uncle..?

с подростковой, до ужаса шаткой нервной системой привести дыхание и сердцебиение в норму оказывается непосильной проблемой, когда хёнджин всего за пару секунд оказывается в собственной комнате и криво сползает по стеночке вниз. кажется, что пак джинён — это фатальный удар по жизни юноши, ведь до этого он таких смутьянов не встречал. и тому что пак — баламут, невесть сколько доказательств. и, наверное, самое основное — это то, что пак от одной мысли о нём бесит, словно тот сделал что-то непростительное, например, съел последний кусочек курочки парня. конечно, после такого врагами не станешь, хотя очень хотелось бы, ведь в джинёне есть что-то такое, что тянет младшего к себе. именно это противоречие и скручивает сознание младшего в спираль, вернее даже в глобулу, что приносит раздор в спокойную жизнь подростка. хван лежит у стены, рассматривая любимый ковёр с крупным ворсом, когда его мама буквально влетает в комнату, задевая пятки сына деревянной дверью. хёнджин шипит, когда до госпожи хван доходит происходящее, и она склоняется над ним, извиняясь. — сынок, что-то случилось? ты бы лучше тут так не лежал, можно же простудиться! — когда хван скулит что-то невнятное, женщина взволнованно теребит парня за бок, наверное, пытаясь вытрясти душу, — сейчас будет семейный ужин. мы ждём только тебя. дверь с таким же энтузиазмом захлопывается, женщина ясно даёт понять, что отказы не принимаются, и ближайшее время хёнджину быть покорным щеночком, а не то он получит дверью вновь, но понятно, что ощутимее. в голове не укладывается как себя вести в обществе человека, к которому испытываешь разношёрстные чувства, даже если избегать контакта не получается. когда хван вспоминает, что решил показать джинёну себя и свой скверный характер, его уверенность тут же возрастает, как на дрожжах, но потом в сознании всплывает чертовски прекрасный голос старшего, и самонадеянность иссякает на корню. парень пытается подбодрить сам себя, выходит, конечно, паршиво, но от этой участи никуда не деться. окончательная стадия принятия неизбежного наступает непосредственно в момент физической близости хёнджина и джинёна, когда старший касается руки хвана, вырывая того из размышлений. — невкусно? — пак заглядывает прямо в глаза, пробираясь скользким взглядом всё глубже и глубже. — нет, — младший отводит взгляд, скованно вырывая свою руку, — нормально. лучше даже, чем покупная индейка. родители парня незаметно переглядываются и внутренне ликуют, ведь настолько скоро они точно этого не ожидали. у отца хёнджина звонит телефон, и он, извинившись удаляется из столовой. госпожа хван тоже решает ретироваться, чтобы оставить сына и своего брата наедине. — я слышал, что ты сдаёшь экзамены по музыке совсем скоро, — джинён непринуждённо развязывает разговор, — ты хорошо подготовлен? — достаточно, чтобы сдать, — голос, на удивление, не дрожит, и дыхание сохраняется ровным. — я знаю многих экспертов, которые будут вас судить. вам стоит как следует постараться, чтобы заслужить их расположение. — мама как-то обмолвилась, что ты тоже эксперт. ты за этим сюда приехал? чтобы принимать экзамены в таких школах как моя? — верно, — джинён улыбается, от этого у хёнджина начинают леденеть кончики пальцев, — агентство, в котором я работаю, ищет молодые таланты среди выпускников таких заведений как у тебя. вполне возможно, что мы даже пересечёмся. внутренний хёнджин успевает обматерить весь мир, пока джинён договаривает это невыносимо ужасное предложение. такого исхода событий он никак не ожидал. никогда еще не было такого, чтобы госпожа фортуна подводила его настолько сильно, хотелось выть на обстоятельства, свои чувства и на чертового пак джинёна, ибо другие действия не совершились бы из-за недостатка сил. хван благодарит за еду, убирает за собой посуду, и морально разбитый плетётся в свою комнату, встречая по пути маму. та просит его помочь с уборкой джинёну, пока они с отцом решат какие-то важные вопросы в офисе. если хёнджин ожидал, что ничего хуже сегодня не может случится, он ошибался. ещё около получаса, проведённых с джинёном предвещали окончательный нервный срыв и внутреннюю истерику в воображаемую подушку. нервно посмеявшись, хван отправляется в лапы старшего, что заботливо намывает тарелочки в знакомом бежевом фартуке. время проходит быстро, и совсем не так, как ожидал младший. напряженной атмосферы не было, так же как и беспорядка, который они устроили входе «уборки». пак, взявший на себя обязанности посудомойщика бросает вызов в лицо хёнджину, вернее будет сказать, не вызов, а кусок пены. ответного удара долго ждать не пришлось, хёнджин подхватывает настрой, прямо как стакан (на половину пустой или заполненный водой — решайте сами), и выливает содержимое за шиворот паку. война продолжается ещё долго, не понятно кто одерживает победу, когда в ход летят кухонные полотенца. атмосфера разрухи и смертельного азарта соответствует настоящим военным действиям особенно ярко, когда джинён прижимает противника к кухонной тумбе, крепко фиксируя запястья младшего своими ладонями. спокойно отдышаться не выходит, на лицах застывают ухмылки, даже рядом не стоящие с дьявольской. каждый чувствует себя победителем: хёнджин потому что старший скинул мешающий фартук и стоял перед хваном в мокрой, обтягивающей всё тело одежде, а джинён потому что младший наконец-то поддался, и, о боже, даже не сопротивляется и не вырывается из захвата пака. — хён, мы по-моему заигрались, — тянет хван, — отпусти уже. тут надо прибраться, родители же просили. — а если нет? — джинён переходит на шёпот, душа хёнджина отправляется на небеса. из-за этого глупого пака хван в ауте, сложно произнести хотя бы звук, не говоря уже о любых возражениях. из оцепенения младшего выводит дыхание, опаляющее шею, хриплый смех и чувство свободы, когда джинён отходит. хёнджин благодарит всех богов олимпа за такую милость, ибо ещё пару мгновений, и старшего явно бы смутил стояк, упирающийся ему в бедро. к счастью. этого не происходит, и хван выдыхает с облегчением, пытаясь привести в порядок себя и кухню.

