Когда звёзды падают

Амабель закрыла глаза. Перед ней погас свет окружающего мира, а сама она словно для себя исчезла, погрузившись во внутрь уставшей души. Первое, что встретилось ей в своём сознании — это картинка далёкого прошлого: она, любимый брат, мама и папа сидящие вместе вечером за ужином, в их доме тепло и уютно, а сила этого воспоминания была такова, что девушка ощущала эту атмосферу прямо сейчас, сквозь года, и границы времени потихоньку стирались для неё. Возникло другое воспоминание — чердак в Хижине Чудес, где они с Диппером провели всё лето, где каждый вечер сумрак накрывал брата с сестрой, и дети зажигали дядюшкины фонари, расставляя их по комнате и привлекая мотыльков; тогда это явление мерцающих хаотично огоньков защищало двойняшек от густой вечерней мглы, а сами они с упоением читали сказки и делились небылицами. В голове девушки раздался приглушённый рутинными мыслями смех брата, к нему добавился её собственный, затем Венди, Зус, дядюшка… Звонкие голоса поначалу звучали словно под толщей воды, но чем далее Мейбл не открывала глаз, тем громче становился смех, опустошая голову от мрака и страха. Воспоминание сменилось на новое: она одна в магазине сувениров дяди Стена, её оставили за главную. Девочка оглядывает свои маленькие руки, которые утопают в больших рукавах пиджака дяди, и взрослая девушка, та, что подлинно это видит, словно и не прошлое вовсе, внутренне вздрагивает, а затем идёт к зеркалу — отражение показывает розовощекого весёлого ребенка в длинном старом одеянии родственника, но зато с гордой и довольной улыбкой, закованной в брекеты. Рядом любимая пухлая хрюшка, вокруг пропахший древесиной мир свободы и веселья. Мейбл вдруг сделалось так хорошо и радостно, энергия и вдохновение били ключём! Она внезапно забыла всё случившееся, так обезумела от горя и потрясений, она так легкомысленно и просто молила о новой иллюзии, о вечной иллюзии детства. С готовностью открыв глаза, Амабель замерла, а затем громко и разочарованно заскулила — она снова здесь, в большом и мрачном лесу. Стоит рассказать, что по прошествии месяца, когда к концу подошло Рождество, и далеко позади осталась странная проблема перемещения то ли во времени, то ли в пространстве, девушка помалу свыклась с новым укладом жизни: каждодневно ей помогала заботливая мать-уже-бабушка, частенько навещал брат, да и отец был рядом. Она чувствовала в их заботе лёгкое беспокойство, ведь понимала, как неразборчиво едва не выдала себя за умолишенную, вываливая на семью рассказы о демонах и монстрах, утверждения о несуществующих фактах. Родня с подозрением наблюдала за девушкой, но позже всё удалось списать на горечь об утрате супруга и скопившейся непосильной работе. Мейбл каждый день разрывалась от чувства безграничной радости от проведенного времени с семьёй и от напряжения, что незаметно сквозило в этом доме одновременно. К своему великому сожалению, девушка обнаружила, что всё совершенно искусственно, не так, как было в детстве, более того, натянуто, наигранно, жутко… Ежедневно её мать заходила будить их ровно в одно и то же время, точно по часам к ним заглядывал Диппер, оставался на сорок пять минут и уходил ровно в пятнадцать ноль-ноль. Отец ровно в четыре по полудню, чем бы не занимался до этого, вставал делать чай, мать могла подолгу смотреть в одну точку, не мигая. Каждый день был похож на предыдущий, каждое действие походило на совершённое вчера, позавчера и так далее. Менялась только одежда, и то, её цвет. Мейбл начала замечать эти странности, когда исчерпались эмоции и радости первой встречи, теперь же девушка отчётливо понимала, что былые запахи, голоса и чувства самостоятельно пририсовала фантазия и ярое желание видеть любимых, не более. Тем не менее, говорить на эту тему она не решалась и молча переваривала происходящее, с трудом сохраняя рассудок. Однажды, мучаясь от бессонницы, девушка страшно захотела подтвердить догадки и подсмотреть за семьёй тайком. Прокравшись в спальню родителей, Амабель меньше всего ожидала увидеть их лежащими в одежде и с открытыми глазами поверх нетронутого покрывала, мистер и миссис Пайнс просто уставились, а потолок — последующие несколько дней их дочь не выходила из состояния шока и лёгкого забвения. Пора