be yourself

- Тот, крошечный? – переспрашивает Чимин, проводя тыльной стороной ладони, затянутой в латекс, по лбу, и всё равно оставляет неровный серый след. – Который на прошлой неделе тоже приходил? Клянусь, он размером с мышь! Намджун от чего-то обижается, хоть это не вполне в его духе. - Ты у нас зато просто гигант, куда деваться. - У меня хотя бы есть пресс, - Чимин смеётся, а потом показывает язык и отвечает до того, как его хён начнёт возмущаться дальше: - нет, нет и нет. У такого тощего человека, как этот, прессака просто не может быть, так что даже не пытайся… - А мне не нравится, когда гора мышц. На самом деле, это вовсе не ссора, просто Намджун в последние дни что-то на нервах, и Чимин не знает, как к нему подступиться. - Ай, - тихо говорит клиент, когда иголка проходится по слишком тонкой кожице на сгибе локтя. Чимин словно только теперь вспоминает, что не один, и что даже занят, поэтому он коротко моргает, и улыбается уже клиенту. Улыбаться он умеет примерно на сто из десяти, и пользуется своим умением просто бессовестно. - Тут будет больно, придётся потерпеть. - Да всё остальное тоже не сахар, так-то, - парень, лежащий на кушетке перед Чимином, подмигивает, и снова тихо ойкает. - Соблазнение мастера в момент работы чревато чёрт знает чем на коже. - Значит, мне соблазнить тебя позже? - Ага, ещё полчаса, и на сегодня закончим. Намджун заканчивает приводить в порядок своё рабочее место, встаёт рядом и буквально смотрит под руку. - Лилии? Неожиданный выбор. Клиент поворачивает голову и улыбается, как бы говоря «такие дела, что уж тут поделаешь». Намджун не осуждает, даже не комментирует больше. По сути – какое ему дело, что там Чимин бьёт незнакомому парню на руке? Вот именно. - Ты лоб краской измазал, Пикассо. Чимин хмурится, а тот, на чьей руке уже отчётливо проступают три прекрасных лилии, смеётся, весело и ребячливо. Всем бы так уметь смеяться. - Скорее уж Рембо, чем Пикассо, - выдыхает он сквозь смех, а потом опять ойкает. - Во сколько у тебя человек-мышь завтра? – Чимин отпускает педаль машинки и отталкивается назад, заглядывая в дверной проём, за которым Намджун как раз сверяется с графиком. – До шести успеешь освободиться? Я нашёл новый японский ресторан, и было бы круто… - Я не люблю японскую еду, ты же в курсе. - Я люблю, - встревает парень с лилиями на руке, и смотрит на Чимина так, что тот невольно сглатывает. – Очень сильно хочу в японский ресторан, мастер Пак. - Я же просил соблазнять меня немного позже… - Чимин шутливо грозит кулаком парню, а потом отвечает уже Намджуну: - Ну и оставайся, как дурак, некормленный сырой рыбой и прочими вкусностями, а я пойду с… кстати, как тебя зовут? - Техён, - парень прикусывает пухлую нижнюю губу, но спохватывается и делает наигранно постную мину. – Я всё помню, я жду, больше не буду, только не испорти мою руку. Намджун смеётся, потом дразнится, шутливо предупреждает парня на кушетке, что Чимин тот ещё сердцеед, врёт он всё про суши и сашими, он жрёт милых парней на завтрак, обед и ужин, так что лучше бы опасаться. У Намджуна завтра в пять часов – хрупкий мальчик, и правда крошечный, чуть больше щенка, наверное. Обычное дело, Намджун протыкает по десять, а то и двадцать человек в день, но от этого клиента волнуется так, что руки буквально дрожат. В первый раз хмурый бледнолицый заявился в студию с месяц назад, долго-долго рассматривал каталоги и витрины, наверное, целый час. А потом только буркнул что-то нечленораздельное, и был таков. Вероятно, он захватил с собой намджуново сердце совершенно случайно, ненароком, не преследуя никаких целей. И это, конечно, хуже всего. Второй раз он пришёл на прошлой неделе, под самое закрытие, и тоже молча рассматривал украшения и портфолио мастера. А в конце, когда из студии свалила даже уборщица, а дурак Намджун всё убеждал, что всё в порядке и торопиться некуда, хмурый парень с бледным лицом записался, как раз вот на завтрашний день. Намджун волнуется так, словно завтра его ждёт свидание, романтическое сверх меры, а не привычная работа. Он даже мучается с выбором одежды, чуть ли не впервые за пару лет. Очень хочется выглядеть хоть немного более эффектно, чем в прошлые два раза. Чимин, конечно, смеётся, когда видит друга в белоснежной рубашке с закатанными рукавами и каких-то пижонских узких брюках. - Это что за хипстота? – интересуется он, стоя на заднем дворе студии, и, прикуривая неизменную Capitan black с сочным вишнёвым запахом. – Выглядит забавно, если честно. И дурковато. То