/ / /

— я, черт возьми, его ненавижу, — жалуется хван личному психологу, щеночку яну, и лучшему другу по совместительству, — он меня почти изнасиловал! — но не изнасиловал же, — парирует чонин, — к тому же, ты бы не был против. — ещё одно такое высказывание в мою сторону и я тебя больше никогда не пущу на порог собственного дома, ясно? — эй, хёнджин, — младший надувает губки, — я не смогу жить без тостов твоей мамы и приставки, а ещё я хочу посмотреть на твоего этого джинёна. — не волнуйся, посмотришь, когда он будет наблюдателем у нас на экзамене. ян одаривает друга вопросительным взглядом, мол, «какого черта?», на что хван закатывает глаза и говорит чонину о том, какой он балбес, и недоумевает, за что же его всё-таки любит чан. — если тебе интересно наше с чаном мнение, — младший приплетает кого-то более авторитетного, значит, что идея явно безуспешная. бан поддержал её лишь потому что выцедил из бесконечного трёпа яна родное «ты согласен со мной, любимый?». а бан согласен, даже если чонин несёт несусветную чушь, — то мы считаем, что ты не должен сопротивляться. просто поддайся ему и своим желаниям. — то есть, ты советуешь мне переступить через себя? свои принципы? гордость, честь, достоинство? — хёнджин смеётся, — идея — отстой, без обид. ты прекрасно знаешь, что я не такой. — зато вы, может быть, переспите, — чонин понимает, что если он сейчас не заткнётся и не убежит куда-нибудь очень далеко, то заэкранный голос громко провозгласит: «finish him!» и произойдёт эпичное фаталити, автором которого будет хёнджин.