Мой Фантом не слушает руля, с рёвом приближается земля. Чиж & Co — "Фантом"
Лёгкие касания аварийных РУДов и РУСов — вот и пригодились упражнения с отключённым основным компьютером, когда аппарат управляется вручную, а не посредством мысленных приказов. Ещё три слабых импульса, буквально на пределе чувствительности, и машина начинает постепенно уходить с орбиты, мучительно медленно приближаясь к голубой планете. С такой высоты она удивительно похожа на Землю. Признаться, вживую Родину человечества я и видел-то всего раз, в сейчас уже таком далёком детстве, но всё равно, впечатления она оставила незабываемые, даже не знаю почему, ведь и других похожих планет в исследованной галактике хватает. Может потому, что похожих много, а Земля для всех нас одна? Аппарат продолжал вращаться, гасить паразитный дрейф я пока не собирался, благо ускорение невелико, да и скорость вращения в допустимых пределах. Пока что оно мне не мешает, а наоборот, помогает оставаться похожим на множество других обломков, раскиданных по всей орбите третьей планеты. По крайней мере до тех пор, пока не скроюсь за планетой от сенсоров вражеской эскадры. Ну или того, что от неё осталось. Сильно сомневаюсь, конечно, что им сейчас есть дело до усиленного сканирования всего и вся, но уж лучше перебздеть, чем потом удирать с пылающим задом. И только когда удалось наконец уйти за горизонт, я позволил себе серией коротких импульсов выровнять машину. Обстановка того уже более чем требовала: машина начала входить в верхние слои атмосферы, медленно накатывала сила тяжести и оставалось совсем недолго до момента, когда мой дрейф стал бы по-настоящему опасным. К счастью, за минувшие годы я не забыл, как это делать вручную, тогда, за неделю скитаний в поле обломков на орбите Нордхольма, я научился управлять микроманёврами аппарата без всяких компьютеров в совершенстве. Планета медленно приближалась, «Фантом» всё больше отдалялся с геостационарной орбиты, постепенно углубляясь в стратосферу. Уже были сложены консоли крыльев, выпущены дополнительные стабилизаторы, а нос и брюхо машины начали постепенно раскаляться от трения об атмосферу. Скорость была порядка двадцати тысяч, когда я включил слабый реверс тяги, вернее попытался это сделать, а в следующий момент я буквально похолодел внутри. Реверс не запускался. Истребитель не хотел тормозить! Передние движки не отзывались, а выпускать тормозные щитки для задних было ещё слишком рано — их просто оторвёт набегающим потоком воздуха. То же самое касалось и воздушного тормоза. Но это было ещё не самое плохое. Тяга, пусть и всего в одну пятую от расчётной атмосферной мощности, на кормовых движках не желала падать! Ну всё, долетался… Или нет? К моему счастью, скорость всё же падала, пусть и слишком медленно — аппарат, окутанный облаком плазмы, буквально бушевавшей за обшивкой, вовсю нёсся вперёд. И это давало мне ещё какое-то время, чтобы придумать, что делать. Высота, правда, тоже падала, но не так быстро, как могла бы, так что в ближайшие минут сорок перспектива с шумом и визгом разбиться в неаккуратную лепёшку мне точно не грозила. Однако потом был не исключён и такой вариант. Так, ещё раз, что я имею? Скорость под двадцать тысяч, вернее уже чуть меньше, высота около сотни километров, а тормозные движки так и не включились. Подозреваю, единственное накрытие отрубило не только основной компьютер, но и повредило что-то там ответственное за связь с носовыми двигателями. Какие могут быть варианты действий? Можно попробовать подождать, пока скорость сама упадёт до приемлемого уровня, а там задействовать воздушный тормоз и реверс кормовых двигателей. Вариант? Вариант. Примерный расчёт показывает, что к тому моменту у меня будет вполне солидный запас по высоте. Эх, жалко только, в этом случае придётся зайти в зону, за которой после взрыва на орбите реактора нашей «Конкордии», вполне возможно, усиленно наблюдают. Могут заметить. Но больше выходов-то и нет, а потому… С резким вибрирующим звуком зуммера пришло оповещение, прервавшее мои судорожные размышления — уцелевший огрызок бортовой системы сообщал об очередной свалившейся на меня напасти. В месте, повреждённом взрывом ракеты, началось резкое повышение температуры, а это было плохо. Очень плохо. Внутренняя теплоизоляция не способна долго выдерживать напора раскалённой плазмы! У меня всего-то минут пять остаётся, пока изоляция не сгорит и плазма не ворвётся внутрь, испаряя всё на своём пути. Думай голова — шапку куплю! Как