История не нова: учитель

Захожу в комнату, вижу на неразложенном диване ворох тряпья. Одеяло, простынь — все в кучу. Под кучей угадывается силуэт. Слабое его шевеление. Достаю из пакета банку с бульоном и ставлю на тумбу.  Специально погромче, чтобы добиться хоть какой — то реакции от учителя. Но он молчит, только стонет. Вообще не знаю, что делать и что говорить. Но вроде и не уйдешь просто так. Неприлично. Пододвигаю стул, сажусь, смотрю перед собой. ‎- Сергей Вениаминович, это я, Смирнов Валя. Слышите? Бабушка вам суп передала. Вы сильно больны? ‎ Обжешник невнятно мычит в ответ, пытается повернуться. ‎- Валечка… — слышу я. ‎- Да, это я. Ну, я пойду, наверное. Отдыхайте. ‎- Не… Не… Ух. — он заходится в кашле. ‎Просто тошно! Может, он с бодуна? Никак не просохнет? Или?.. В кино так кашляют, когда помирают. Не знаю, что на меня нашло, но я вскакиваю и хватаюсь за край одеяла. Пытаюсь стащить его. Не получается. Вцепился крепко. Не пускает. Я применяют силу, рывком сдираю покров и вижу синее тело. А лицом он сам на себя не похож. Сплошной синяк, кровоподтеки, губа разбита. Взгляд его затравленный и какой — то виноватый. Явно не хотел, чтобы ученик видел его в таком виде. ‎- Сергей Вениаминович, вы упали? — дурацкий вопрос, а ответ очевидно будет положительным, хотя видно, что тут все сложнее. ‎- Упал, — шепчет мужчина, — оступился на лестнице… ‎- А почему вы не в больнице? На вас живого места нет! Врач у вас хоть был? ‎Он мотает головой. Это даётся ему с трудом. ‎- Давайте я в скорую позвоню, — предлагаю. ‎Он снова отрицательно машет головой, пытается поймать мои руки, силиться что — то возразить. ‎- Не надо, Валя… — выдавливает он. — Все не так плохо… ‎- Как же! — с горечью усмехаюсь. — Как оживший мертвец! Где у вас телефон? ‎- Валечка, на ты… Я же просил… И не звони никуда. Помоги лучше до туалета дойти… Я подставляю своё плечо. Волоку эту тушу до уборной. Он тяжёлый, тело не тренированное ни разу, еле ноги переставляет. Пока он справляет нужду, я зачем — то иду в кухню и почему — то ставлю чайник, начинаю мыть посуду. Еды у него нет, холодильник пуст. Нахожу какую — то крупу. Сварить? Не, обойдётся. Я разливаю пустой чай по чашкам. Учитель выходит из уборной сам, опираясь о стенку. Опускается на кухонный уголок, обитый красным клеенчатым материалом. ‎- Как в школе, Валя? — спрашивает с кривой улыбкой. ‎- Да вот, — отвечаю, — обжешник заболел, врёт, что заболел. На деле дома с синяками, голодный и несчастный. ‎- Валя… — он опускает голову, — ну, зачем ты так? ‎- А что с вами случилось? — смотрю на него в упор. ‎- Шёл домой, — начинает тихо, — встретили у парадной. Отвели за гаражи. Побили. ‎- Гопники что ли? Обокрасть хотели? ‎- Не знаю… ‎- Так надо в полицию заявить. Чего в скорую не обратился? Чего заяву не накатал? — я неожиданно для самого себя начал называть учителя на «ты». — Если не запомнил их, то я подскажу. Они всех тут достали уже! Прохода не дают! ‎- Не надо никуда… — бедный, чуть не плачет. — Я сам виноват… Буду осторожнее. ‎- Как знаешь! ‎- Валечка, помоги дойти до кровати, — просит он. Я волоку его в обратном направлении, сваливаю на диван. Он просит не уходить. ‎- Валечка, сходи в аптеку. Пожалуйста. ‎- Хорошо. Где деньги взять? ‎- В тумбочке. ‎ Беру деньги, иду в ближайшую аптеку и покупаю зеленку, йод, мази всякие, пластыри, бинты, витамины, обезболивающее. Возвращаюсь и помогаю Сергею Вениаминовичу полечиться. Предлагаю разогреть бабкин суп, но он отказывается. Говорит, что очень рад тому, что я зашёл. ‎- О вас совсем заботиться некому? О тебе то есть… ‎- Некому, я же один живу. Ты придешь ещё? Молча киваю и быстро прощаюсь. Бабке дома сообщаю, что обжешник гриппует, но не при смерти. Бабуля меня хвалит. Вот какой я молодец, учителя навестил, лекарства ему купил. Я отмахиваюсь от старушки и запираюсь в комнате. Надо бы уроки поделать, хоть отвлекусь, а то эта рожа разбитая так и маячит перед глазами. Я наверное под впечатлением, не иначе. Но избитый учитель не даёт мне покоя почти всю ночь. Снится. Я иду на кухню, завариваю крепкий кофе. Муся ошивается рядом, в этот раз я её не прогоняю. В голове крутится мысль: учитель ОБЖ — Основ Безопасности Жизнедеятельности — и тупо попадает гопникам под горячий кулак. И после этого не бежит в больницу или к ментам, а ноет дома под пропотевшими одеялами и врёт на работе, что