уходить К счастью, обнаруживается тот факт, что дражайший супруг, скоропостижно скончавшийся говнюк, Билл Шифр оставил по себе хижину в лесу на окраине города, куда овдовевшая супруга вместе с сыном перебирается как можно скорее, не взирая на отговоры матери. «Матери». Женщина с натянутой улыбкой и грустными глазами просила дочь и внука не покидать её так скоро, остаться на немного, буквально до Пасхи… Мейбл чуть не перекосило от мысли провести здесь ещё столько времени, девушка четко ощущала неискренность, вовсе не от любви… Просто разве кукла способна изобразить настоящее чувство? Но вот родительский дом остался позади, удаляясь в окне автобуса на окраину. Приглядываясь к тихим аккуратным улочкам, на которых с наступлением вечера редели люди, Мейбл судорожно сжимала сына на руках — весь город был исскуственным. Таинственного кукловода выдавало многое: неестественная походка жителей, полная тишина, скованность поз и стеклянные глаза у каждого, чьё лицо она могла разглядеть. Что здесь происходит, Амабель понять так и не смогла, ощущения реальности этого мира были настолько сильными, что девушка едва ли могла утверждать, будто ей подсунули новый мир обмана. Остаток дороги Шифр провела в мрачной задумчивости и в гнетущей тишине — в транспорте были только она и молчаливый водитель, движения у которого были резкими и отрывистыми, а сан точно бетонным, другой причины его полной неподвижности пассажирка не видела. Оказавшись в «их» с Биллом доме, в котором, по известно кем придуманной легенде, проходила счастливая супружеская жизнь, Мейбл выдохнула с облегчением: находящееся в полном хаосе помещение, явно и давно пустующее наводило девушку на мысли, что здесь никого не было, и не будет. Об этом хорошо говорила старая пыль на каждой поверхности, отсыревшая местами крыша и пустота, что в самой хижине, что вокруг — не было ни единого дома поблизости, только сосны, дубы да ручьи. Благодать. Окунувшись с головой в работу по дому, отвлекая себя от мрачных дум и тревожных вопросов, Мейбл убрала жилище, облазив и исходив каждый угол, а затем оставшись довольной безопасностью. Она, прежде всего, молодая мать, инстинкт навязчиво внушал идею защиты и всё малознакомой или подозрительное невероятно занимало внимание Мейбл для немедленного выяснения этого объекта. Спустя неделю усердных трудов она чувствовала себя полностью без сил, зато довольной и спокойной. Стоит указать, что место, оставленное Мейбл и Аври было довольно уютным: двухэтажный деревянный дом, с крепкими стенами и большими окнами с резными рамами, непробиваемая дубовая дверь, аккуратное крыльцо, пять комнат, три из которых спальни с камином в каждой, простота переплеталась с удивительным дорогим качеством и прочностью, такая постройка не боялась бы ни бури, ни грозы. Лунная ночь воцарилась над лесом, что встречал её своим тихим покорным шелестом. Небесное светило обернуло свой бледный лик к Земле, ласково глядя на всех её обитателей. Снова тишина. Ничто не шелохнется, и вышедшую на крыльцо молодую девушку это порядком злило. Она слышала, как пульсирует в висках, возможно, впервые в её жизни голова так болела вовсе не из-за шума, а наоборот. Их с Аврелианом бытие наладилось, хоть и находилось на тонкой грани между тихой паникой и полным сумасшествием. В этой Вселенной всё определённо не так. Амабель могла поклясться, что всё вокруг начинало движение, лишь когда попадало в поле её зрения, как в дешёвой компьютерной игре, когда карта игрока прогружалась лишь тогда, когда он на неё смотрит. Жить так означало положить саму себя (а ещё хуже и ребенка) на рельсы, а затем с мучительным страхом и одновременно желанием отсчитывать мгновенья до… Уже не важно Девушка долго всматривалась в окружающий дом лесной пейзаж, в большую бледную луну и понимала, что даже это подделка. Всё и все вокруг. Стало горько, промозгло и обидно. — Будь ты проклят, Билл Шифр! — Закричала девушка в темноту, она то всё равно знала, что там никого нет. Голос смолк, деревья шелестели, луна также висела на обсидиановом небосводе посреди звёзд. Девушка, поджав к себе ноги и опустив на колени голову смолкла, она, забыв саму себя и потеряв грань яви и фантазии, уж никак не ожидала услышать… — Я тоже скучал, mon cher.