всегда в такие моменты, решение пришло внезапно. Словно озарение, в моей памяти всплыли кадры древней кинохроники, о том, как самые первые космические путешественники на своих утлых скорлупках покоряли ближний космос. Были там и записи, как примитивные челноки, заходя в атмосферу, тормозили, что называется «брюхом», задрав нос кверху. Входить таким образом в атмосферу на современных малых аппаратах, разумеется, никто и не пытался, мало того, что это было запрещено лётными наставлениями, так и вообще, кто в здравом уме захочет испытывать абсолютно ненужные высокие перегрузки? Не входили подобным образом в атмосферу и корабли. Те что поменьше, как правило, «проваливались» кормой вниз, тормозя двигателями, те что побольше — аккуратно спускались, поддерживаемые многочисленными маневровыми и тормозными движками, расположенными по всему корпусу. Самые крупные в атмосферу разве что падали. В общем, в любом нормальном случае подобный способ был бы исключительно изощрённой степенью мазохизма, но ведь у меня тут случай исключительный? Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Довернуть уже разогнавшийся и по факту неуправляемый после отказа носовых двигателей истребитель было почти невозможно. Задействовать атмосферную авионику было откровенно страшно, мало того, что её при разблокировке могло оторвать на такой скорости к чертям собачьим, так ещё и любое неосторожное или резкое движение закрутило бы машину так, что её вместе со мной просто разорвало бы на части. Секунды текли, сплетаясь в минуты, и я всё отчётливее понимал — иного выхода у меня не оставалось вовсе. Медленно, буквально по миллиметру двигаю РУС на себя — чувствую, как покрываюсь холодным потом. Машина дрожит и вибрирует, вовсю рыская по курсу, но пока не спешит кувыркаться или разваливаться на части. Томительные секунды ожидания переставали быть томительными. Наверное, на моей голове прибавилось изрядного количества седины, как и тогда после Нордхольма и Мидгарда. Наконец нос истребителя стал медленно задираться вверх, навалилась перегрузка, к счастью, благодаря имплантам и противоперегрузочному комплексу брони, её пока можно игнорировать. Вибрация усилилась, снаружи заскрипело и заскрежетало — я огляделся — облако плазмы вокруг корпуса постепенно развеивалось. Это радовало: скорость существенно снизилась. Тут мой взгляд упал на хвостовые стабилизаторы, и мне резко поплохело. Поток встречного воздуха медленно, но верно, заставляя мелко и быстро трястись, деформируя, отжимал их вверх к корпусу. В своём обычном положении отклонённые немного вниз от линии горизонта, сейчас они приняли почти перпендикулярное положение друг к другу, и самое страшное — продолжали выгибаться вверх. Признаться, я не знаю, что хуже, если их оторвёт нахрен, или прижмёт к корпусу, словно длинные острые уши. Началась болтанка — вошли в стратосферу — бросаю взгляд на визуальную панель — высота сорок тысяч метров, скорость около пятнадцати, и то, и другое продолжает падать. Но всё равно слишком много, ведь оторвёт же хвостовое оперение, как пить дать оторвёт! Остаётся одно — выпускать воздушный тормоз, пусть и ещё слишком рано. Нажимаю невзрачную кнопку, и привязные ремни с силой вдавливаются в броню, прижимая меня к ложементу. Двигаться ещё можно, но уже довольно неприятно. Машину трясёт всё сильнее, хотя, казалось бы, куда уж сильнее, в ушах начинает звенеть, вся конструкция, весь корпус, кажется, стонет и звенит вместе со мной. Протяжный вздох — становится легче. Оглядываюсь — не рассчитанные на подобное издевательство воздушные тормоза вырвало с корнем. А вот хвостовое оперение ещё, на удивление, держалось, даже дальше изгибаться перестало, хотя деформация и сохранилась. Скорость двенадцать тысяч, продолжает падать. После того как скорость снизилась до семи тысяч, удалось немного расслабиться и выровнять полёт. «Фантом» после всего пережитого управлялся с трудом, все манёвры выполнялись им словно нехотя, с нежеланием и долгим откликом. По-хорошему нужно было уже искать место посадки, да вот незадача, подо мной был бескрайний океан, и лишь на горизонте, прямо по курсу виднелась тоненькая полоска суши. Постепенно земля приближалась, превращаясь из еле заметного очертания в массивную твердь материка. Нужно было искать место посадки, я полностью убрал тягу с кормовых двигателей. Свою ошибку мне удалось понять, лишь когда машина пересекла кромку суши и заметно отдалилась от берега. Вдали на горизонте показались горы, а