заболел. И как такое чудо — юдо может преподавать детям предмет о сохранности жизни, если сам себя ни фига не бережет. Я засыпаю только под утро. И уже через пару часов меня будит бабушка. Пора на уроки. А у меня никаких сил. Говорю, что мне ко второму и зарываюсь в одеяло с головой. *** Уж не знаю какой демон меня попутал, но я теперь навещаю Сергея Вениаминовича каждый день. Уроки кончаются, заканчиваю с раздачей листовок и иду к педагогу в гости. По дороге забегаю в супермаркет, беру пиццу, лапшу для заварки, конфет недорогих, после посещаю аптеку, докупаю йода и примочек всяких. Обжешник мне радуется. Он выглядит куда лучше, сам перемещается по квартире, сам готовит, даже уборку делает. Потом мы телек смотрим. Всякую ерунду. Он меня в шахматы учит играть. Даёт свои книги почитать. Бабуля не нарадуется: ах, какой молодец внучек, учителя навещает, здорово то как! Классная тоже хвалит: ты, говорит, ходишь проведывать Голубкова, очень хорошо, передавай ему скорейшего выздоровления. Я на все это киваю с глупой улыбкой. Сам не знаю, на кой-мне этот Голубков сдался?! Зачем к нему таскаюсь? Почему общение с ним больше не вызывает негатива? Он немного изменился. А у меня никогда друзей то не было. В первых классах только с пацанами по гаражам прыгали, а потом разошлись пути — дороги. Так что я привык быть один, то есть с книжкам, гонками и героями с магией и мечами. У меня других увлечений то никогда толком не было. ‎Сейчас ловлю себя на мысли, что к обжешнику меня даже тянет. Вот вроде и не так уж с ним весело, но и уходить от него неохота. Он и переночевать предлагал как — то, но я не согласился. У меня как бы есть, где жить. Сергей Вениаминович вскоре явился в школу, пришлось наверстывать упущенное. Он теперь стал более уверенным в себе, перед классом не робел. А мне ставил только «отлично» и к доске не вызывал. Всем задал писать реферат. И мне дал тему, а после урока подозвал к себе, попросил задержаться, и когда мои одноклассники покинули кабинет, сказал, что сам за меня реферат напишет, а мне его только прочесть останется. В общем, внимание его меня уже не пугало, напротив, нужно было пользоваться хоть чем-то. *** Каждый может сказать, что от въедливых одноклассников ничего не укроется. Вот не замечали тебя, пустое место, но малейшее отклонение от привычного заставляет их становиться в стойку охотничьей собаки при исполнении служебного долга. ‎Я иду с уроков. Курилка в углу школьного двора полна ребятами из моего класса. Дымят, переговариваются, девки виснут на парнях. Все, как обычно. Как обычно иду мимо них, но меня окликают. Настойчиво так. Подхожу. Руки в карманы. На меня смотрят с любопытством. Суриков, лидер класса, выдыхает мне в лицо сигаретный дым. Я не курю, мне противно, но держусь как на параде. ‎- Слышь, Валентино, — Суриков сплевывает себе под ноги. — А че это Вениаминыч тебя так выделяет, а? Что у тебя с ним? — он гадко усмехается. — Ты у него на хорошем счёту, не то что мы. Хотя тебе хвастаться особо нечем. ‎- Да ничего, — отвечаю я, пожимая плечами. ‎- А если по чесноку? Не, вы оба, конечно, странные… — Навещал я его во время болезни, — резко прерываю я Сурикова, — по поручению бабушки и классной нашей. Он же в соседнем доме со мной живет. Про классную специально говорю, чтобы не докапывались сильно. Не собираюсь никому ничего объяснять. ‎- Вот и благодарит меня так, — заканчиваю я. — Это уж его дело. ‎Суриков смотрит с недоверием. Затягивается глубоко. ‎- Ой, это как у меня! — пищит Людка Иванова. — Когда я в девятом внучку химозы на курсы провожала. Она мне зачёт просто так поставила. А если бы не это, то не сдала бы. Все продается, все покупается! И тут все от меня отвлекаются и начинают гадать, кому из учителей надо с собакой погулять, кому обои поклеить, кому ещё что. Под это дело я быстро сваливаю. *** Сергей Вениаминович зовёт меня к себе наряжать ёлку. Да, скоро праздник, который принято считать самым волшебным. Я уже не вспомню, когда последний раз вешал игрушки на колючие ветви. Наверное, в далёком детстве. Сейчас мне все это неинтересно. Бабуля шутит, что мы с ней поменялись местами. Что это я старик. Бабушка режет оливье, покупает шампанское, печет пирожки… Я все это накладываю в тарелку и дую в свою комнату, где просиживаю за монитором. Да, это уже который год подряд. Ровесники веселятся как могут, едут на юга с