***********
И натыкаемся на сложности перевода: у нас (славянские языки) слово «смерть» женского рода, в прочих языках мужского. Что тоже причина в авторских переводах изложить уже как приключение с «чёртом» или «колдуном» вместо «господина Смерть». Во всех этих сказках/быличках действует всё же не сама Смерть (апокрифический образ костлявой старухи с косой у всех народов одинаков), но её посланники — исполнители, помощники, вестники смерти в почти человеческом облике. Мрачный жнец — название западноевропейское. В Японии их называют шинигами (синигами). У славян искони бытовало другое их наименование вплоть до 18-19 веков; в устной речи с сохранившейся архаикой кое-где оно встречается и сейчас (удивитесь, насколько оно знакомо, и сам образ сразу станет понятен, близкий и родной). Исстари известна пословица «Смерть не свой брат — всех равняет», где смерть, вернее, «приносящий её» предстаёт всё же в мужском обличье. «У русских со Смертью свой договор» — поверье идёт из седой древности (вполне возможно, ведь именно в нашей истории достаточно реальных примеров с «чуть отсроченной» смертью при крайней необходимости, хотя бы «атака мертвецов»* — а всё потому, что у всех остальных правило «сделай или умри», а у нас в крови «умри, но сделай», и наши сказки учат этому же). «Смертушка» — только у славян есть столь ласковое обращение. Как видим, у нас отношения с этими существами почти родственные. И вспомним, откуда они появляются, согласно поверьям, сказаниям, легендам многих народов (см. предыдущую главу 4): из-за дремучих лесов, непроходимых болот, от безжизненных скалистых гор в холодном краю вечных сумерек и туч туманной мглы. У западных славян есть понятие «Вещий Дух» — тот, кто главенствует над этими существами (у европейцев именуемых мрачными жнецами), возрождает их из мёртвых, призывая к служению, одним своим словом: «Восстань!». У южных славян этот самый Вещий Дух прозывается Вий — то есть «Видящий», в переводе на современный язык (вовсе не «воплощение зла», как представлено в авторской литературе не без влияния христианства), ибо он видит всё, что скрыто, тайное и явное, и таким, что оно есть на самом деле, в какие бы личины оно ни рядилось и чем бы ни прикидывалось. Длинные седые пряди Вия закрывают ему лицо (ох, опять у меня ассоциация с Гробовщиком)), но горе тому, на кого он взглянет, подняв свою непроницаемую чёлку: Вий заглядывает в самые глубины души и в суть вещей, увидит и то, что человек сам о себе не хотел бы знать. То есть человеку с истинно чистой душой и искренними светлыми помыслами бояться его не стоит. Он не есть существо карающее, он только оценивает — полностью справедливо и беспристрастно. Но признайтесь сами себе («как на духу» — то есть перед Вещим Духом), все ли ваши мысли чисты и благородны, или всё же есть нечто, что хотелось бы утаить, забыть. И представьте, что вашу «ленту жизни/воспоминания/чувства» просматривает некто посторонний (жнец)… Только в наших силах сделать и поступать так, чтобы потом не гореть от стыда, не зная, куда провалиться в муках совести. Не следует также путать Вия с божеством ночных кошмаров — тот назывался Ний, а его помощницы нички (слова «никнуть, поникнуть» именно от них). Осталось только уточнить, кто же в наших сказках, преданиях, легендах такой — вещий, мудрый, — обитающий где-то в скалистых горах среди сумрака, тумана и холода, — способный обернуться вихрем и насылающий в наш «светлый мир» ветра, а вместе с ними «мор, хлад и глад» (где они пронесутся, царит смерть и запустение), — управляющий войском бессмертных из бывших мертвецов, — утаскивающий навечно в свои ледяные чертоги самых любимых и дорогих… Вдобавок ряд ассоциаций: Убить его можно только особым оружием — меч-кладенец, который способен сокрушить всё живое и неживое, даже разрубить тень (коса смерти?). И который