Когда звёзды падают

Тихо вокруг, точно мир умер, точно наступила абсолютная всеобъемлющая тишь… Ничто не шелохнётся, не двинется, и душа молчит, и сердце… живы ли они вообще? Под сомкнутыми веками пляшут бесноватые яркие пятна, а в голове отдаёт пульсацией горячая кровь. Сон не идёт, и яви нет, словно застряла меж двух миров, сама с собою и со всем миром. Страх не пропал, лишь притаился, ожидая, когда я хоть немного наберу сил, чтобы забрать их вновь. Всё тут — темнота и одиночество, и даже собственные мысли звучат до невозможности громко, заставляя сходить с ума. Я почти забываю, кто я, зачем и где нахожусь, сонный паралич наконец-то отпускает тело, давая вдохнуть полной грудью и скинуть с себя проклятое наваждение, что едва не убило меня. Раз-два-три… Звезда на небе гори… Мейбл понимала, что что-то явно не так — в глаза настойчиво лезло солнце, а тело ощущало тепло и подозрительное спокойствие вокруг. Обманчивое чувство безопасности насторожило очнувшуюся девушку, до глубины души поражая внезапным осознанием — она проснулась в отчем доме. Всё здесь угадывалось ею как по нотам: детская комната, их с Диппером двухэтажная кровать, её нижняя койка, те занавески из окон, та мебель в выцветших от времени наклейках, её плюшевые яркие игрушки и цветастые обои в безвкусных постерах — инсталляция её детства из воспоминаний, то, что она представляла перед сном, желая проснуться в родном месте, но желание запоздало, стало ненужным, и Пайнс меньше всего хотела оказаться здесь. Перед её взором всё ещё стоял напуганный, сумасшедший в своём страхе Билл Шифр, вонзающий в сердце клинок, чёрная смоль, стремительно покидающая его тело, словно кровь. Сердце не могло до сих пор унять бешеный стук, шок не проходил, и глаза блестели от слёз. В юном тельце бушевали самые разные чувства, ведь она так мечтала освободиться от пут демона, ставшего её проклятьем, но Судьба исполнила её мечту слишком поздно… Амабель влюблена, всё тело сладостно трепещет в объятьях Билла Шифра, ждёт его прикосновений, млеет от его голоса… А теперь его нет, но прошедшее казалось кошмаром, и Пайнс путала реальности, не различала границы материи и чувств, ей начинало казаться, будто это очередной сон, но вот просыпаться уже не выходило. Внезапно, откуда-то извне раздался детский плач. Мгновенно вскочившая Мейбл сразу узнала голос сына, откидывая прочь любые другие мысли как не о нём. Она, впрочем, подорвавшись, упала, но превозмогая боль и усталость в теле, бросилась на звуки плача Аври. Едва девушка приближается к двери в своей комнате, та открывается, впуская миссис Пайнс с ребёнком на руках. Девушка замирает, завороженно глядя на мать и своего ребёнка, пытаясь понять, что к чему. Она не в силах даже думать, впервые увидев самого родного человека за долгих пять лет разлуки. Сердце, бешено выбивающее рёбра своим стуком, сразу умолкло, ухнуло куда-то вниз, и в груди сильно защемило, но Мейбл мало волновала новая физическая боль, её глаза застлали слёзы отчаянной прогорклой радости встрече, мысли в голове роились и одновременно исчезали. А что, если это новая иллюзия, новая игра… Может быть, всё это происходит в её голове? Может, Билл устроил новую масштабную психологическую пытку для неё? Ну уж нет, слишком много чести ей, заурядному мясному мешку, иметь честь испытывать столь грандиозный возможный обман. Не мог даже демон инициировать целый ряд неоднозначных событий такого размаха из-за какой-то там Мейбл Пайнс, ведь чтобы заманить её в ловушку в прошлый раз не понадобилось других ухищрений, кроме как иллюзорного мира радости и вечного лета. Так неужели всё действительно взаправду?! Неужели девушка наконец увидела мать, самую настоящую, живую, не из снов и предсмертного бреда… Неужели почувствует наконец такие желанные её касания и объятия, и она не исчезнет, словно призрак или облако? Сердце гулко и радостно застучало. Пока Кометка разглядывала свою мать, миссис Пайнс, кротко и смущенно улыбалась дочери, и взгляд её постепенно сменился на беспокойный — она впервые видела свою девочку такой странной, она ведь пришла пожелать ей доброго утра, как обычно, так почему в глазах её ребёнка застыли горе и неверие? А Мейбл не могла поверить своему счастью — вновь видеть маму, излучающую любовь и уют мудрую женщину, с такими же шоколадными глазами и волосами, которые совсем немного тронуло серебро седины. В её тёплых трудолюбивых руках сидел Аврелиан, обхватив ручкой бабушкину шею и доверительно к ней прижавшись, жалуясь о чем-то своём. Она всё также, как и прежде, носила красивый бирюзовый сарафан, застиранный со временем, но также прекрасно сидящий на ней. А главное, она носила в себе то же огромное сердце и большие спокойные глаза, в которых отражалась целая Вселенная. Амабель, будто фейерверк, разорвало на тысячу частей от этой умилительной картины, и, не раздумывая более, девушка бросилась обнимать двух самых близких ей людей, не сдерживая более чувств. Трепетно и вместе с тем крепко она прижималась к своей маме и к сыну, рыдая навзрыд от переполнявшего её бесстыжего горя и отчаяния, безотчетного страдания и проблем, любви, что хотелось выплакать и оставить на сожжение маминой божественной ауре, как росу на солнце. Но в ответ Мейбл получила удивлённое и обеспокоенное мамино «что с тобой, милая?»