есть, было бы красиво, модненько, и все дела, но не на работе же. Не на нашей работе, Джун. А потом Чимин словно понимает всё и сразу, и делает очень серьёзный вид, и кивает несколько раз, так, что Намджуну ему двинуть хочется. - А, точно, пять часов, бледнолицая мышь. - Я тебя стукну. - Ладно-ладно, не мышь. Ничего себе, ты запал, я погляжу, не слабо. Намджун прикуривает свою сигарету, медленно выдыхает густой дым в утреннее небо, отхлёбывает ещё даже горячий американо из белого картонного стакана со всемирно известным зелёным логотипом, и тихо цокает языком. - А у тебя засос на шее… и не один. - И не только на шее, - хихикает Чимин, и ему, вот честно, ни капельки не стыдно. – И не только засосы. - Очередная жертва твоего супер миленького коварства? Не так, чтобы Пак Чимин был слишком полигамен или слишком легкомысленен в выборе связей, но любовники с ним случаются куда чаще, чем с дураком Намджуном, вот последний и придумал сказочку про пожирание сердец. - Не знаю, - Чимин пожимает округлым плечом и выдыхает вишнёвый дым, - но мне кажется, что с Тэ всё серьёзно. Он классный. Ну.. в смысле, он действительно классный. И лапочка. - И не вполне нормальный, судя по всему? Чимин смотрит вопросительно, и Намджун улыбается. - Татуировщик у нас ты, а значения твоих каракуль знаю я. Хотя, наверное, это называется гармонией. Лилии, Чим. Тщеславие и нежность, гармония и глубокие чувства. Коктейль, конечно, убойный. Чимин выглядит совершенно довольным: и диалогом, и тем, что услышал, и утром, и своими сигаретами, и явно не спокойной ночкой накануне. - Значит, сегодня с «лапочкой» пойдёшь есть самурайскую пищу? - Типа того. Парень с бледным лицом и хмурым взглядом приходит на час раньше положенного срока, и просто стоит в общем зале, снова и снова рассматривая витрину с украшениями. - Привет, - говорит Намджун, какой-то уж слишком огромный на фоне своего гостя, вытирая в один миг повлажневшие ладони бумажным полотенцем. – Ты рано. - Я подожду, - шелестит тот, и как-то очень нервно облизывает губы. Невероятно, просто дьявольски розовые губы, такие, что Намджуну нехорошо, и даже хочется попросить Чимина подменить его, благо тот умеет колоть. Но чёрта с два он откажется от того, чтобы прикоснуться к этому молчуну. - У тебя серые волосы, - говорит гость, он откровенно шепелявит, и Намджун улетает маленькой живой ракетой прямо в открытый космос, а Чимин наблюдает из-за стойки, и потом, обязательно, будет очень много стебаться. – Они были другого цвета. - Ага. – Намджун не знает, что ещё ответить, и ужасно мучается. Парень ниже Намджуна, кажется, на целую голову, и Намджун очень-очень скулит внутри себя, когда тот подходит и беззастенчиво рассматривает его руки, забитые от костяшек пальцев. - Это рыбы, - словно удивляется парень, и Намджун опять только глупо кивает. – Красивые. Мне нравятся рыбы, знаешь. - Чимин может и тебе нарисовать, это его работа… - Нет. Парень с невыносимо розовым ртом поднимает на Намджуна глаза, почти чёрные, почти пустые глаза, и смотрит долго-долго, словно держит на крючке. - Ты знаешь, что татуировки, и прочие модификации тела, это всё подсознательная тяга к саморазрушению? Типа того, что суицидальные наклонности. - Я… - Так вот, - парень и не слушает, - мне надо немного саморазрушиться, иначе я разрушусь сильно. Поможешь? Вот это пассаж. Намджун не глупый, не чужд философии, но такого никак не ожидал, да ещё и от клиента, и без выпивки. - Ты уже определился, где колем? Парень прижимает указательный и средний пальцы под уголками своих губ, потом обеими руками проводит по ушам. - Хочу эту, эту, и вот эти две серёжки. Остальные на твой выбор. - Многовато для одного раза. - Наплевать. Чимин стоит, подперев собой дверной косяк, и наблюдает, вовсе не таясь, но Намджуну сейчас не до него, если честно. - Ты, - говорит Чимин, - всё же подумай. У тебя кожа красивая, я бы на ней порисовал. - Это комплимент? - Ага, - Чимин берёт со стойки ресепшен пачку своих сигарет, - от этого длинного не дождёшься, он немножечко отупел. Так что говорю за него. Но ты будь спокоен – он абсолютно со мной согласен. Иногда Намджуну очень хочется поколотить Чимина. Но не сейчас, конечно. - Так и есть, - гудит он, доставая с витрины выбранные клиентом серёжки. - Будет больно, - говорит Намджун, натягивая перчатки и проверяя все инструменты. – Но не долго. - Угу. - Вот, посмотри, тут? – Намджун ставит две небольшие точки синим маркером там, где планируются проколы, и поворачивает к сидящему на кушетке парню