Бороться за тебя

      Алек не может перестать думать о том, что он увидел в шкатулке. Мысли бурей мечутся в голове, заставляя его забыть обо всем другом. Ни работа, ни Институт, ни Иззи с Джейсом не могут его отвлечь от серых и волнующих мыслей. На его плечи свалилось слишком много всего, но он держится, точнее держался, пока не увидел Магнуса, разглядывающего вещи из той самой шкатулки. Алек бы никогда не обратил на нее внимания, если бы не странное поведение Магнуса, который повел себя даже страннее, чем обычно. Неужели для него это было так важно, что он до сих пор держит эти вещи, да еще и вспоминает о них? Как часто? Бывает ли это тогда, когда он один или когда с Алеком? Он не выдерживает и бьёт кулаком в стену, слишком много… слишком много боли.       Уже вечер, пора возвращаться в лофт, но желания этого делать нет. Алек боится вспылить, начать снова осуждать Магнуса, обвинять его в любви к прошлому. Нефилим никогда этого ему не говорил лично, но столько раз думал об этом. Еще с самого первого свидания, когда он услышал от него про его романы, в сердце прорвалась еще не подпитанная ревность, она легким шлейфом окутала его душу и затаилась до худших времен. Алек мечется по своему кабинету, пытается успокоить ноющую боль в груди и не думать о бывших Магнуса, не представлять его с другими, но все тщетно. Картинки сами возникают в голове, путая, сбивая, не давая покоя. Алек не может сидеть на месте, он пытается, но не может. К нему заходят охотники, получают свое задание, обеспокоенно оглядывают его и уходят. Алек нервно сжимает ручку и пытается написать за сегодня хотя бы что-то важное, но и этого у него не получается.       В дверях появляется Андерхилл, который сыплет соль на рану, благодарит его и восхищается их с Магнусом любовью, его храбростью и тем, что он совмещает свои обязанности с личной жизнью. Александру теперь нужно больше сил, чтобы не показать, что все настолько плохо. Он ведь чертов Глава Нью-Йоркского Института! Он не может показывать свои чувства охотникам. Андерхилл прощается, и Алек облегченно выдыхает, отбросив ручку и бумагу.       Нефилим подходит к окну и долго всматривается в темнеющее небо, в голове снова прокручивая недавний разговор. «Я кое-что усвоил за свою долгую жизнь — всему свое время», — слова всплывают будто бы сами по себе, делая дыру в груди все глубже. Есть ли смысл ревновать к прошлому? Этих людей нет, а помнить о своей истории ведь неплохо… Убедить себя в этом у него не получается. Алек не ревнует к прошлому, Алек ревнует к настоящему. Почему он СЕЙЧАС при живом Алеке вспоминает о прошлом? Почему он не говорит ничего ему о себе? Что значат его слова о будущем и есть ли оно у них? Магнус ведь всегда был инициатором их отношений и близости, буквально вырвал Алека из-под венца, а сейчас… когда он предложил ему сблизиться еще больше, съехаться и быть практически неразделимыми, то маг говорит, что это чудесная идея на будущее? О каком будущем речь, когда каждый день может быть последним?       Нефилим отгоняет от себя свои страхи и лезущие дурные коварные мысли, выходит из своего кабинета и направляется в сторону лофта. Он звонил Магнусу по пути несколько раз, но тот не брал трубку. Злость и ревность с новой силой накатывают на него. Он вспоминает про Джорджа, вспоминает про все эти вещи, вспоминает про то, как Магнус бережно перебирает их и осматривает с такой осторожностью, будто бы они могут сломаться. Он не помнит, как добрался до лофта, не помнит как зашел. Он очнулся лишь тогда, когда оказался в кабинете Магнуса.       Маг перебирал деньги и что-то записывал в своём блокноте, даже не удостоив взглядом охотника.       — Я звонил тебе.       — Я был занят, — отвечает на автомате Магнус, не поднимая взгляда. Он зол, и Алек, кажется, понимает почему.       — Я сделал кое-что плохое… чем не горжусь.       — Ты о том, что заглянул в мою шкатулку? — не отрываясь от дел, скандирует маг. Чувствуя на себе удивленный взгляд Алека, продолжает. — Я же маг, я знаю, когда вещи не лежат на своих местах.       — Я виноват. Прости. Я не должен был этого делать. У меня не было прав… рыться в твоих личных вещах, — Алеку слова даются труднее и труднее, но он все еще пытается надеть на себя маску равнодушия. Он не хочет, чтобы Магнус видел, насколько это его задело, насколько больно говорить на эту тему.       — Извинения приняты, — выдыхает Магнус, вставая из-за стола и в первый раз поднимая глаза на Алека. Нефилим мнется, смотрит на стол и барабанит пальцами по нему. Неловкость виснет между ними и, кажется, не собирается исчезать. — Давай я принесу нам коктейли? — Алек кивает, а Магнус поспешно выходит, чтобы выбраться из этой атмосферы удушающей неловкости, которая обхватила их обоих. Он останавливается в дверях и поворачивается к охотнику. — Александр, ты ведь не ревнуешь, правда?       — Джордж… — выдавливает из себя Алек. — Он… был особенным?       — Да, был. Отважный воин… как и еще один мой знакомый, — улыбается маг и смотрит в прекрасные глаза своего нефилима.       — Твои чувства к нему … все ещё… — Алек произносит каждое слово медленно, мучительно растягивая, пытается заставить себя сказать это, но не может продолжить. Ревность захлестнула его новой волной, сжигая все внутри. Она отметала все границы, заставляя Алека думать о Магнусе и этом Джордже. Ему хочется ударить себя или кого-то, что угодно, лишь бы отвлечься. Как люди справляются с этим чувством? Что они делают? Есть ли лекарство?       — Нет, уже больше века, — качает головой Магнус, объясняя ему происхождение вещей в шкатулке.       Нависло молчание, оба не могут заставить себя продолжить разговор. Магнус сдается первым, он делает шаг к своему нефилиму и смотрит внимательно в эти холодные глаза, которые сочатся болью и недоверием.       — Александр… Я был всегда честен с тобой по поводу моей истории…       — Увидев эту историю своими глазами, я не могу не думать о том, что если мне повезет, то мой наконечник стрелы тоже окажется среди этих вещей. А что ты? Просто будешь двигаться дальше будто бы ничего не было? — он уже не контролирует себя, говорит все, что приходит на ум.       — Александр, я не хочу даже думать о том, что когда-нибудь тебя не станет, — говорит Магнус и вздрагивает, всматриваясь внимательнее в голубизну любимых глаз. Он пытается понять, что творится в душе его нефилима, но Алек снова нацепляет на себя маску безразличия. — Мы можем забыть обо всем? И просто остановиться на этом моменте? Я хочу жить настоящим с тем, кого я люблю…       — Да… — Алек видит боль в глазах Магнуса и пытается себя остановить, чтобы не сделать ситуацию еще хуже. — Ты прав. Я тоже тебя люблю.       Алек наклоняется и легко целует его, но в этом поцелуе столько горечи, что она окатывает их обоих. Они отрываются друг от друга тяжело дыша, Магнус улыбается и идет за выпивкой, предварительно сказав ему, чтобы тот никуда не уходил. Алек кивает и тоже выдавливает из себя подобие улыбки.       Они пьют и обсуждают дела Института весь оставшийся вечер, пытаясь не затрагивать тему личных отношений. Алек мучается в порывах ревности, но пытается сделать заинтересованный вид и поддержать беседу. Вскоре маг включает телевизор и устраивается рядом с Алеком, положив голову ему на плечо. Они смотрят передачу об истории Рима под рассказы некоторых ситуаций из жизни Магнуса. Вскоре тот засыпает, Алек выключает телевизор и снова погружается в свои безумные мысли. Через некоторое время его одолевает усталость, он бережно поднимает мага и несет в спальню.       Алек аккуратно снимает с Магнуса всю одежду и укладывает в кровать и сам присоединяется. Он обнимает его и нежно, почти невесомо, целует его лицо: виски, щеки, нос, подбородок, губы.       — Я люблю тебя, Магнус Бейн, как бы больно ты мне ни делал, — шепчет он, положив голову ему на грудь и засыпая.