буйная прибрежная зелень внизу, как показало увеличение, начала сменяться сухой жёлтой степью, переходящей перед горами в красно-оранжевую безжизненную каменистую пустыню. Я попробовал развернуть машину и с ужасом понял, что и без того хреновое управление утратилось полностью. Рули высоты и хвостовое оперение просто заклинило, а закрылки выпускались едва ли на четверть возможного, однако, как оказалось, это было не самое плохое. Движение РУДом не принесло никаких результатов — кормовые двигатели просто отказались давать тягу, а спустя пару секунд у меня перед глазами выскочило сообщение, что связь с двигателями утеряна. Это был амбец. Скорость порядка трёх тысяч и быстро снижается, высота десять и пока сохраняется. Уцелевший вспомогательный бортовой компьютер вывел предполагаемую траекторию посадки с неработающими двигателями. Электронный кретин! Как я ему по спирали пойду на снижение, когда машина рулей не слушается? По всему выходило, что садиться придётся в той самой каменистой пустыне, нет, разумеется, ещё можно было подождать, пока скорость упадёт, и просто катапультироваться, но мысль о том, чтобы разбить машину и остаться на дикой планете чёрт-те где, посреди неизведанного космоса, без мощного передатчика была, прямо скажем, довольно глупой. А потому следовало хотя бы попытаться сесть. Перспектива оказаться посреди выжженной пустыни меня тоже не радовала, но увы, дотянуть машину куда-нибудь за горы уже было невозможно. Пришлось идти на снижение, чтобы сохранить скорость, и так упавшую ниже одного маха. Плохо, всё очень плохо. Я матерился сквозь зубы, пытаясь вывести машину, вошедшую в чересчур затянувшееся пике. Ну же, давай! Я не хочу влепиться в землю. Аппарат почти не слушается, управляемость со сложенными консолями крыльев на дозвуковых скоростях и так, как у утюга, а уж с неработающим рулевым управлением полёт превращается в нечто совсем несусветное. С распущенными крыльями всё бы сильно упростилось, но с отказавшей половиной бортовых систем нет никакой гарантии, что крылья разложатся как надо, а несимметричный выпуск — однозначное крушение. Высота две тысячи, видимо придётся катапультироваться, под таким углом машину уже не посадить даже в мечтах. В последней отчаянной попытке я пару раз бесцельно сдвинул переключатель блокировки хвостового оперения, и внезапно случилось чудо, по-другому этого не назвать! Истребитель принялся постепенно выходить из крутого пике. Навалилась перегрузка, в голове крутилась лишь одна мысль — успею или нет? Успел. «Фантом» удалось выровнять почти у самой земли всего на каких-то двухстах метрах, а нет, уже ста пятидесяти, ста… Чёрт, я всё равно падаю! Скорость семьсот, выпуск закрылок! Уже шестьсот, ну же! Высота семьдесят пять, пятьдесят… Скорость пятьсот. Да топор и то лучше летает! Повлиять уже ни на что не могу. Двадцать пять и пятьсот. Похоже, посадка будет жёсткой. Да какая там посадка — падение! Катапультироваться поздно. Последний взгляд на цифры — десять и четыреста семьдесят, ой что сейчас будет… С неба нещадно палило зависшее в зените солнце, в бледно-голубой, пыльной вышине не было ни единого облачка, а вокруг расстилалась красно-оранжевая безжизненная каменистая равнина…***
С неба нещадно палило зависшее в зените солнце, в бледно-голубой, пыльной вышине не было ни единого облачка, а вокруг расстилалась красно-оранжевая безжизненная каменистая равнина. Раскалённый воздух, казалось, замер на месте, не доносилось ни дуновения ветерка. Над выжженной раскалённой землёй кружилось марево. Стояла полная, почти абсолютная тишина, редкая живность, необъяснимым образом обитавшая в пустыне Корат, попряталась от палящего солнца, куда только могла. Корат… Говорят, в древние времена по этой ныне мёртвой пустоши текли полноводные реки, а земля жила — цвела сотнями диковинных цветов и трав, вдоль берегов рек высились настоящие дремучие леса и непролазные чащи, полные птиц и иного диковинного, нигде более не встречающегося зверья... Но время неумолимо. Реки обмелеют и пересохнут, леса исчезнут, и природа умрёт. Останется лишь безжизненная мёртвая земля, не способная родить. И может когда-нибудь, спустя многие бесчисленные лета, жизнь здесь вновь возродится и забьёт ключом, как было ранее. А пока лишь смерть всему живому удел Кората. Корат… Говорят, многие века назад именно отсюда вышли первые люди в этих краях, со временем основавшие крупнейшее человеческое государство — Империю Нильфгаард. Их немногочисленные, но спаянные