Тёмная ночь

      Есть одно важное воспоминание, к которому командир Ли Минхён постоянно возвращается. Ему тогда было 13 лет, война только началась, а он уже потерял всех.       Минхён беспризорником скитался по улицам разрушенного города, пытался раздобыть еду, прятался по углам и подъездам. Автоматный ряд, выкрики солдат и взрывы стали для слуха привычны. Только пролетающие мимо истребители все еще заставляли вздрагивать ― как услышал этот тревожный гул впервые, когда бомба попала в их дом, так не может забыть до сих пор.       Свою мертвую маму он помнит хорошо, отца, что бежал навстречу и упал от выстрела тоже помнит детально, но вот брата… брата забыл. Забыл настолько феноменально, что не может воспроизвести в голове черты лица родного человека. В день первой бомбежки они успели выбежать из дома. Минхён помнит крепкую руку на запястье, что тянула сквозь пыль и туман от взрыва за собой, но больше ничего вспомнить не в силах. Ни голоса, ни лица, ни имени. Что-то шарахнуло совсем рядом и руку его отпустило. Минхён временно оглох и ослеп, а как очнулся ― остался совсем один. Брата не было.       Каждый день в город прибывали новые солдаты, как свои, так и вражеские. Минхёну никак не удавалось попасть в лагерь местных ― он бродил по городу, некогда светлому, некогда счастливому и наполненному людьми, и пытался хоть где-то приютиться в этой теперь мрачной, хмурой и страшной местности. Еду находил в заброшенных домах, но со временем вся она испортилась, ― выживать было все сложнее.       Неизвестно, что бы с ним сталось, если бы в один из таких темных, наполненных страхом и выстрелами дней, Минхёну не повстречался молодой солдат.