смешное зеркало в виде чёрного медведя с красными щёчками. - Это Кумамон, - шепелявит клиент, и как-то странно улыбается, словно не очень-то умеет это делать, - он мне нравится. Синие точки он никак не комментирует, поэтому Намджун решает, что пора начинать. Запах антисептика приятно щекочет ноздри даже через медицинскую маску, фиолетовые латексные перчатки поднимают настроение фактом своего существования, зажимы поблёскивают под яркой лампой, и, так-то, Намджун просто фанат своей работы. - Как тебя зовут? Бледнолицый шипит, когда стальная игла катетера прокалывает хрящ левого уха, и прикрывает глаза. Потом он шипит снова и снова, потому что ухо краснеет и опухает, а проколов должно быть целых пять. Намджун колет быстро и умело, но последний прокол всё равно кровит, и солоноватый пряный запах крови как всегда пугающе бьёт по мозгам. - Уверен, что второе ухо колем? - Мне пока не достаточно больно, - шелестит этот странный парень, и шмыгает носом, не отрывая взгляда от рыб на руке Намджуна. – Так что продолжай. От этих его слов мороз по коже, если честно, и мурашки, размером с кулак, но Намджун сглатывает и протирает антисептиком второе ухо, пока ещё целое, мягкое, нежно-розовое по краешку. Если бы он не влюбился раньше, он сделал бы это сейчас. Саморазрушитель не просто ойкает теперь, он вздрагивает всем телом, кусает потемневшие губы, но мужественно терпит, хоть и жмурится. - Может, хватит? - Нет. Намджун, закрутив шарик на последней, десятой серёжке, просит крохотный тайм-аут, и открывает окно, чтобы продышаться хоть немного. Сейчас ему кажется, что даже секс – процесс не настолько интимный, чем то, что происходит в этот момент между ним и парнем, не желающем называть своего имени. От этого голова кругом, и руки слушаются так себе. Приходится с силой себя одёрнуть. Намджун направляет лампу, приподнимает лицо парня за подбородок (в романтическом кино после такого следует поцелуй), а потом сжимает пальцами его нижнюю губу, и оттягивает вниз. Изнанка блестит от слюны, а ровные, округлые зубы кажутся Намджуну идеальными. Нет, ну в смысле – и д е а л ь н ы м и. - Ты горячий, - невнятно говорит бледный, и Намджун кивает. - У тебя красивые зубы, - говорит он, и мысленно прикладывает руку ко лбу. Идиот, нашёл, что ляпнуть. - Тыкай давай. Намджун берёт себя в руки, но всё равно немножко гладит пальцем по внутренней стороне конфетно-розовой губки. Потом берёт зажим, фиксирует нужное место между двумя металлическими кольцами, и, набрав в грудь воздуха, делает прокол. Бледнолицый перестаёт быть таковым: его щёки краснеют, как от жара. Он жмурится и тихо хнычет, но Намджун просит не двигаться, и вставляет чёрную штангу, кое-как закрутив шарик. - Ты уверен?.. Этот невероятный мазохист кивает, и когда Намджун аккуратно и быстро втыкает иголку под левым уголком розовых губ, он выдыхает словно удивлённое «Юнги». - Приятно, - Намджун закручивает застёжку из последних сил, - познакомиться, Юнги. Я Намджун. - Угу. Спасибо. Намджун ужасно жалеет, что не успел хотя бы ещё разочек провести пальцем по нижней губе, когда Юнги отворачивается и трогает сам. - П…промывай каждые два часа, до завтра ничего не ешь. Если что, звони, - он протягивает свою визитку, а потом задаёт именно тот вопрос, который было нужно задать именно сейчас: - Куришь? - Курю. - Пошли? В крохотном дворе за студией обычно курят только они с Чимином, но тот сейчас благоразумно не суётся, и Намджун, всё ещё непослушными пальцами, щёлкает зажигалкой, поджигая кончик тонкой ментоловой сигареты, зажатой в распухших, потемневших, горячих губах. - Достаточно саморазрушения? Намджун курит красные Marlboro, с ментоловым дымом их запах сочетается как-то очень хорошо. - Пожалуй, - кивает Юнги, - у тебя хорошие руки, мне понравилось. - Э… ну, мне тоже. - Если эти не будут гноиться слишком сильно, приду к тебе за септумом. Когда-нибудь. Дальше курят молча, Намджун сходит с ума, буквально сходит с ума, потому что этот Юнги явно псих, совершенно безумный псих, но он пахнет ментолом, ягодной жвачкой и, кажется, kenzo, в общем, Намджун летит в чёртов космос ещё раз. - Заходи, как надумаешь татуху, - говорит Чимин, опять залипая за стойкой, когда обладатель целых двенадцати свежих проколов молча уходит, а потом поворачивается к Намджуну: - Вид у тебя влюблённый по уши. Что, так зацепил? - Он псих отбитый. - Это «да»? - Это «да». В этот вечер Намджун впервые за долгие месяцы идёт в бар в гордом одиночестве, и пьёт до тех пор, пока не пьянеет основательно.