Все хорошо

      У Ойкавы все хорошо. Он практически не появляется в своей квартире в самом сердце города. Он снова пользуется только кроватью и то, чтобы поспать несколько часов, а потом идет, едет, летит дальше. У него множество выгодных рекламных предложений и несколько ролей в успешных дорамах. У него несколько миллионов подписчиков в инстаграме и совершенно не хватает времени активно вести профиль. У него забытый пароль от профиля на фейсбуке. Он снова сменил телефон и теперь ничего нет на быстром наборе. У него по-прежнему куча приглашений на свидания и стабильные отношения. Счастливые настолько, насколько могут быть отношения людей, которые видятся не очень часто.       У Ойкавы все хорошо. Он все так же ослепительно улыбается и не выходит на улицу без маски на лице и кепки - просто очки не спасают больше от узнавания. Он больше не ходит в ту же самую кофейню - она закрылась несколько месяцев назад. Он вообще практически не пьет кофе, только если менеджер его ему приносит. Он практически не водит сам, предпочитая пользоваться услугами водителя и спать по дороге. Спать в самолете. Спать в поезде. Спать хоть где-то. А так у него все хорошо.               У Ивайзуми тоже все хорошо. Он живет в небольшой квартире - гостиная, совмещенная с кухней и спальня - недалеко от работы. Он больше не встает с рассветом - от его дома до офиса двадцать минут неспешным шагом. Еще десять, чтобы зайти в кофейню по дороге. Он больше не вскакивает по ночам из-за очередных кошмаров и почти закончил курс психотерапии. Дома его встречает радостный пес, с которым они гуляют часами каждый вечер. Он, кажется, научился жить дальше, но находиться долго в пустой квартире ему все еще невыносимо. И пес не спасает.       У Ивайзуми все хорошо. Несколько активных диалогов на фейсбуке - психолог советует больше общаться с людьми. Ивайзуми старается выполнять советы, все-таки за них он платит деньги. Вот только в самом старом диалоге уже давно тишина, хоть он и кидает иногда сообщения, которые остаются без ответа. Он все еще внимательно следит только за одним профилем в инстаграме, только обновлений там в последнее время все меньше и меньше - не узнать, не угадать, где он, как он. Все ли хорошо. Он все еще помнит один номер наизусть и порой набирает его без особой надежды на длинный разговор. Обычно, если не "занят, прости, перезвоню" или "абонент временно недоступен", разговор заканчивается на "как дела - все хорошо". Ивайзуми не знает, что сказать, о чем спросить. Ойкава ждет немного и, извиняясь, прощается.              Они больше не чувствуют, что есть друг у друга.              Психолог спрашивает:       - У вас есть близкий человек?       - Нет, - отвечает он и думает об Ойкаве.       В другой раз она спрашивает:       - Есть кто-то, на кого вы можете полностью положиться?       - Нет, - говорит он и думает об Ойкаве.       Иногда она интересуется:       - Вы можете доверять кому-то целиком и полностью?       - Нет, - качает головой Ивайзуми и думает об Ойкаве.              Кабинет психолога залит солнечным светом. Кажется, что на улице лето: настолько ясное небо и яркое солнце. Но на улице декабрь. Ивайзуми сидит в глубоком кресле и смотрит в окно – с его места хорошо видны проплывающие мимо облака.       - Следующий сеанс придется перенести, я уезжаю из города на праздники.       - Хорошо, - кивает Ивайзуми.       - С кем вы будете праздновать новый год? Пойдете в храм?       - Не знаю, ни с кем? – Ивайзуми усмехается и думает об Ойкаве. Он перестал приезжать на праздники. Не появился на день рождения Ивайзуми, но хоть просто позвонил. Несколько минут неловкого общения, большая часть которого – стандартные пожелания на день рождения. Самый долгий их разговор за последнее время. На день рождения Ойкавы Ивайзуми так и не дозвонился – пришлось ограничиться голосовым сообщением и смс. Вряд ли этот новый год они встретят вместе.       - Вам нужно общаться с людьми, завести друзей.       - Психологи вроде не должны давать советы.       - Это дружеское пожелание, - психолог улыбается, поправляя очки на носу.       Ивайзуми смотрит на ее улыбку и думает об Ойкаве.              - Вас что-то беспокоит? – она сидит без обычного блокнота и ручки – в эту встречу они решили просто поговорить.       - Нет, - говорит Ивайзуми и трет воспаленные глаза. Он заснул под утро: всю ночь листал чужой профиль в инстаграме и переписку на фейсбуке, просто стараясь поймать тот момент, найти ту точку, которая все изменила. И еще одну, когда все стало еще хуже. И ту, когда он потерял шанс все исправить. Листал, смотрел, читал и думал об Ойкаве. Дышал воспоминаниями.       - Быть может что-то пугает?       - Нет, - Ивайзуми вздыхает и откидывается головой на спинку кресла, смотрит в потолок и думает об Ойкаве.              После сеанса он возвращается в квартиру, которую нашел ему Ойкава. Он вспоминает то утро, когда они впервые за много лет проснулись вдвоем под одной крышей. Он тогда проспал долго, очень долго. Сказалось нервное перенапряжение. Ойкава к его пробуждению уже выгулял пса, сходил за кофе и заказал еды.       - Я просмотрел объявления, отметил неплохие варианты. Посмотри, один прям недалеко от твоей работы.       - Хорошо, - Ивайзуми тупо кивает и отпивает остывший кофе.       - Можно перевезти мебель из дома или купить новую. Если захочешь. Я помогу в любом случае.       - Хорошо, - Ивайзуми берет газету и смотрит на объявление, которое обведено ярче всего. И правда, прям рядом с работой.       - Я, если честно, туда уже позвонил. Можно и с собакой.       - Хорошо, - Ивайзуми поднимает взгляд на Ойкаву, но тот отворачиваеся. Ивайзуми лишь на долю секунды замечает тени под глазами и воспаленные белки глаз. Только сейчас замечает, что Ойкава выглядит так, будто совсем не спал.       - Дом можно продать. Если ты захочешь. Можно вызвать людей, они приберут и приведут все в должный вид.       Ивайзуми тупо кивает. Он не собирался переезжать. Он хотел всю жизнь прожить с женой и сыном и приезжающим на праздники Ойкавой. Он хотел быть счастливым, и чтобы Ойкава был счастлив тоже. Он не понимал, что чем ярче его собственное счастье, тем больнее Ойкаве. Он потерял семью по воле случая, а самого близкого друга терял прямо сейчас из-за своей глупости и тупой вчерашней несдержанности. С чего он вообще решил, что приставать к нему – это отличный план?       - У меня есть знакомая, она отличный психолог. Думаю, тебе стоит к ней сходить хотя бы раз, попробовать. Я не заставляю, просто предлагаю.       - Хорошо.       Ойкава и правда не заставлял и ни на чем не настаивал. Просто говорил спокойно и ровно. В итоге Ивайзуми снял эту квартиру, забрал туда пса, выставил – с помощью Ойкавы - дом на продажу, не взяв из него ничего, и регулярно ходит к психологу.       У Ивайзуми все и правда хорошо. Жизнь течет своим чередом. Будние забиты работой, в конце недели – частые посиделки с коллегами. В выходные – встречи с новыми знакомыми или снова с коллегами или долгие, очень долгие прогулки с псом. Ивайзуми смеется, хмурится, ворчит, спорит с кем-то или оживленно болтает. Его больше не пугает то, что он выжил. Его больше не гложет чувство вины. Его пугает то, что он научился нормально жить без семьи. Его пугает то, что он не может нормально жить без Ойкавы. Ивайзуми возвращается в квартиру, где только пес счастлив, и ведет