Ложь как нож, ложь как лекарство.

— Понимаешь, моя жизнь тогда имела смысл только благодаря мести вам. Но знаешь, я, при встрече с Масаоми-саном, я понял что это только пустая трата времени. — Но ты же сказал, что у тебя была цель создать корпорацию. — Акаши напрягся всем телом, пытаясь уловить хоть какие-то нотки эмоций. — Невнимательно слушаешь, Акаши. Моя цель заключалась в достатке. И мне было не важно, как я достану деньги и где я их достану. Ты врятли сможешь понять мои мысли, когда твоя сестра будет, к примеру, жить в Америке, куда тебе въезд запрещен. А она там чуть ли не умрает от порфирии. Ты не представляешь как я измывался над собой. Я даже не знал и не имел права знать, по мнению Америки, как она живет и на какой стадии ее болезнь. Но когда я пробился в широкий круг «Умников» в университете, я получил возможность ездить один раз в год в Америку, для показаний исследований по поводу заболевании кожи. Я не был тем одним процентом, что бы наплевать на нее. Ты не видел ее состояния в те дни. Ты не сможешь понять как мне там было. Смотреть как твоя сестра умирает у тебя на глазах. Я знаю, что ты не впервой слышишь эту канонную историю. Они, к сожалению, не меняются и не изменяются. Они все такие же. Меняются лишь герои и причины этих обстоятельств… — Куроко отпил немного вина и отвел руку с бокалом в сторону. — Но как она осталась жива? Я слышал, что Порфирия страшная болезнь кожи и она передается чуть ли не понаследству. — Акаши было уже плевать на свое достоинство и гордость. Ему сейчас было важно понять этого человека, что сидить почти напротив него. Он, несмотря на постоянные колкие фразы в адрес него самого, в виде «Ты…», он понимал и мог понять все эти вещи. Никогда еще он так не проникался к человеку. Особенно к такому жесткому и нежному, как Тецуя. Ему доставляло удовольствие подливать ему достаточно крепкое вино, чуть старше его самого, и слушать долгую и такую сложную исторую его Тецуи. — Знаешь, я сейчас хочу немного отклониться от этой темы, и поговорить о моих чувствах. Можешь это посчитать за душевный разговор, как капитан и прошлым его сокомандником. Но не стоит беспокоиться, я не скажу ничего удивительного в адрес тебя. Я знаю, что ты знаешь. Возможно, ты не помнишь. Но я уверен в то, что слышал и что скажу тебе сейчас. Я уверен в своих чувствах, их недостигаемости, и фальши, но… — но неожиданно прогремел гром. Куроко дернулся, крепко сжимая подлокотники кресла. Ему не нравится, что именно в эту ночь будет гроза. Ему многое не нравится в этой ситуации, обстановке. Но ничего другово поделать ему не было суждено. Ему, как предпренимателю, следует сторого следить за сутью дела, обстановкой и прочим другим. Но в данной ситуации он не услелил за многим. — Что ты имеешь в виду? — Акаши был дизорентирован. Яркий свет, что пробрался и быстро ищез в окне, осветил лицо Тецуи. Лампы, что были около кресел, горели недостаточно ярко чтобы разглядеть лицо. Но то, что увидел Акаши, повергло его в шок. Слезы. Он не один раз видел как Тецуя плакал, но это было не от боли в сердце, а от рвения к победе. Это выражение лица он видел впервые. И он понял, что никогда больше в жизни не позволит ни одному человеку быть на месте Тецуи. — Имя твое — птица в руке, Имя твое — льдинка на языке, Одно единственное движенье губ, Имя твое — пять букв. Мячик, пойманный на лету, Серебряный бубенец во рту, Камень, кинутый в тихий пруд, Всхлипнет так, как тебя зовут. В легком щелканье ночных копыт Громкое имя твое гремит. И назовет его нам в висок Звонко щелкающий курок. Имя твое — ах, нельзя! — Имя твое — поцелуй в глаза, В нежную стужу недвижных век, Имя твое — поцелуй в снег. Ключевой, ледяной, голубой глоток. С именем твоим — сон глубок. — лишь проговорил Тецуя тихо. Но, на фоне бушующего ветра, сильного ливня и грома с прерывистым светом, его было едва слышно.