сам себя? Драко лежал на жесткой койке и смотрел на блики, отражавшиеся на потолке. Тело все еще ломило, а раны время от времени вновь начинали кровоточить. Это не говоря уже о том, что теперь его тело и лицо были безвозвратно изуродованы. Кто теперь посмотрит на него без жалости? Последние слухи о Поттере это подтверждали. Джиневра Уизли. По горлу вдруг начал подниматься горький ком, а размытая пелена покрыла глаза водным слоем. Все так, как и должно было быть, - повторял он себе, как мантру. Его предупреждали, и не раз. Глупо было с его стороны на что-то надеяться. Но если бы все-таки Поттер пришел – Драко пообещал, что оттолкнет его. Ради его же блага. Он не должен испытывать вину за содеянное: Гарри знал про Кэти, про медовуху, про все. И упрямо твердил «я люблю тебя». Он смирился с тем, что Драко выбрал не его сторону. И все равно… Из глаз потекли слезы. Малфой спрятал лицо в ладонях, лишь бы никто не видел его заплаканного уродливого лица. От беззвучных рыданий затряслось все тело, и он был уже не в силах это контролировать. Внезапно кровать рядом с ним прогнулась под тяжестью чьего-то тела. Драко испуганно отнял руки от лица, но никого не увидел. Если он и мог надеяться, это казалось сном. Гарри, не поднимая на него глаз, стянул мантию-невидимку с плеч и бросил на пол. Слова застряли в горле у обоих. Наконец, когда Поттер собрал волю в кулак и поднял на него глаза, то только и смог выдавить: - Я не могу выразить словами, насколько мне жаль. И вместо всего того, что Драко всем сердцем жаждал ему сказать, он обронил лишь жалкое: - Слышал, ты теперь встречаешься с Уизлеттой. Гарри дернулся, будто бы ему противно было это слышать, но факт этот он отрицать не мог. А затем, глубоко вздохнув для какой-то тирады, был прерван Малфоем: - Не вини себя. – Гарри отшатнулся от него. – Я бы тоже не хотел иметь дел с таким лицом. – Говоря о своем ярко-розовом шраме на все лицо. Поттера окатило волной возмущения и стыда. Он в мгновение оказался совсем рядом с Драко, беря его лицо в свои ладони: - Драко, как ты не понимаешь… Для меня ты навсегда останешься самым красивым человеком во всем мире. Я никогда не смогу возненавидеть это лицо. Самое время было ударить, но у Драко слишком сильно расплывалось лицо Гарри из-за слез. - Прости, прости меня, я не хотел всего этого, - шептал Гарри, губами слизывая соленую влагу, скатывающуюся к вискам и шее. Драко прервал его, губами найдя его губы и целуя. Гарри помог ему привстать, чтобы стянуть больничные штаны вниз: рубашку они просто расстегнули нараспашку. Прикосновения Поттера были совсем невесомыми, особенно на животе, где тонкую кожу разрезала самая глубокая и все еще красная рана. Малфой закусил свой кулак, чтобы не издавать лишних звуков. Гарри выпрямился на его бедрах, стягивая через голову футболку и обнажая поджарое тело, которое Малфой пожирал глазами не один час. Ему было тяжело подниматься из-за еще не до конца заживших ран, но Поттер, казалось, вписал этот факт в свои планы. Он расставил руки по обе стороны от его головы, начав с шрама на лице, разрезавшего его щеки через нос, и двигаясь вниз, к шее, ключицам, груди и животу. Он ласкал каждый участок его кожи, испещренный шрамами и не тронутый ими. Обнимал дрожащими ладонями и целовал пальцы и выпирающие ребра. Отсасывая, он вложил в него весь накопленный за эти пару недель опыт и желание доставить удовольствие. Гарри безостановочно водил руками по коже Драко, будто запоминая ее в мельчайших деталях. После они долго целовались, Гарри лежал на нем, перенеся часть веса на руки, чтобы не давить на полученные раны. Но Малфой будто сам хотел ощутить боль от раны, обнимая Поттера со всей страстью. Гарри лежал на боку на краю постели, а Драко, уже одетый и накрытый, повернул к нему голову. Тусклый свет звезд слабо освещал их лица, но глаза друг друга они могли найти даже в непроглядной тьме. Если не мог оттолкнуть, то Малфою впору бы молчать. Гарри гладит его вдоль линии скулы кончиками пальцев и молчит. Времени около четырех, скоро мадам Помфри совершит ночной обход. Вместо правильных вещей, Драко опять творит какой-то хаос – не только у себя, но и у Гарри в голове. Одними губами он шепчет три самых главных слова, за которые все это время боролся Поттер, но при этом не произносит и звука. Зрачки Гарри застывают на месте и он делает единственное, на что хватает храбрости: придвигается и целует Драко. В ту же секунду подрывается с кровати и, хватая мантию, быстрым шагом почти выбегает из больничного крыла, так ничего и не ответив. На лестнице он обнаруживает, что несется, перепрыгивая через две ступеньки. Но как только останавливается, видит мокрые разводы под собой. Поднеся пальцы к лицу, Гарри ловит еще с десяток нескончаемых капель слез.***
Он смотрит на нее с какой-то притупленной внимательностью, приказывает позаботиться о Флитвике и, когда ее спутница отворачивается, на секунду касается ее ладони. Ей почему-то страшно, но она ровно на секунду мягко переплетает свои пальцы с его. Видя этот полный беспокойства взгляд, он кивает, но сердце бьется только быстрее. Хочет удостовериться, - ведь это так важно именно сейчас! – что фамилия его матери именно Принц, и он сам на самом деле Принц, а никакой не Снейп, но он убегает от нее слишком быстро, бросив что-то об Астрономической башне. Она не расслышала. Месяц спустя Гарри сглатывает недовольство. Его почему-то все раздражает, хотя это ведь свадьба – и он всего лишь гость, которому положено веселиться. При взгляде на Джинни ему с каждым днем все более тошно, поэтому он старается лишний раз не поднимать глаз от бокала. Внезапно его спины легко касается чья-то мягкая рука – он молится, чтобы это был не один из Уизли – но это всего лишь Гермиона. Смерть Дамблдора стала для всех ударом, но сегодня все кое-как отгородились от этой мысли. И только он и Гермиона ходили с одинаково кислыми лицами, на которых они иногда давили улыбки. Наверное, поэтому Гарри был не против ее компании. - Хочешь потанцевать? – тихо спрашивает она. Он хочет отказаться. Ведь танцы навсегда останутся их маркой. Но растягивает губы в кислой полуулыбке и кивает. Отчего-то Гарри кажется, что сейчас они с Гермионой нужны друг другу, и еще не раз станцуют танец поддержки. Поттер ухмыляется глупым мыслям и идет с подругой на середину танцпола. Она облегченно смеется. Гарри не то чтобы талантливый танцор, да и привык танцевать с другим человеком. Гермиона понимающе полуведет в танце, и в итоге они ни разу не наступают друг другу на ноги, но грозятся передавить половину пар в своих шуточных движениях. Грейнджер доверительно сжимает его ладонь, а Гарри обнимает ее, укладывая подбородок на плече и краем глаза ловя выжидающий взгляд Джинни и подозрительный Рона. Когда-нибудь он с ними поговорит, но, увы, не сегодня.