Bird In The Thyme

Очнувшись, Рук кашляет, слабо осознавая, что вертолёт горит, а огонь облизывает его кожу. Он смотрит на землю и сжимает глаза, чувствуя резко нахлынувшее головокружение, от которого его замутило. Он понимает, что он висит вверх ногами и свисает с вертолетного сиденья с ремнём безопасности, который плотно прижимался к его талии. Задняя часть его горла горит, и желчь готова вылезть из желудка Рука. — Есть там кто? Хоть кто-нибудь? — слышится треск из гарнитуры. Во рту Рук чувствует вкус железа и грязи, и разбитых мечт. Он просто хочет держать глаза закрытыми и притворяться, что всё в порядке. Что случилось? Как вертолет потерпел крушение? Рук может слышать, как части разбитого вертолета скрипят и стонут под тяжестью неба. В голове Рука бурно мелькает яркий образ того, как кто-то спрыгивает с задней части вертолета и попадает в стремительно кружащиеся лопасти. О. Вот как. — Если кто-нибудь там, пожалуйста, отзовитесь! Пожалуйста, — гарнитура снова оживает. Рук пытается дотянуться, но слишком крепко застрял. — Пришло время проснуться и предстать перед судом, — промурлыкал голос где-то рядом почти проникновенно. Тот же самый человек от души продолжает напевать хриплым голосом: «о, благодать, как сладок звук…». «Что спас меня, негодника, от мук», — Рук пропевает остальную часть текста про себя. Как кто-то может петь, когда мир горит? Рук открывает глаза, но всё, что он видит, — это просто размытая смесь оранжевых искр и серых теней. Он слепо тянется к свободно свисающей гарнитуре, чувствуя прилив радости, когда его кончики пальцев касаются теплого металла. Он хватается за него, как за спасательный круг, и тянет его ближе к себе. Кто-то крепко сжимает его руку, останавливая на полпути. Больно, чужие пальцы царапают его кожу, и это ничто, по сравнению с тупой болью в остальной части его тела. — Что спас меня, — поет человек, глядя в душу Рука. — Негодника, — продолжает он пялиться, — от мук. Всё в беспорядке. И в центре этого беспорядка находится этот человек. Зрение Рука фокусируется, и он понимает, что Иосиф Сид чертовски близко к его лицу. «Его лицо полностью исцарапано, а очки в полном порядке?» — безумно думает Рук. Иосиф отпускает его руку. Рук знает, что если он выживет, он проведет много времени, изучая и просматривая синяки в форме пальцев на правом предплечье. Рук не знает, что происходит вокруг него, за исключением доносящихся звуков извне. Это что-то вроде тишины. Потрескивание огня всё ещё сжигает вертолет, тихие топтания культистов, перезаряжающих оружие, и приглушённая смесь вопля, криков и шёпота. Доносящиеся сторонние звуки убаюкивающе действовали на Рука, он почти хочет, чтобы огонь поглотил его вместе со своими проблемами. — Вы там? Хоть кто-нибудь? Пожалуйста, — гарнитура вырывает Рука из транса. После удара и волны головокружения Рук находит силы, чтобы вспомнить имя человека на другом конце. — Я же сказал, что Бог не позволит тебе забрать меня, — произносит Иосиф, уголки губ поднимаются вверх. Рук хочет сказать, что бóльшая часть работы была проделана культистами Иосифа, а не Богом. До него доходит, что его челюсти болят так же, как и остальная часть его тела, и он не может говорить, не говоря уже о том, чтобы едва дышать. Взгляд Иосифа Сида нервирует. Кажется, будто он смотрит в душу Рука, ищет грехи, вшитые в его сердце. В глазах Иосифа бешенство и торжество, и есть что-то ещё, что Рук не мог понять. — Пожалуйста. Мне нужно знать, что происходит, — кричит голос через гарнитуру. Больно даже глотать. — Диспетчер, — мягко говорит Иосиф, всё ещё сохраняя свой пронзительный взгляд на Руке. — Здесь всё просто прекрасно. Не нужно никого вызывать. — Послышался вздох. — Да, Отец. Хвала вам. Челюсти Рука сжимаются в гневе. Она была на стороне сектантов, эта подлая миленькая… Иосиф опускает руку, держащая гарнитуру, и наклоняется ещё ближе к Руку, как будто он уже не был достаточно близко. — Никто не придет, чтобы спасти тебя, — устрашающе шепчет Иосиф. Рук не может ничего сделать, кроме как смотреть в отчаянии, как Иосиф вылезает из вертолета, чтобы поприветствовать своих последователей, остальных культистов. Иосиф оставил Рука наедине со своими мыслями об ангелах, в районе живота у помощника появилось сосущее ощущение с привкусом горечи. Они так смотрели на Рука, будто бы он был дерьмом на подошве их обуви, или куском сгнившего мяса в их мусорных бачках на задних дворах. Рук вымотан, и он ненавидит культистов с той же силой. У него просто недостаточно сил, чтобы злиться. Рук вспоминает, как другие в вертолете приходили в себя; помнит, как боролся с ремнём безопасности; помнит жар пламени, бег и то, как спотыкался; помнит пугающий взгляд Иосифа Сида, а затем — ничего. Он просыпается и становится лицом сопротивления.