прежде нужно добыть, вырыв из какого-нибудь могильника, где пролежал века, соответственно, насквозь пропитан энергией смерти. Ещё гибель его «на конце иглы» (шип смерти?). Однако, время спустя, он всё равно возрождается и существует вновь. Это единственно Кощей Бессмертный. Кощеи (кащеи) — так назывались на Руси «несущие смерть», те, кого понимают как «мрачные жнецы». Современные лингвисты спорят о значении и происхождении этого слова. Однако, так или иначе, оно сводится к одному понятию – «живой мертвец»: вроде живой, но по факту уже мёртвый (например, состояние человека, когда в атаке он ещё бежит, ловя собственные мозги из разрубленного черепа, – потому прошу не путать с зомби). Конечно, сегодня о Кощее Бессмертном широко известен и распространён едва не единственный сюжет волшебной сказки, где герой сражается с ним, выручая свою невесту. Всё остальное погребено под целыми слоями завалов массовой рекомендуемой литературы и современного видео ряда. Согласитесь, подавляющее большинство читало и знает сказки по произведениям всего четырёх-пяти знаменитых авторов, а они часто основывали своё творчество на старинных народных сказаниях и поверьях (теперь и вовсе забытых). Однако, Кощей (кащей) — имя не собственное, а нарицательное. Более того, слово употребляли и во множественном числе. В былинном эпосе, и в «Слове о полку Игореве», упоминается, как «рыщут кощеи» по разорённой земле (никакие враги-захватчики не станут «рыскать» там, где сами уже прошли, всё сожгли и больше взять нечего). Кощеи приносили смерть, собирали души, — то есть выполняли свою работу мрачных жнецов. Вернёмся к тому, что знакомо всем даже по общеизвестной сказке. Не стоит упускать, там говорится о целом «Царстве кощеевом». Стало быть, Кощей там не один, упоминаются и его слуги — такие же, как он (кощеи), только рангом пониже, которые всё это обслуживают, выполняют его поручения, разлетаются ветром по свету, когда он их отправляет. И Царство кощеево не принадлежит ни свету, ни тьме (ни добру, ни злу, по миропониманию) — только сумеркам. Кощей хранитель несметных сокровищ. Ещё бы! Это в его владениях молодильные яблочки, источники мёртвой и живой воды, — то есть он обладает тайнами жизни и смерти, здоровья и недугов (что и есть самое ценное), как истинно вещий дух. Он может отнять жизнь, но умеет и исцелить, срастить тело, изрубленное на куски. Сам он бессмертен (условно). На бытовом уровне народ относился к ним вполне по-свойски, как к рядовому явлению: леший — в лесу, домовой — в доме, кощеи приходят — за кем-то, кому пора умирать. Как излагала уже, с ними пробовали договориться, торговались, просили совета и помощи; пытались подружиться, пьянствовали с ними, даже звали на свадьбу или крестины. В последнем случае ситуация довольно интересна. Какой-нибудь горемыка-бедняк, не имея средств обиходить родившую жену и младенца (денег на крещение), в сумерках шёл на перекрёсток и зазывал к ребёнку первого встречного. Ну, а кого он мог встретить там в сумерках? На закате околица замыкалась до утра, все странники уже устроились где-то на ночлег, для тёмной нечисти время ещё не настало… То есть, от полной безнадёги человек призывал смерть к новорождённому лишнему рту. В подобных легендах смерть была хорошим крестником. Кощей одаривал младенца, обеспечивал ему достойную жизнь, порой сам обучал чему-либо, такие дети часто становились знахарями, лекарями, ясновидящими. Естественно, кощеи выступали и в качестве пугала. Матери грозили непослушным чадам: «Кощей к тебе придёт, заберёт…» — то же, что впоследствии заменили «страшным бабайкой». Но «бабайка» тюркского происхождения, от слова «бабай» — дедушка (кстати, и здесь дедушка, забирающий маленьких детей), и замена эта произошла не ранее 17-го века, когда начали массово осваивать сибирские земли, где проживали иные