***

      Война пришла внезапно. Тэён сидел в грузовике и сжимал ружье, выданное утром. На нем была новая форма, только-только привезенные из ближайших заводов жесткие и неудобные берцы, пояс, туго сжимающий тело и фуражка, что оказалась великовата. Рядом сидели другие ребята ― тоже молодые, некоторые даже помладше, лет 16-17, ему же только исполнилось 18.       Из соседнего города поступила тревога о нападении, вышел приказ отправить всех мужчин на фронт. Тэён помнит, как вернулся с учебы и мать уже с порога повисла на его шее с истерикой. Никого у нее больше не было, муж погиб много лет назад, оставив после себя одного сына. Тэён успокаивал мать, сказал, что быстро вернется и чтобы она ждала его с победой. Она же была безутешна и уверяла, что помрет как только он её покинет. Выбора у него теперь не было ― умирать было нельзя.       Первая перестрелка не сильно отразилась на нем. Он убил несколько вражеских солдат, сам не поймал ни одной пули и теперь, совершенно здоровый, сидел в компании других ребят и спокойно начищал грязным платком ружье. Стоял тихий гул, кто-то плакал, кто-то скулил от ран, одни знакомились и рассказывали, откуда приехали ― почти все здесь были из ближайших городов. Кто-то негромко запел. Тэён оказался в числе тех, кто помалкивал, предаваясь своим мыслям. О войне, что пришла внезапно, о жизни, что должна перемениться, о смерти, что теперь поджидает за каждым углом, и о доме, что кажется дальше, чем когда-либо.       Ранним утром началась вторая перестрелка. От громыхающего гула истребителей и взрывов все повскакивали со своих мест. Атаковали и с воздуха, и с земли ― Тэён видел, как погибают его товарищи. Он толком не успел ни с кем из них познакомиться, но каждый раз ощущал, как тяжелеет в груди от вида мертвых тел молодых ребят, которые могли бы стать ему друзьями.       В этом оглушительном хаосе, новобранцы, что никогда в жизни не держали в руках оружие, разбрелись, кто куда. Тэён отстал, погнался за кем-то, вместе с тем, пытаясь укрыться от бомб истребителей, не заметил, как забрел в пустую и мрачную часть незнакомого города. Там он спрятался в свободном здании и стал выжидать. Перестрелка утихла и он вышел из укрытия.       Пустая тихая улица пахла пылью и, как и все в этом городе, веяла смертью. Он знал, что где-то здесь затаился враг ― потому что бежал за ним. Тэён шел тихо, близ стен и внимательно вглядывался во все окна и углы, крепко сжимая в руках оружие. Сейчас он мог бы услышать даже шорох за два здания от себя, и услышал, но над собой. В мгновение легкое шарканье подошвы по земле вызвало цепную реакцию ― выстрел один, второй, стрелял Тэён или его враг ― не понятно. Из окна над ним вдруг вывалился солдат и глухо ударился о сухую землю. Тэён быстро отскочил и навел ружье сначала на него, а после и вверх ― на окно.       ― Не стреляй! ― раздался сверху голос мальчика.       Тэён застыл. Местные жители? Разве их не должны были вывезти еще месяц назад?       ― Я свой, не стреляй! ― еще раз крикнул мальчишка и Тэён опустил ружье, щурясь от солнца. Разглядеть ребенка не получалось, но он видел, как чья-то фигура нырнула в окно и тут же услышал быстрый стук шагов по лестнице. Тэён отчего-то все же навел оружие на дверь. Мальчик, что выбежал, оторопел и застыл с напуганными лицом.       Это был скорее юноша, чем ребенок. Тэён не умел определять возраст, так что терялся в догадках ― ему 10 или 14 лет. Все лицо грязное, руки ободраны, обувь на ногах едва ли держится и одежда совсем в плохом состоянии. Тэён опустил оружие, но только потому, что у него ослабли руки. Так выглядит война ― мальчик, едва живой, тощий, усталый, больной и со взглядом, от которого щемит в сердце.       ― Что ты здесь делаешь? ― глухо поинтересовался Тэён.       ― Я тут живу, ― тут же ответил мальчик и вытер лоб тыльной стороной ладони, только размазывая по нему грязь.       ― Давно?       ― Пару дней. Но скоро и сюда солдаты придут. Надо будет искать новое место.       ― Ты здесь совсем один?       ― Не знаю. Других пока не встречал.       ― Где родители?       ― Папу застрелили.       ― А мама?       ― Маму убило бомбой.       ― Больше никого у тебя нет?       ― Еще брат был. Но он потерялся. Или это я потерялся.       ― Где же ты ночуешь?       ― Где придется.       Тэён сглотнул наступающий ком в горле. Впервые ему стало так душно и тяжело. Прощаясь с матерью, сидя в грузовике с молодыми солдатами, видя смерть товарищей, убивая врагов ― до сих пор все это он словно игнорировал, не пропускал глубоко в себя. Одним своим видом этот грязный, ободранный мальчик заставил пережить все с новой силой ― запихнул в самое сердце ему эту бомбу и Тэён разлетелся на маленькие кусочки, уже не в силах собраться обратно. Он почувствовал, как немеют ноги и подошел к стене, присаживаясь и припадая к той спиной. Мальчик подошел и сел рядом, и Тэёну стало только тягостнее.       ― Как тебя зовут?       ― Минхён.       Тэён тяжело вздохнул, не глядя на Минхёна. Он сидел, сгорбленный под тяжестью своих дум, и пытался успокоиться. Внутри все разрывалось на части. Сколько таких беспризорных мальчишек бегает по этому городу? И сколько будет еще бегать? А бомбы, бомбы эти с истребителей? Как может быть Тэён уверен, что его мать все еще не постигла та же участь, что и маму этого мальчика? Этот одинокий беспризорник умрет через месяц в лучшем случае ― его или убьют, или его скосит голод.       Тэён взглянул на руки Минхёна ― костлявые, черные, ободранные, на пальцах запекшаяся кровь. Этот ребенок страдает. Тэён поднял голову и встретился с глазами мальчика ― единственная чистая и светлая часть его лица. Темные зрачки дрожали, на грязных щеках видны следы от слез ― недавно плакал ― волосы пыльные, растрепанные, пряди липнут ко лбу.       ― Чего ты, солдат? ― внезапно тихо сказал Минхён и Тэён с ужасом осознал ― этот ребенок умрет, умрет и очень скоро. И он, Тэён, тоже умрет. Может быть, завтра, может быть, через неделю. Мать его так и не дождется сына, а этот мальчик так и не дождется матери.       Мысли о матери сломили его окончательно и Тэён притянул мальчишку к себе в крепкие объятья. На глаза навернулись слезы, война только началась, а боль уже невыносимо скулила на сердце.       Минхён был не против. Он немного удивился, но после понял, что ему были необходимы хоть чьи-то объятия. Он скромно похлопал солдата по спине ― ткань его формы грубая, но теплая, ― и они отстранились. Не было неловкости во взгляде, не были сконфужены движения ― они оба нуждались в этом действии.       ― Минхён, ― тихо сказал Тэён, ― Ты знаешь, кто я такой?       Мальчик недоуменно моргнул, снова размазывая запястьем грязь с лица, шмыгнул по привычке, и в упор уставился на солдата.       ― Кто?       ― Я твой брат.       ― Брат? ― он глянул недоверчиво, слегка напугано, как заметил в чужих глазах что-то родное, что-то слишком теплое и знакомое. ― Брат!       Минхён подорвался с места, накинулся на старшего и начал целовать его по всему лицу, обнимать, плакать от счастья такой мощи, которое может быть только после самого большого горя. ― Я знал, что ты меня найдешь! Знал! Я ведь ждал, так ждал и верил! Братик, я же знал! ― тонкие слабые руки стискивали шею солдата, Минхён улыбался счастливо сквозь слезы, прижимался со всей силой, какая у него еще осталась. Тэён же улыбнуться не мог, но обнимал крепко, по-отцовски гладил ребенка по спине.       ― Прости, что потерялся. ― глухо произнес Тэён и, стиснув Минхёна сильнее, на выдохе разрыдался горькими слезами, которые жгли ему горло все это время