***

/Pov Билл Шифр/ В тот день, когда я понял, что Всадники апокалипсиса пришли по мою душу, я осознал всю катастрофичность своего положения — во мне не было силы им противостоять, а за моё вмешательство в людской мир Высший Суд — инстанция, над которой не властен даже сам Сатана, заслал бы меня единогласным решением в самые низкие миры и гнилые тела, где моей демонической душе предстояло бы тухнуть миллиарды жизней. Ах, да! Забыл сказать, что выродился бы я в ничтожную мокрицу, которую, в лучшем случае, растопчут, и так по кругу. Я не хотел ни за что такой участи, потому как я создан карать, а не быть жертвой адских пыток! Мерзкий закон… Отберёт у меня то, чем я так дорожу — моя сила и моя семья. Ха-а-а! Семья… Да! Я стал пресмыкающимся озабоченным животным, что с какого-то хера вдруг почувствовало нужду в ласке. Не то, чтобы я был способен уподобиться нищенскому мясному мешку, но когда она касается меня, пусть даже когда бьёт, я… Хочу тут же взять её, силой или нет, но не отпускать… Никогда! С тех пор, что эта птичка оказалась у меня, во мне танцевала кадриль чёртова эйфория, и не было и дня, чтоб я не думал о Кометке. Людишки называют таких психами. Подходит ли мне этот диагноз, если я желаю её повсеместно и постоянно? Хм… Жаль, что сама она не разделяет этих чувств! Малышка глупа! Я могу дать ей всё, чего она пожелает, но сучка противиться, кривится, глядя на меня, вечно рыдает… А Я МЕСЯЦАМИ СОЗДАВАЛ ИДЕАЛЬНОЕ ТЕЛО! Да у меня было тысячи любовниц, но запала так сильно именно она, именно та, что отчаянно меня избегает. Впрочем, моя Кометка присмирела (я наложил на неё кучу чар) и когда я таки смог прочувствовать радость взаимной любви и отцовства, эти бездушные твари являются здесь… Надо было срочно что-то делать — надо было уберечь их, только из-за угрозы над женой и сыном (как странно звучит!) я отважился запрятать Кометку с моим наследником подальше, в созданную мной лично Вселенную, иллюзию общества и нормальной жизни, где они смогли бы пересидеть то время, пока я собираю силы. Клинок из церковного серебра и лавы — вот что я вонзил в себя тогда, вот что могло меня уничтожить и заставить откупиться хоть на часть, чтоб никто не трогал тебя, моя милая… /Конец Pov/ — Б-Бил… — В неверии безумно шептала девушка. — Ты… Ты… — Я? — Вопросительно протягивает парень. — Конченый придурок! — Мейбл сорвалась на крик, из глаз потекли слёзы, но к нему она не двинулась, не сделала и шага. Такой же, как и два с лишним месяца назад: самоуверенный, идеальный внешне молодой человек с пугающей аурой и с хитрым янтарным прищуром глаз. Довольный, будто ничего и не случилось, целый, будто не умирал у неё на глазах. Парень вожделенно рассматривал хрупкую бойкую Кометку, подмечая её прекрасную огненную злость, что яро плясала в больших ореховых очах, точеную фигуру, с которой совсем уж исчезли его багровые и фиолетовые отметины, молочную кожу, длинну распущенных волос… Внутри него распустилось желание, перебивающее все остальные мысли и цели, он так долго шёл к ней, и вот, оставалась всего пара шагов… Раз… — Не подходи! Я ненавижу тебя слышишь! Ты… Ублюдок! — В панике закричала Мейбл, благо Аври мирно спал за толстыми стенами в дальней комнате, не подозревая, что происходит на улице. — Милая… — Проваливай, Шифр! Ты мне не нужен! Два… Парень настиг Мейбл, сгребая ту в объятиях и не сдвигаясь даже под шквалом ударов её маленьких кулачков. — Ты даже не представляешь, какой путь я проделал ради тебя… — Ты… Ты оставил меня одну посреди этих… этих роботов! — Т-ш-ш, Кометка, теперь-то я здесь. — Плевать! Пусти меня! — Не хочу. Сопротивление девушки не дало результата — демон не сдвинулся ни на миллиметр, вместо этого перехватил руки Мейбл одной своей, а второй привлёк Кометку для поцелуя. Долгая разлука и тоска были вложены в требовательный напор его губ на её. Она всё