племена. Неоднократно повторяла, поверья всех народов так или иначе пересекаются и, в целом, говорят об одном и том же — обрастая нюансами местного колорита, в переложении на условия быта и уклад того или иного исторического периода. В современной интерпретации сказок часто смешиваются в кучу и соединяются воедино образы, вещи, понятия, даже ситуации и события, из совсем разных первоисточников, — не без влияния религии, политики, цензуры, определяющих свои направления и цели. И большинство на многое смотрит и в своей оценке подходит по меркам современности, даже к художественной литературе (не исключая «Три мушкетёра» А.Дюма)), довольствуясь открытыми для широкого доступа источниками. Если хочется знать больше, интересно, откуда возник тот либо иной персонаж, кто он и как он выглядит, что ему свойственно, а что нет, — стоит не искать готовых ответов у авторитетов, но покопаться самому в первоисточниках (сказаниях и сказках, быличках, поверьях, легендах), отметая нанесённые слои пыли и копоти. Поверьте, можно откопать много очень неожиданного, забавного и занимательного.Образы мрачных жнецов в фольклоре
4 ноября 2020 г. в 06:09
Много ли вы читали сказок, слышали быличек, преданий, легенд, которые рассказывали совсем старенькие бабушки, лукавые дедушки-сказители (уже и нет тех старичков)?
В доступности масс-культуры ряд книжек со всем известными, одними и теми же, сказочными сюжетами (их по пальцам пересчитать, вспомните сказки, знакомые с детства, других будто и нет?), как и популярные авторские изложения, адаптированные к современным читателям.
В интернете то же самое.
К примеру, интересуясь мрачными жнецами (шинигами), наткнётесь на несколько ресурсов, в целом, с одними и теми же сведениями/статьями, кочующими с сайта на сайт. И — всё (конечно, если не озаботиться уже специальными знаниями, которые ещё бог знает где надо обнаружить и выбрать по крупицам).
За всем этим теряется целый пласт устного народного творчества, который для большинства уже совсем архаика.
Тем не менее, в народном сознании и творчестве антропоморфики смерти (мрачные жнецы), как вестники смерти, попадаются довольно часто.
Ведь смерть как часть бытия всегда сопровождала людей (это сейчас тема почти табуирована).
Потому обычно жнецов можно встретить именно в бытовых сказках, нежели в волшебных.
Люди обходятся с ними достаточно просто, пытаются договориться, обмануть… Смерть нельзя только подкупить.
Как вам, например, такой сюжет (в вольном пересказе)):
Мужичок как-то повстречал на ярмарке господина Смерть, и тот сказал, что придёт за ним на закате.
Понятно, перепуганный мужик побежал домой, сообщил жене. Супруга его успокоила, посоветовала спрятаться где-нибудь (и не отсвечивать), а уж она всё устроит.
Мужик со страху зарылся в кучу навоза.
В назначенное время появился господин Смерть. Женщина его встретила, приветила, предложив чуть подождать. Накормила, напоила и спать уложила. А сама рядом пристроилась.
Ночь была бурной…
В общем, к утру любвеобильная женщина его так укатала, что бедный (жнец) господин Смерть еле ноги унёс, забыв, зачем пришёл.
А мужик так всю ночь и просидел в навозе.
Собственно, сказочка не о смерти, а как патриархальное поучение о похоти и сластолюбии женщин, не без юмора.
Или вот это:
Один мужик так просил-молил Смерть оставить в живых, что он пообещал: «Покажешь мне то, чего я не видел, тогда уйду».
Вернувшись домой, мужик велел своей жене раздеться догола, вымазал её дёгтем, обвалял в перьях, распущенные волосы перекинул вперёд, ей на лицо, вроде конского хвоста.
Поставил её на четвереньки к двери задом и на задницу уздечку надел, приказав ползти назад, как за узду дёрнет. И сел Смерть поджидать.
Только Смерть на порог, мужик ему навстречу: «Есть у меня в хозяйстве зверь лохматый. Знаешь ли, к чему он применяется?» — и уздечку дёрнул.