железной дисциплиной когорты в считаные годы смогли разбить и подчинить себе все окрестные земли, заселённые тогда старшими расами. Пришедших людей было немного, и все они были мужчинами. Из покорённых городов тёмных эльфов — Dhu Seidhe — пришельцы принялись брать себе жён, тогда-то и началось великое смешение, породившее новую расу — людей Нильфгаарда. Но память людская коротка и многие успели позабыть о тех далёких временах… По пустыне, подволакивая ноги, брела одинокая хрупкая фигурка. Лицо её скрывалось за накинутой на голову лёгкой расшитой курточкой, совсем не спасавшей от поистине чудовищного печного жара пустыни, но худо-бедно защищавшей от злого губительного солнца. Изящный длинный меч, болтавшийся у неё за спиной на широком кожаном ремне, иногда сползал с узенького плеча, и тогда фигурка замирала, одним отработанным, но усталым и вялым движением возвращая его на место. Сколько уже шла она по этой выжженной каменистой равнине? Три часа, пять, или целую вечность? Девушка не знала, она уже давно потеряла счёт времени, а каждая прошедшая минута, каждый пройденный шаг давно казались ей страшной мукой. Но она всё равно продолжала идти. Остановка сулила ей верную смерть. В её голове, ещё совсем недавно буквально разрывавшейся от тяжких дум о произошедшем на Таннеде, сейчас прочно поселилась лишь одна единственная мысль — «воды!». Но ничего похожего на воду не было видно даже на горизонте. Девушка пробовала выжать хотя бы каплю живительной влаги из редких шипастых кустиков, иногда встречавшихся на её пути, но всё было бесполезно — они оказались абсолютно сухими. Голова кружилась от жары, бывали моменты, когда её сознание словно уплывало куда-то вдаль под монотонные шаги. Шаг, другой, третий, ещё один… Каждый давался с величайшим, поистине нечеловеческим трудом, но она всё равно заставляла себя делать следующий. Шаг, другой, третий, ещё один… Девушка не заметила тот момент, когда что-то начало меняться. Внезапно для себя она поняла, что тот свистящий раздражающий звук, раздающийся у неё в голове и, казалось, наполняющий собой всю беззвучную пустыню, вовсе не галлюцинация её терзаемого солнцем и зноем сознания. Постепенно гул нарастал, из противного свиста превращаясь в низкий, давящий шелест и далёкий рёв. «Мамочки, что это?» — с ужасом подумала Цири, резко разворачиваясь на непослушных ногах на звук. Пустыня была всё так же пуста и безжизненна, но вот в небе… В небе виднелась крупная тёмная точка — единственная деталь, выделяющаяся на фоне однообразного монотонного пейзажа. И она, кажется, быстро приближалась. Не в силах больше стоять, девушка шлёпнулась на раскалённую каменистую землю и, забыв обо всём, раскрыв рот наблюдала за летящей прямо на неё точкой… Точкой ли? Неизвестное нечто приближалось быстро — «Оо-чень уж быстренько». За уже прилично разросшимся «нечто» тянулся длинный дымный шлейф и какое-то странное марево, и оно было большим, прямо как какой-нибудь настоящий дракон. Но драконом это нечто не было, пусть у него и были небольшие куцые крылышки по бокам, которыми оно, впрочем, и не думало махать. Неизвестное существо летело над пустыней не слишком высоко, немногим выше птиц, Цири уже собиралась подняться, когда внезапно низкий шипяще-ревучий гул, издаваемый загадочной тварью, сменился резким протяжным звонким свистом-криком. Девушка упала на спину, мелькнула громадная тень, и прямо над ней, всего в каких-то жалких десятках саженей с воем пронеслось чудовище, сверкая переливающейся в лучах солнца чешуёй. «Мамочки, мамочки…» — шептала Цири, закрыв глаза от внезапного нахлынувшего страха. «Соберись, княжна!» — совершенно неожиданно ей вспомнился суровый, спокойный голос дядюшки Весемира. И удивительно, но это простенькое воспоминание о теперь уже таком далёком Каэр-Морхене заставило её подавить страх. «В самом деле, ведьмачка я или нет? И чародейка! А ведьмачки и чародейки ничего не боятся! Где тут этот монстр? Ууу, сейчас я его», — подумала девушка, прыжком вскакивая на ноги и выдёргивая из-за спины меч. Куда-то подевалась вся усталость, жажда, даже доселе нестерпимый жар пустыни, казалось, отступил на второй план. Она была готова драться, драться за свою жизнь, вот только… Чудовища поблизости совершенно не было, лишь где-то в дали, куда оно улетело, раздался громкий хлопок и скрежет, вой резко прекратился, а примерно в полуверсте от неё вверх поднялось целое облако пыли. — Сбежала, страховидла, — ещё не до конца веря в это, пробормотала девушка.