ещё злилась, не хотела позволять супругу так просто касаться себя, а потому ощутимо укусила Билла за язык. В ответ девушка услышала тихое порыкивание сквозь поцелуй, что стал ещё более жадным, его алчные губы без конца сминали её пухлые, а юркий язык вовсю насиловал девичьи уста. Мейбл всё пыталась его оттолкнуть, мыча и трепыхаясь в его руках, когда парень наконец отстранился, неотрывно глядя на неё и ухмыляясь. — Непослушная, плохая жена… — Вкрадчиво шептал Билл, схватив девушку за волосы и силой потянув вниз. — Я не хочу! — Задыхаясь от бессилия простонала Мейбл. Демон нагло провёл языком по открывшейся шее, прикусив её. — Меня не волнует, хочешь ты того или нет… Не отрываясь от её нежной кожи, парень яростно боролся с этой молочной чистотой — он с голодом оставлял там свои отметины зубов, что расцветали багровыми розами. Девушка тихо всхлипывала в ответ на эти ласки. Он вновь вернулся к её губам, прижимая свою Кометку к стене, беспорядочно и жадно водя руками по её телу. Когда Билл добрался до девичьих бёдер, настойчиво залезая под платье, Пайнс предприняла последнюю попытку оттолкнуть мучителя, вложив все силы на удар. Да! Ей удалось освободиться, но лишь на миг, который она использовала, быстро сбегая прочь от дома. Громкий, почти звериный рык был ей ответом, через мгновение Мейбл была провалена на землю. Оседлавший её сверху Билл, смотрел на нее почерневшими глазами, с удвоенной силой прижимаясь к ней, демонстрируя крайнее возбуждение, что упиралось в неё. — Ты настоящая паршивка, — Притворно-ласково шептал ей парень. — ведёшь себя, как будто это помешает мне оттрахать тебя… — Б-Билл… — Тебе понравится. — Нет! Нет… Но было уже поздно. Слишком долго демон разума желал её, да и не понимал он вовсе, почему вдруг должен отказаться от своего по праву. Парень вновь набросился на губы жены, кусая, целуя жёстче, пытаясь наказать за неповиновение, а затем резко сменяя гнев на милость, он нежно сцеловывает слезы девушки, переходя на шею и ключицы. Сильные руки по-хозяйски изучали молодое тело, блуждая по груди, животу и бёдрам, сминая приглянувшийся участки соблазнительное фигуры. Её смелое сопротивление возбуждало ещё больше, а потому оба понимали, что ничего так просто не закончится. И едва только Мейбл смирилась с этой мыслью, его длинные пальцы коснулись её там, против воли она издала кроткий, но такой приятный его ушам стон. Шифр довольно улыбнулся через поцелуй, продолжая ласкать девушку. Он чувствовал, что супруга лукавит, и скрывает гораздо больше восхитительных откликов на его действия, чем даёт сейчас, очевидно, пытаясь состроить равнодушие. Но её личико очаровательно хмурилось, возводило глаза к сизым ночным облакам, она кусала распухшие губы и откинула голову, последние крупицы самообладания покидали её. Биллу это решительно не понравилось, желая проучить гордячку, он усиливает напор ласки, но в момент кульминации отстраняется, покидая супругу. Оная разочаровано стонет, неосознанно поддавшись телом к парню, безмолвно прося прекратить пытку. Когда это не работает, девушка поднимает на Шифра затуманенный и полный обиды взгляд, но супруг лишь оскалился. — Попроси меня… Она мотает головой, ещё борясь с желанием, хнычет, привлекая его внимание, но демон тоже едва держит себя в руках. — «Билл Шифр, возьми меня»… — В-возьми… — Я не расслышал, милая! — Билл, прошу! Возьми… меня… Он мгновенно отзывается на её отчаянный крик, входя в неё, целуя и подолгу вдалбливаясь в податливое тело девушки. Влюбленные подолгу наполняли тихую ночь криками, стонами и признаниями. Финальный рывок, и они оба выдыхают друг другу в губы слова любви, устало откидываясь на сухую траву, счастливо улыбаясь, клятвенно обещая быть вместе… Вечно запертыми, вечно влюблёнными Нет сказки, нет любви у зла, Догмат сей есть священен: Сгубила демона Звезда, Звезду сгубил же демон…