… Оцепеневшая девушка медленно отстраняется от матери, заглядывая той в глаза — всё верно, миссис Пайнс натурально не понимала, в чём дело. Кометка в неверии застыла, сама не находя ответа на поставленный родительницей вопрос, её пронзило гадкое ощущение потерянности: разве не было тех пяти лет разлуки и войны? Пока Мейбл пыталась хоть как-то собрать себя по частям после чреды эмоциональных потрясений, почуявшая беду женщина поспешила отнести маленького Аври в его детскую, оборудованную для него ещё накануне его рождения, три года назад… Девушка не заметила, что мама отлучилась и пришла вновь, обратно на землю её вернуло нежное прикосновение миссис Пайнс, а затем последующее теплое объятие, в её руках хотелось остаться на всю жизнь… — Мейбл, милая, скажи мне, что случилось. Как ты себя чувствуешь? У тебя болит голова? Женщина на миг отстраняется, беря в руки лицо заплаканной растерянной Мейбл, поднимая на себя, желая понять уже взрослого ребёнка лучше. — Ты можешь рассказать мне всё… Но девушка продолжала молчать. Внизу хлопнула дверь, что прервало затянувшуюся паузу, заслышался басистый голос отца и смех Диппер. Диппер… Кометка встрепенулась и, под непонимающий взгляд матери, кинулась в гостиную встречать родных с работы, чего обычно не делала… Для миссис Пайнс вообще оставалось загадкой странное поведение дочери — она всегда была особенной, но порог сверхчувствительности и несуществующих спонтанных слёз она прошла в четырнадцать лет и обыденно сидела дома с сыном, лишь изредка навещая их, бабушку и дедушку, да и то, когда успевала… Может быть срыв? Но ведь ещё вчера всё было так хорошо и спокойно: старшая двойняшка, по совместительству заботливая мать и прилежная жена, пришла навестить их с отцом, планируя остаться здесь, в родном доме, до Дня рождения Аври. Весь прошлый вечер семья была в сборе — тёплая и уютная атмосфера, весёлый семейный ужин, смеющиеся брат с сестрой, вспомнившие детство и, конечно, любимейший внук, страшно радостный видеть бабушку и дедушку. Так случалось отнюдь не каждый день, миссис Пайнс прекрасно понимала постоянную занятость уже взрослых сына и дочери, но могла с уверенностью сказать, что в их жизни не было определённо никаких загвоздок и трагедий, чтобы сегодня поутру обнаружить Амабель такой замученной и напуганной, с большими от страха глазами. — …да! И он говорит мне, мол, пос… Мейбл? — Запнувшийся в рассказе Диппер перевёл внимание на стремительно бегущую сестру. — Что-то случил… Договорить он не успевает — девушка кидается на него с объятьями, из-за чего оба падают на пол, завалив по пути лампу и немало удивив мистера Пайнса. — Милая… — только и смог произнести не ожидавший ничего подобного мужчина. — Что случилось, сестрёнка? — Смеясь и шуточно уклоняясь от поцелуев двойняшки, спрашивает Диппер. Однако парень замечает, что лицо девушки влажное и красное от слёз. — Мейбл? — Как же я рада вас видеть… Вы не представляете, как я соскучилась… — безумно и не останавливаясь шепчет Пайнс, переключая внимание на отца и кидаясь обнимать и его, игнорируя удивлённые и несколько испуганные взгляды, вопросы, попытки её образумить. *** — Поздравляем! Поз-дра-вля-ем! Крики заглушает громкий выстрел большой хлопушки, и в воздух мгновенно взметает огромное цветастое облако из ярких конфетти. Аври восторженно завизжал, поощряя дядю Диппера на такие вот фокусы в его честь. Довольные гости без остановки улыбаются и что-то выкривают, а затем приносят большой и пышный торт. Амабель безучастно и безрадостно стояла в стороне, отстраненно, но с улыбкой рассматривая и вникая в дивную для неё какофонию звуков и ярких цветов. Подумать только: она впервые чувствует себя на празднике неудобно, чувствует себя чужой, а ведь это вечеринка в честь Дня рождения её сына… Что поделать — война выжгла напалмом это желание праздновать каждый день с размахом и радостью, разве что, праздновать его за тем, что выжил. По прошествии пяти адовых лет страха, борьбы и лишений, Пайнс уже не могла позволить себе лишнюю улыбку или расслабленность, громкие крики и все эти взрывы хлопушек, салютов искажались в больном теперь сознании, обретая тот страшный