предками, а я вот такой домосед — социопат. ‎Пришёл к обжешнику, как обещал. У него пиво, сушеные кальмары. Комната завалена гирляндами и стеклянными шарами в коробочках. Мы пьем пиво, вешаем шарики, распутываем гирлянды. Сергей Вениаминович хочет повесить одну на окно, чтобы с улицы было красиво. Мне все равно, но почему — то начинаю заражаться его задором. Хохочу, бегаю вокруг искусственной ёлки, пытаюсь плеснуть пивом в учителя. Он обматывает шею блестящей мишурой будто это боа и изображает какую — то актрису немого черно — белого кино. Ель наряжена с грехом пополам. Один шарик разбился, ну да хрен с ним. Со стороны стены дерево вообще лысо. Сойдёт! ‎Мы садимся на диван, допиваем пиво, догрызаем кальмары. ‎- С кем встречаешь Новый год? — спрашивает Сергей Вениаминович. ‎- С бабушкой. Как всегда. ‎- А как же друзья? Будто он не в курсе, что у меня их нет. Я пожимаю плечами и мотаю башкой. Он сияет, будто только этого и ждал, но внезапно сникает, чуть мрачнеет. ‎- А девушка? ‎- Я одинок как ветер в поле, — отвечаю с ухмылкой. ‎Какая девушка?! Да любая сбежит от меня, задрота, на первой же свиданке. И не думал я никогда о девушках. Ну, вот жил себе и не думал. Мне так проще. Сергей Вениаминович улыбается, его улыбка растекается по лицу, как масло по горячему блину. ‎- Приходите ко мне с бабушкой, — предлагает он. — Зачем? — ‎Праздновать! Втроём веселее, не находишь? Я говорю, что подумаю, что надо с бабулей обсудить. Он снова улыбается, похлопывает меня по плечу, потом кладет ладонь на моё колено. Я дергаюсь. ‎- Валечка… — шепчет он. ‎- Сереженька… — в тон ему протягиваю я и начинаю дико ржать. После и он присоединяется. И мы оба ржем как дикие кони. Бабушка на удивление быстро соглашается на визит к обжешнику. Готовит холодец. Выбирает косынку понаряднее. Я просто слоняюсь из угла в угол в ожидании. А у Сергея Вениаминовича накрыт стол: икра красная, неизменный оливье, шампанское, сок, даже картошка на горячее. Празднуем мы весело. Кричим «ура» под бой курантов, наполняем бокалы пенящимся игристым, поздравляем друг друга. Мне, наверное, впервые весело. Шампанское приятно ударяет в голову, салат кажется очень вкусным. Мы вместе с бабушкой дарим моему учителю пену для бритья и связанные бабушкой шерстяные носки. Он дарит моей бабуле настенный календарь и разделочную доску, а мне брелок — символ года и открытку в конверте. При этом шепчет на ухо, чтобы я прочёл её дома. Мы сидим часа два и начинаем собираться. Бабушка предлагает помощь с уборкой, но Сергей Вениаминович отказывается. Он идёт нас провожать до подъезда. Хотя это всего несколько шагов. И на улице полно народа. Пускают фейерверки. Это, оказывается, даже красиво. Мы стоим несколько минут и смотрим, как взрываются над нашими головами салюты, рассыпаясь яркими цветами. У дверей парадного бабуля благодарит Сергея Вениаминовича за проведенное время. И мы идём домой. Я умаялся. Ложусь в кровать. Сладко потягиваюсь, зеваю. И тут пиликает моя «нокиа». Я получил смс. От учителя. Он напоминает о конверте с открыткой и желает приятных снов. Не отвечаю. Достаю конверт, распечатываю. Открытка самая простая, на ней ёлочка, два зайчика, а между ними подарок в красной коробке. И что за секретность? А вдруг там деньги? Это было бы кстати. Бабушка уже уснула, слышу, как храпит. А я открываю сложенную картонку. Внутри текст ровным почерком обжешника. «Милый, Валя! От всей души поздравляю тебя с Новым годом! Я желаю тебе оставаться самым красивым мальчиком, самым добрым, самым отзывчивым, таким какой ты есть. Ты стал мне очень дорог в последнее время, только с тобой мне теперь по- настоящему хорошо. Я искренне надеюсь, что нашу дружбу ничто не сможет сломить. Я нуждаюсь в тебе. И давно хотел признаться, но не решался… Валя, я люблю тебя! Твой Серёжа.» Я смотрю на открытку, кручу её в руках, как будто должно быть что — то ещё. Продолжение, может?.. Он любит меня? Мой учитель меня любит? Мой учитель, мужчина, меня любит?! Но я ведь тоже мужчина, то есть пока ещё парень. ‎Сон как рукой сняло. Я выкидываю открытку в мусорное ведро, прикрываю коробочкой из- под полуфабрикатов. После прочитанного резко расхотелось видеть обжешника, общаться с ним. Противно. Я забираюсь в кровать и пытаюсь уснуть. Не выходит. За окном разрываются петарды. Орут люди. Им весело, а мне уже нет. Меня как в ледяную воду мокнули.