Видит Смерть: ползёт к нему зверь неведомый, с одним глазом, с бездонным страшным зевом в бороде, губищами перебирает…
Кинулся Смерть прочь и больше не возвращался, а мужик и теперь живёт.
Разумеется, сказки эти из разряда «заветных», не тех, что детям рассказывали.
Известен также сюжет о хитроумном кузнеце, что перемудрил не только Смерть, но и самого Господа Бога, выступая посредником между ними: вместо людей велел Смерти косить деревья.
Или другой, популярный у многих народов, сюжет о лекаре, получившем свой дар исцеления от Смерти, но при условии, что лечить возьмётся, если Смерть будет стоять в ногах больного, а не у головы.
Уверена, любители сказок припомнят подобных ещё кучу, но…
Во многих подобных сказках столь своеобразного персонажа господина Смерть (мрачного жнеца) в записях заменили на Чёрта (дьявола) или колдуна (ожившего мертвеца-упыря).
Этнографы (собиратели) отмечают, что замена эта произошла не ранее 19-го века.
Зачем и почему?
Тогда сравнительно массово начали издавать печатную продукцию, в том числе и сказки, она стала более доступной, где-то необходимой.
Естественно, пошли переложения подлинно народного языка в соответствии с требованиями цензуры и т.п.
К тому времени смерть уже рассматривалась как явление, но не образ. Зато куда понятнее и проще было указать на конкретное проявление зла в глазах обывателя, как правило, воцерковленного.
Впрочем, отличить можно.
Большинство сказок имеют очень давние корни, пересказывались (соответственно, перекладывались сказителями) много раз, привнося понятные слушателям черты быта.
Так вот, в простом понимании чёрт/дьявол/бес обязательно заключает сделку (пытается заключить) либо творит какую-нибудь пакость (на чём его и застают), а ловкому человеку надо как-то обойти его условия.
То же и с колдунами (умершими и ожившими), которые то желают навредить, то пьют кровь и пожирают тела.
Смерть же приходит просто потому, что кому-то настал срок, приходит без всяких условий и пакостей, причём именно за кем-то конкретно, а не за случайно попавшимся человеком.
Как видно, в сказках (то же и в поверьях, преданиях) со Смертью можно договориться, Смерть держит слово, Смерть можно обвести вокруг пальца, можно над ней/ним подшутить, от Смерти даже можно получить помощь и совет.
Здесь нельзя обойти ещё одну группу сказок/быличек, где мать пытается отстоять своего умирающего ребёнка, вымолить его у Смерти.
Как правило, в них Смерть показывает умоляющей матери вероятное будущее ребёнка, если он останется жить. И после этого, увидев, мать отступает (очевидно, то, что его ждёт впереди, куда ужаснее, нежели уход сейчас).
Иногда Смерть в утешение ещё предсказывает несчастной женщине рождение другого ребёнка, который станет ей опорой и радостью.
В народном сознании Смерть мудра и милосердна.
Примечательно, часто в таких сказках/быличках именно за детьми является «добрый дедушка», безбородый, с длинными-длинными серебристо-туманными волосами, но с молодой улыбкой и ясными глазами.
Он мурлыкает колыбельную, и утихает боль, а ребёнок может уснуть, чтобы проснуться уже здоровым, или же, совершенно умиротворённый, спокойно уходит с «дедушкой» туда, «где нет боли и страданий, голода и холода».
Примечания:
*Атака мертвецов" – так традиционно называют контратаку 13-й роты 226-го Землянского полка 24 июля (6 августа) 1915 года, ставшую лишь одним из эпизодов долгой обороны крепости Осовец во время Первой мировой войны.
После немецкой газовой атаки, когда газ почти рассеялся и выживших быть не должно, войска противника смогли приблизиться к русским окопам, откуда на них, выхаркивая собственные лёгкие, рванулись умирающие русские бойцы, в последнем рывке унося врагов с собой на тот свет.