себя как одержимый сталкер. Чужой профиль в инстаграм: обновить раз сто за вечер. Строка поиска в браузере с первой буквы подсказывает имя Ойкавы: все статьи, все новости, все заметки и сплетни изучаются со скрупулёзной педантичностью. Он запоминает все, каждую крупицу информации: в каком городе Ойкава был, в каком ресторане обедал, какой прием посетил, в какой новой рекламе или дораме снялся. Потом можно выключить компьютер, закрыть глаза и, перебирая в мыслях все, что удалось выяснить, представлять, что это рассказал сам Ойкава, а не вкладки в браузере.       Ивайзуми отпустил жену и сына. Так почему он не может отпустить Ойкаву? Почему для этого нужно намного больше сил, намного больше смирения, намного больше всего. Столько, сколько у Ивайзуми нет. Ему больше не снится семья. Ему снится Ойкава. И это сводит с ума еще сильнее. Ведь Ойкава жив; быть может, на самую каплю, на толику, крупицу вероятности, у Ивайзуми еще есть шанс попытаться наладить. Что именно он не знал. Хоть что-то.               В следующий сеанс психотерапии, уже после нового года – на который они с Ойкавой обменялись смс со стандартным текстом поздравления, – на вопрос о том, беспокоит ли его что-то, Ивайзуми отвечает: «Да», а потом вываливает все – от школы и до сегодняшнего дня. Вываливает бессвязно, путано, переставляя события местами. Вываливает, захлебываясь словами и слезами. И час – это всего лишь миг, не способный вместить все то, что зрело на душе годами. Три часа и пять упаковок салфеток спустя, Ивайзуми без сил развалился в кресле, стараясь чуть шире открыть опухшие от слез глаза. Уже поздно, дома ждет пес и он точно без Ивайзуми не может. И он точно любит Ивайзуми и будет любить всегда. Больше, чем себя. И если сравнить любовь собаки с любовью Ивайзуми к Ойкаве, то любовь Ивайзуми в тысячи раз сильнее.       - Хорошо, что ты был у меня последним посетителем на сегодня, - смеется психолог, устало потирая переносицу. – Я не должна давать советов, как ты однажды отметил, так что просто спрошу, что мешает тебе попытаться?              «И правда, что?» - думает Ивайзуми, пока устало бредет домой. «Что?» - думает Ивайзуми перед сном и едва просыпаясь утром. И если вскакивает среди ночи, тоже думает о том, что ему мешает. Страх потерять Ойкаву? Они уже практически потеряли друг друга. Так может хотя бы рассказать ему все? Поставить точку или начать новую страницу.       Ивайзуми чувствует себя дерьмом, когда думает, что его признания могут только сделать Ойкаве больно. Ивайзуми чувствует себя дерьмом, когда думает, что признаться в любви к другому человеку – это равносильно предательству памяти семьи. Еще большим дерьмом Ивайзуми чувствует себя из-за собственной же нерешительности. И в голове набатом бьет: «Что мешает попробовать?»              Ивайзуми выпивает с коллегами и привычно листает ленту в инстаграме и среди фоток разных, совсем неважных людей и рекламы, видит обновление. В центре кадра – улыбка Ойкавы. Отметка – их аэропорт.       «Я дома».               Полчаса спустя Ивайзуми решительно звонит в чужую дверь. На улице уже слишком поздно, чтобы поход в гости мог вписаться в рамки вежливости. Но слишком рано, чтобы Ойкава заснул. Тишина. Ивайзуми звонит снова и снова, думая, что может ошибся, может тот пост – это плод его воображения. Может это была просто пересадка, а подпись к фото ему привиделась. Он достает телефон и набирает Ойкаву, не переставая звонить в дверь. Потому что, если он сейчас уйдет, ему больше никогда не хватит смелости сюда вернуться.       - Ива-чан?.. – растрепанный Ойкава щурится на свет и ежится от холода. Он стоит на пороге в расстегнутой рубашке, накинутой на плечи и в шортах, явно натянутых наспех. Стоит и смотрит непонимающе. Стоит и ждет. И у Ивайзуми от этого давнего, забытого, родного «Ива-чан» горло сдавило спазмом, обожгло болью. Не вздохнуть, не сказать ничего, не пошевелиться. Продлить бы этот момент – когда первый шаг уже сделан, но итог еще не ясен. Когда Ойкава так близко, как давно не был, но еще не решено: станет он невообразимо далеким или восхитительно близким в итоге.       - Ива-чан, - Ойкаве не приходит в голову обращаться к нему иначе. – Что ты…       - Надо поговорить, - Ивайзуми грубовато отодвигает Ойкаву в сторону, чтобы зайти в квартиру. Лишь на мгновение касается чужой кожи и чувствует, как Ойкава весь сжимается.       - Я не один, - говорит Ойкава, но закрывает за Ивайзуми. На крючке у двери – женское пальто. У входа – сапоги на каблуках. Ивайзуми стягивает обувь, безжалостно наступая на задники, и все равно проходит. Если не сейчас, то никогда.       - Пусть она уйдет.       - Она уже спит. У нас был долгий перелет.       И это «нас» оглушает сильнее взрыва. Это «нас» бьет через солнечное сплетение в самое сердце и рикошетом – в легкие. Ивайзуми с усилием делает медленный вдох, поднимает взгляд на Ойкаву. Шанс, еще один шанс отступить:       - Ты счастлив?       - Да, - Ойкава улыбается.       Той самой улыбкой, которую все годы ненавидит Ивайзуми.       - Я тебя люблю.       - Что?..       - Что слышал, придурок, - Ивайзуми превращается в старого себя, в того, кто в школе бил Ойкаву по поводу и без. В того, кто вдалбливал в его светлую голову правильные мысли. Кто всегда точно знал, что сказать. Улыбка медленно сползает с лица Ойкавы. Он беспомощно открывает рот, силясь сказать хоть что-то, но не может произнести ни звука.       Что ж, пластырь сорван. Самое время расковырять рану до самой кости.       - Я люблю тебя. Люблю, блин, я даже не знаю, с чем сравнить это долбанное чувство. Люблю еще со школы. Боже, как приятно это повторять. Люблю, люблю, люблю. Еще когда ты постоянно зависал с девчонками из нашей школы или из других. Боже, да мне хотелось каждый раз, каждый божий раз все эти долбанные сладости или обеды, что они тебе таскали, им же в задницу и засунуть. Чтобы не смели подходить к тебе. А тебе хотелось лицо разбить, чтобы перестал им так улыбаться. Но потом я видел, что искренне ты улыбаешься только мне. И думал, что все нормально, что ты лучше всего относишься ко мне, что ты больше всех ценишь меня. Ты понимаешь? Не только как друг. А потом ты начал бегать на свидания. Я старался убедить себя, что так и должно быть, что все нормально. Что мое чувство к тебе – иррационально, неправильно, черт, что оно пройдет. Когда-нибудь точно. Что ты найдешь себе девушку и будешь счастлив. Счастлив, придурок. Счастливее всех на этом долбанном свете. Так все должно было быть, - Ивайзуми замолчал, чтобы отдышаться хоть немного. Чтобы еще немного посмотреть на Ойкаву – запомнить, если после этой речи они никогда больше не увидятся. – Я думал, что все у тебя зашибись. Правда, черт, я так думал. Придурок, - выдохнул он, непонятно, кого именно обзывает – себя или Ойкаву. – Родители начали приставать с женитьбой. Нашли хорошую девушку, договорились с ее семьей. Она мне понравилась. Добрая, милая, верная – отличная партия. «Ойкава ведь тоже себе кого-то найдет, если уже не нашел», - думал я. Так что встречался с ней. И даже с тобой познакомил. Боже, тебе было настолько же больно, как мне сейчас? – он махнул рукой на женское пальто на вешалке. – Если да, просто убей меня, я заслужил. А потом ты со своим признанием. Что блин мешало тебе сказать об этом много лет назад? А тогда, тогда я не знал, что делать. Предложение, согласие, семейный