Ataashi Asaara

      Похоже, Калах действительно соскучилась по Асааре, потому что ночью им было очень хорошо. Гномка страстно, но при этом не причиняя лишней боли, ласкала ее и обдавала своим дыханием — видимо, взамен невысказанных слов. Асаара благодарила ее за это всем чем могла, и им было хорошо. Очень хорошо.       На сей раз Калах даже не сразу ушла от нее: некоторое время Асаара дремала с гномкой под боком. Было очень удобно — и, когда она ушла, стало пустовато, это чувствовалось даже сквозь сон.       В общем, ночь прошла хорошо.       Но днем снова пришло беспокойство. Асаара видела, что оба таллис и Натаниэль говорят поочередно с разными Стражами — негромко, в стороне, наверняка пытаясь убедить в чем-то. Адайя объяснила ей, что они пытаются предотвратить возможный мятеж в ордене.       — Кто может возмутиться? — удивилась Асаара. — Командор со всеми обращается хорошо.       — Хорошо-то хорошо, но многие возмущены отсрочкой, которую получили аввары. Кто-то недоволен и политикой Адвена, что он слишком… мягок со Стражами. Таких мало, но в случае общего возмущения они могут поднять голову.       Асаара удивленно заморгала. Если бы Командор не обращался с другими мягко, чем он отличался бы от военачальников Кунари? Он бы просто заставлял остальных делать то, что ему нужно, и жестоко наказывал за неподчинение. И этого хотят южане?       — Они не правы, — убежденно проговорила Асаара.       — Да, я знаю, они не правы… но они есть, и поэтому сейчас ребята говорят с каждым по отдельности. Если собрать всех вместе, это привлечет внимание авваров, а мы стараемся держать все это в секрете от них.       Асаара кивнула:       — Правильно. Им есть о чем думать.       — Пообщаешься пока с Хелой? — неожиданно попросила ее эльфийка. — За ней… нужен присмотр на всякий случай.       Асаара молча кивнула: хоть это и казалось ей плохой идеей, спорить с более опытным Стражем не пристало. Она обнаружила авварку во дворе крепости. Та тренировалась со щитом и мечом, как и другие воины — но поодаль от них. Тренировочному манекену доставалось от нее на орехи. Едва завидев Асаару, Хела нахмурилась и, не выпуская меча из рук — словно готовясь напасть — заявила:       — Уходи.       — Я хочу только говорить, — сказала Асаара, примирительно поднимая руку.       — А я не хочу говорить.       С этими словами авварка отвернулась и снова принялась наносить удары манекену. Асаара молча наблюдала за ней. В конце концов, Адайя ведь сказала ей «присмотреть» за Хелой, это самое важное…       — Ты так и будешь тут стоять? — гневно поинтересовалась авварка, не оборачиваясь.       — Да.       Хела зарычала, но не обернулась и только продолжала тренировку. Так прошло около получаса, пока Асаара не заметила приближающегося к ним Кейра. Улыбнувшись, он поинтересовался у нее:       — И давно ты тут стоишь?       — Полчаса.       Слегка нахмурившись, Кейр понизил голос:       — Просто так?..       — Да, — Асаара ответила так же тихо. — Она не хочет говорить.       — Ясно.       Встав рядом, таллис принялся наблюдать за тренировкой Хелы. Асаара сначала удивилась было — она ведь уже следит за авваркой, неужели он не доверяет ее глазам? — но Кейр громко произнес, обращаясь не к ней:       — Хороший удар. Я не думал, что можно так эффективно задействовать левую руку.       Обернувшись на его голос, Хела раздраженно отозвалась:       — Уйди, низинник. Я уже сказала, что не хочу говорить.       — Я вижу. Ты хочешь разнести этого несчастного болванчика в щепки. — Он сочувственно вздохнул. — Я понимаю, что ты злишься.       — Ты ничего не понимаешь.       Таллис приблизился к ней. Авварка, нервно дыша, сжала рукоять меча еще крепче. Вздохнув, Кейр негромко произнес:       — Я знаю, что у тебя была семья. Мне очень жаль, что ты больше не с ней.       — Не надо жалеть меня, низинник, — сквозь зубы прорычала Хела: ей как будто было больно это слышать. — Уйди.       Он примирительно поднял руку вверх.       — Я был в такой же ситуации, что и ты. Меня насильно забрали в Серые Стражи, против моей воли, против желания моей семьи. Я понимаю, что ты чувствуешь. — Прежде чем авварка успела возразить, таллис вдруг сказал: — Я только не понимаю, где твой муж.       Хела даже оторопела от неожиданности.       — Он в оплоте… там, где ему и положено быть. Зачем этот глупый вопрос?       — Тебя ведь забрали в Серые Стражи против твоего желания? — Поколебавшись, она кивнула. — Как он тебя вообще отпустил?       — Что ты хочешь сказать, низинник?       Ее слова были злыми, но потеряли уверенность. Кейр посмотрел на нее — внимательным, долгим взглядом, как будто видел ее насквозь — и проговорил, не отводя глаз:       — Если бы я был женат, и кому-то взбрело в голову призвать мою жену в Серые Стражи, да еще против ее воли, я бы вызвал его на дуэль. Или упросил бы принять в Стражи нас обоих. Или шел бы за ними по пятам, надеясь при первом же случае спасти ее. Мне было бы глубоко наплевать на Право Призыва и традиции Стражей — я бы ни за что не расстался с любимой женщиной.       Хела смотрела на него, раскрыв глаза, словно отказываясь верить его словам. Ее рука дрогнула, и она, заметив это, поспешно спрятала меч в ножны. Сжав освободившиеся руки в кулаки, она гневно заявила:       — Говори прямо, низинник. К чему ты клонишь?       — Мне не пристало такого говорить, я тебя совсем не знаю и не знаю ваших отношений, но… — Таллис снова взглянул ей прямо в глаза. — Твой муж тебя вообще любит?       — Как ты смеешь!..       Впрочем, в голосе авварки было больше отчаяния, чем гнева. Не дожидаясь ответа, она отвернулась. Асаара заметила, что глаза ее блестят от слез. Впрочем, авварка не поддавалась им: лицо ее стало неожиданно задумчивым.       — Прости меня, — сочувственно произнес Кейр, делая к ней шаг, — я знаю, эти слова звучат жестоко…       — А ведь… клянусь Кортом, низинник, это правда. — Хела выглядела потрясенной, но держала себя, как подобает. — Ведь там, на пиру… он косился на эту шлюху Свару! Я думала, он попытается отговорить ее, умаслить чем-то… но нет. Значит, те сплетни были правдой. — Она горько усмехнулась. — Вот почему эта дрянь хотела от меня избавиться! Я мешала им резвиться! Ах, сукин сын! А я еще отмахивалась от досужих сплетен…       Кейр вопросительно посмотрел на Асаару, и та решила пояснить:       — Свара — тан их оплота. Главная.       Вздрогнув от неожиданности, авварка гневно обернулась к ней:       — Ты еще здесь, кунари? Кто еще подслушивает?       — Никто, больше никто, — успокоил ее таллис. — Не обращай внимания. Асаара умеет хранить тайны.       — Тоже мне тайна. — Хела снова отвернулась, скрестив руки на груди. — Весь оплот, наверное, ее знает. Боги, какой же дурой я была.       Асаара хотела было сказать, что нельзя было о таком догадаться, но Кейр сделал ей знак замолчать. После паузы он тихо произнес:       — Мне очень жаль, если я оказался прав.       — Зачем ты меня жалеешь? — зло произнесла авварка.       — Потому что я знаю, каково тебе пришлось. Я знаю, что оказаться без семьи очень тяжело. Но… когда ты становишься Стражем, тебе больше нечего терять. И у тебя появляется новая семья. — Усмехнувшись, он прибавил: — Местами очень странная и дикая. Но все же это семья, и все понимают, каково приходится новым рекрутам. Мы готовы их поддержать. Поддержать тебя. Если ты захочешь, Стражи станут твоей семьей.       Хела посмотрела на него долгим взглядом и наконец покачала головой.       — Меня не умаслить такими словами. Поищи себе другую женщину.       Таллис улыбнулся:       — Уже нашел. — Вдруг беспокойно дернувшись, он быстро прибавил: — Не волнуйся, это не ты. У меня уже есть любимая женщина. Но это не отменяет того, что я сказал. Просто… дай Стражам шанс, хорошо?       Хела снова внимательно посмотрела на него и ушла, ничего не сказав. Хотя, судя по все еще сжатым кулакам, ее гнев и боль никуда не делись, она все же явно услышала его слова. Даже не стала по привычке звать его «низинником».       Посмотрев на Кейра, Асаара изумленно произнесла:       — Я удивлена. Ты знал про ее мужа?       — Только то, что мне пересказала Адайя, — пожал он плечами. — Остальное додумал.       — Как ты догадался? Ты там не был, ты не видел ее мужа. Как ты знал, что он любит другую женщину?       Вздохнув, таллис отозвался:       — Не знаю, как у кунари, но у людей супружеская неверность — обычное дело. И мне действительно жаль, если Хела любит своего мужа куда больше, чем он ее.       Асаара изумленно покачала головой. То ли она совсем не разбирается в отношениях людей и их странной любви, то ли Кейр видит других насквозь.       Прямо как Командор.       — Удивительно, — наконец произнесла она. Таллис улыбнулся:       — Удивительно то, что тебе незнакомо само понятие измены. Я тебе даже завидую.       — Измены?       — Супружеской неверности. — Видя ее недоумение, Кейр пояснил: — Если муж, например, спит не с женой, а с другой женщиной, и любит ее больше, чем жену. Или, наоборот, жена… изменяет ему с кем-то.       — То есть, — уточнила Асаара, — они поженились, а потом нашли себе других кадан-возлюбленных? Но остались вместе? Почему не разойтись?       — Не всем хватает честности признаться в измене. Вот как мужу Хелы, например, если он действительно ей изменял.       Асаара покачала головой:       — Глупо. Если нашел себе другого кадан-возлюбленного, надо остаться с ним. Обманывать прежнего — неуважение. Он заслуживает знать правду.       Таллис посмотрел на нее долгим взглядом. Асаара уже забеспокоилась было, что сказала что-то не так, но он вдруг улыбнулся:       — Твоя честность достойна восхищения, Асаара. Жаль, не все думают так же, как ты.       — Люди любят ложь?       Он неопределенно повел плечами.       — Все любят ложь. Не сказал бы, что только люди.       — Я не лгу. Калах не лжет.       Кейр почему-то усмехнулся.       — Она просто не может говорить, поэтому и кажется прямой и честной. На самом деле она коварна… как и всякий аристократ. — Покачав головой, он посмотрел Асааре в глаза и с беспокойством произнес: — Будь осторожнее с ней, хорошо?       Асаара кивнула, про себя недоумевая. Таллис говорит, что всякий аристократ коварен — но ведь он тоже аристократ? Значит, и он лжет ей, и он затевает недоброе? Нет, этого не может быть: он всегда действовал на благо ордена. Но почему он тогда противоречит сам себе? И почему все настроены против Калах? Неужели она действительно настолько опасна? Это стоило выяснить, и как можно скорее.       Найдя Калах среди тренирующихся бойцов, Асаара отозвала ее в сторону. Гномка заметно удивилась этому, но все же пошла следом и сразу протянула ей тетрадь. Асаара написала:       «Все считают тебя опасной. Почему?»       На губах Калах появилась хитрая улыбка.       «Кто эти «все»? Назови мне их имена».       «Не могу. Скажи, почему?»       «Они меня боятся, рогатик, только и всего. Я очень сильна и упряма, и не всем это по душе».       «Я не рогатик».       Гномка беззвучно усмехнулась.       «Хочешь стать такой же упрямой, как я? Ты движешься в нужном направлении».       Асаара покачала головой. Она чувствовала, что Калах действительно не говорит ей всей правды. Но почему? И, главное, как заставить ее быть искренней?       Гномка тем временем, подумав, приписала:       «Даже если ты веришь чужим сплетням, ты все равно приходишь ко мне. Значит, ты меня не боишься?»       «Нет».       «Почему?»       Асаара подумала, что-либо ей придется сказать правду, либо придумывать странные отговорки. Но говорить правду (даже на письме) тоже оказалось тяжело. Мало того, что надо было как-то уложить беспокойные мысли в слова, так еще и гномка могла отреагировать на них как угодно — удивиться, рассмеяться, разозлиться… но угадывать ее реакцию было глупо. Отбросив сомнения, Асаара написала:       «Я вижу, что ты хочешь сделать хорошо. Ты говоришь зло и гордо, но ты делаешь хорошо. Ты хочешь помочь. Как такого бояться?»       Когда Калах прочла это, лицо ее стало изумленным. Карие глаза непонимающе уставились на Асаару. Она не сразу нашла в себе силы усмехнуться, пожать плечами и написать:       «Ты очень, очень странное и наивное существо, рогатик. Как ребенок, который не понимает, что за пределами его комнаты — опасный и жестокий мир, в котором все готовы перебить друг друга».       — Я это понимаю.       Асаара подумала, что для большего значения лучше будет сказать это вслух, а не написать. Гномка вдруг вздохнула.       «Жаль, что приходится писать все это, а не разговаривать нормально. У тебя шикарный голос. Только слов из тебя клещами не вытянешь… а жаль, жаль».       Снова усмехнувшись, гномка захлопнула тетрадь и ушла. Асаара непонимающе смотрела ей вслед. Теперь Калах похвалила ее голос… похоже, она действительно нравится гномке. Может, показать ей нарисованный портрет?.. впрочем, нет, лучше не стоит — иначе гордости в ней станет еще больше.       Спать ночью у Асаары получалось с трудом: в голову лезло столько мыслей об авварах, Калах и супружеской измене, что сон просто не шел. Наконец ей удалось погрузиться в тяжелую дрему — но ненадолго. Сквозь сон Асаара услышала чей-то настойчивый шепот:       — Проснись, быстрее! Время не ждет!       Будили не ее, но она все равно открыла глаза.