окрас ядовитого Странногедона, ассоциируясь только со смертью. Но сегодня она должна дебютировать на первом празднике после стольких лет напряжения, но былая королева вечеринок давно покоилась с миром, и всё, что девушке оставалось — делать вид, что она в восторге от всего этого, стоять и широко улыбаться, отрешенно глядя на всех тех, кто ещё вчера был мёртв, стоять и прокручивать реалии нового сумасшедшего мира, в котором она оказалась с легкой подачи Судьбы… и Билла Шифра. POV Мейбл Я схожу с ума… Моя жизнь мне не принадлежит и произошедшее — очередное тому доказательство. Что происходит? Ооо… Ну тут всё просто, как пареная репа! Меня занесло в другую реальность, в другое время, в другие обстоятельства по велению жёлтого гада, эгоцентричного самолюбивого козла, убить которого я могу и не могу одновременно! Во-первых, здесь он не всемогущий демон, огромными силами наводящий ужас на весь мир, а ученый, как ни странно, при том, судя по услышанных ото всех данных о моём, как оказалось, любимейшем муже, учёным он был замечательным, во-вторых, почему же всё-таки был? Год назад он бесследно пропал! Мудила! Даже здесь, даже сейчас ты бросаешь меня, ничего не объяснив, хотя, если подумать, этот хитрец сделал всё правильно, иначе я придушила бы его сразу, даже если бы и он, как и все остальные, ошалело смотрел бы на меня за мои расспросы о Гравити Фолз и о войне, о погибшем дядюшке Форде и прочих многочисленных жертвах… Ведь выяснилось, что я несу околесицу! В этой реальности ни я, ни Диппер ни разу не были в гостях у прадядей в Аризоне. А ещё Стэнли вовсе не заправляет Хижиной Чудес, а служит коком на флоте, а Стэнфорд — не гениальный учёный (эту роль на себя взял мой муженёк), он… Внимание! Отшельник, скрывающийся в лесах, и вообще, про него в семье говорить непринято. Во мне тут же появилось крепко засевшая догадка о том, что кое-что, но подстроено моим ненаглядным химиком-ядерщиком, однажды загадочно исчезнувшим во время одной из командировок. Я убью его! Я знаю, я чувствую, что мы ещё свидимся, и я прикончу Билла Шифра за всё! Начнём с того, что мне пришлось расспрашивать окружающих о себе самой, и хоть я, как могла осторожничала, понимая как странно выгляжу, не зная о собственном муже, жизни, да и хотя бы распорядке, всё равно ловила подозрительно-обеспокоенные взгляды родни, особенно когда в разговоре с братом я упомянула его обожаемую Венди, которую он, как оказалось, и знать не знает. Про демона разума, дневники, Гидеона и Пасифику, привидений, роботизированных чудищ, ожившего конфетного монстра, Русалдо и гномов я всё же решила умолчать… До боли в сердце во мне отзывалось знание о том, что из нашей с Диппером этой жизни не возьмёшь ничего, кроме посредственных воспоминаний о походах в кафе или редком посещении кружков, учёбы, ну и прочих скучных штук из самых банальных сюжетов человеческой жизни. Ведь где-то там, в маленьком Гравити Фолз уже не будет такого лета: в этой реальности там нет аномалий и никогда не будет нас. Там где-то живёт Зус, Венди, Кенди Гренда, Робби, Гидеон, Пасифика и многие другие, для которых мы незнакомые чужие люди. И вот в чём штука: если бы я не владела знанием о пережитой альтернативной жизни, мне жилось бы намного легче без мыслей о людях, которые меня и знать и знали, но которых люблю и помню я… Я ненавижу тебя, Билл Шифр. Но проходит неделя, и я вроде бы как понимаю что к чему… Спасибо тебе, дорогой, хоть за то, что не отобрал сына своими играми со Вселенской магией. Напыщенный индюк… Аврелиан — всё, что у меня осталось, всё, что держит в здравом уме и доброй памяти. Моё единственное солнце и спасение, которое сидит и улыбается, откровенно наслаждаясь общим вниманием. Ему уже три года… А родился он, как выяснилось, в солнечном мае, девятого числа. Тут-то всё происходило цивилизованно, и дети не появляются, потому что психованный демон разбил ларец с Дарами… Твой сын так похож на тебя, треугольный говнюк… Так повелительно, в свои то годы, смотрит на поздравляющих его толпу гостей, сидя на высоком детском стульчике, как на троне. Я с замиранием сердца смотрю, как моё чудо задувает свечи на именинном торте, в следующий миг, под взрывные аплодисменты присутствующих, бегу зацеловывать маленькую довольную рожицу моего взрослого мальчика. Вскоре меня оттесняют родственники, желающие потискать и отдать дань внимания внуку/племяшу/кузину и так далее… Пряча слёзы радости и чувств, выхожу из комнаты, желая оказаться на улице, дабы хоть немного отдышаться и успокоиться. Но даже на заднем дворе дома, в тишине и спокойствии, начинаю безудержно выть и рыдать от накатившей за всё это время тяжести, непонимания, потерянности и счастья, что все, всё-таки, живы. Конец POV