ужин с ее и моими родителями. Все было так просто и понятно. Понимаешь? Все было спланировано и предсказуемо. А тут ты со своим «я люблю тебя». И что я должен был сделать? Бросить всех? Разорвать помолвку? «Простите, я гей»? Господи, даже звучит смешно, - Ивайзуми и правда смеется – истерически, надрывно, размазывая слезы по лицу. – Я не решился. Я чувствовал себя последним дерьмом, но я не смог. Я любил ее. Не так, как тебя, черт, да я даже не знал, что можно любить настолько… настолько… я не знаю, так, как я люблю тебя. До боли, до умопомрачения, до сумасшествия. Слышишь, Ойкава, я с ума схожу. И просто надеюсь, что этот разговор – не плод моего воспаленного воображения. А потом все стало еще сложнее. Собака, ребенок, лучший друг – дом полная чаша, блин. Думаешь я не видел, как ты подолгу сидишь в машине, порой забывая даже немного отъехать. Смотрел и чувствовал себя последним дерьмом. Рискнуть всем? Бросить семью, потерять уважение родителей, быть может – даже работу – я не смог. Я просто гребаный трус. Знаешь, если долго повторять про себя, что все хорошо, покажется, что так и есть. Вот и мне казалось. Все эти долбанные годы казалось. А потом я потерял их. Господи, ты хоть представляешь, сколько ты для меня тогда сделал – я бы не справился без тебя. Я бы просто не захотел справляться. А чем я тебе отплатил? Повел себя, как последнее дерьмо. Я и сейчас себя чувствую довольно паршиво. Мне кажется, что я предаю их память, распинаясь сейчас перед тобой и признавая, что я люблю тебя, любил всегда. Но я знаю, что если не скажу всего этого, то просто сойду с ума. Мы потеряли столько времени, столько лет из-за тупой боязни рискнуть и признаться. Тогда, в школе, ты знаешь, наверное, это было бы не так болезненно, как сейчас. Помнишь, ты спросил, изменилось бы что-то, если бы ты признался раньше? Да, изменилось бы. Все. Все изменилось бы. И если бы я признался раньше, все было бы иначе. И теперь, я не знаю, что будет дальше, но я люблю тебя, Ойкава, люблю. Блин, правда люблю. Не потому что ты – все, что у меня осталось. А потому что ты – все, что мне на самом деле нужно.       Ивайзуми устало упал спиной на стену и только усилием воли не сполз по ней на пол. Он боялся смотреть на Ойкаву. Слезы застилали глаза, дышать было невообразимо трудно, но не так мучительно, как ждать ответа. Сердце неистово билось. Рана вскрыта до костного мозга. И от Ойкавы зависит, заживет она, или останется вечным нарывом на Ивайзуми.       - Я не один, - тупо повторил Ойкава. Он не проронил ни звука во время пламенной речи, но выглядел совершенно опустошенным. Будто Ивайзуми, срывая со своей души слой за слоем, сделал тоже самое с душой Ойкавы.       - Выгони ее. Я хочу быть с тобой, - голос прозвучал жалко. Как мольба. Ивайзуми, как маленькая девочка, размазывал слезы по лицу, силясь остановить этот бесконечный поток. Но никак. – И прекрати улыбаться. Ненавижу эту твою улыбку.       - Если я не буду улыбаться, я буду реветь.       - Ты уже ревешь, придурок, - Ивайзуми протянул руку и коснулся мокрой щеки Ойкавы. Осторожно, медленно, будто боялся спугнуть недоверчивого зверька. И Ойкаву от этого простого прикосновения прошило дрожью по всем нервам сразу. Больше всего на свете ему хотелось притянуть к себе Ивайзуми и обнять изо всех сил и никогда больше не отпускать. Больше всего на свете ему хотелось выгнать Ивайзуми, закрыть за ним дверь и никогда больше не видеть. И это долбанное противоречие… Да черт с ним, пусть горит в аду. Там, где и для них явно приготовлено уже место.       - У меня небольшой отпуск. Давай поужинаем завтра?       - Давай.       - Я позвоню, - Ойкава впервые за многие годы улыбнулся.