Северные ветры

      — Стойте! Нет! — он кричал так, что, казалось, сейчас порвутся голосовые связки. Они натягивались до предела, извергая нечеловеческие крики. Морозный воздух пробирался в глотку, а затем в легкие, замораживая внутренности, но не охлаждая боль. А она была нестерпимой.       Мальчишка рванулся еще раз, стараясь вырваться из рук держащих его мужчин в шубах. Им не холодно, им не больно, им не страшно.       — Хин, не нужно, — твердость голоса будто на миг оглушила Хинрика, заставив замолчать.       — Почему ты такой спокойный?! — мальчик резко обернулся на старшего брата. В глазах у него стояли слезы, но он продолжал сохранять самообладание, борясь с собственными эмоциями.       — Ничего уже не исправить, — фраза рубанула холодной сталью, пошатнув сознание мальчишки.       Белый колючий снег, впивающийся морозом в коленки, и теплый взгляд таких родных глаз. Связанная женщина улыбнулась, давая немую поддержку. Никто и подумать не мог, что сегодня снег станет алым, превратится в поляну, усеянную, как розами, еще теплыми разводами крови. Соленые дорожки замерзали, не успев докатиться до подбородка, образуя на щеках неприятную наледь.       — Все будет хорошо… Я всегда рядом, — сказала женщина одними губами, смотря на сыновей. Она закрыла глаза, принимая удар ледяным острием в солнечное сплетение. Тело вздрогуло в последний раз, безвольно рухнув на снег.       В груди у обоих поселилось гнетущее чувство пустоты, притупляемое, но не уничтожаемое временем.       — Мальчишек на корабль, — коренастый мужчина вытер оружие о снег, будто лишил жизни не человека, а дичь. Да и той отдают почести после смерти. Младший застыл, будто и сам превратился в безмолвную ледяную пустыню, лишеную каких-либо чувств. Он только смотрел на труп матери раскрытыми от ужаса глазами и судорожно глотал ртом воздух, будто вепрь, выброшенный силами стихии из моря.       — Держись. Я рядом, — прошептал Хетиль, беря младшего брата за руку, посиневшую от холода. — Всегда буду рядом.       Громко зашумели моторы двигателей, поднимая уже успевшую обледенеть машину из, будто сколоченных наспех, металлических пластин с облезшей краской. Она некогда была ярко-голубой, но теперь стала грязно-серой. Эта машина напомнила Хину огромную хищную рыбу со входом вместо рта. И сейчас этим «ртом» она заглатывала его и Тиля, отрезая все пути к отступлению. Да и куда они могут сбежать? В деревню, которая уже стала призраком? В дом, которого уже нет? К друзьям, близким, знакомым, глаза которых навсегда закрылись? Хинрик с ненавистью посмотрел на солдата, но, получив ответный взгляд, боязливо вжал голову в плечи. Мужчина гоготнул:       — И почему именно эти? Разве они смогут хоть чем-то помочь нам?       — Таков был приказ. Еще вопросы? — отчеканил стоящий рядом, нахмурив кустистые брови, сросшиеся на переносице. Первый только хмыкнул, мол, смысла нет продолжать беседу. Приказ так приказ. Мальчишек за шкирку закинули в комнату, вовсе не заботясь о сохранности их костей.       — Вот твари! — младший тут же подскочил, сжимая кулачки и размазывая ими по щекам закипающие в глазах слезы: обиды, утраты, безысходности. Хетиль потер ушибленное плечо, сжимая губы в тонкую обескровленную полоску. В его глазах полыхнула ярость, направленная — что к счастью — уже закрытому полотну металлической двери. Старший медленно сполз по холодной железной стене, вытерев о вязаный руками покойной матери свитер рыжую ржавчину. Он был уже слегка посеревший от стирки, но некогда белый и очень мягкий. Такой же, как и шерсть полярных елек. Он закрыл глаза, перед этим мельком взглянув на Хинрика, который долбил коленками и кулаками, локтями и плечами в запертую наглухо дверь.       — Хин, не трать силы зря…       — Предлагаешь просто сидеть?! — мальчик закипел от негодования уже на брата, начиная нарезать по комнате круги, громко топая. Правда, ее было бы честнее назвать камерой, ведь в комнатах обычно стоит мебель или, на худой конец, есть окна, а здесь были только голые стены, покрытые ржавчиной и коричнево-красными пятнами сомнительного происхождения. И одинокая лампочка на высоком потолке. Хинрику казалось, что его брат сейчас выглядит жалко и… как-то безучастно. Худоватая фигура с бледной кожей, закутанная в свитер, кожаные штаны и высокие меховые ботинки, казалась мальчику очень маленькой и будто бы съёжившейся на фоне темных и гнетущих стен.       — Стены толстые, мы не проломим. Дверь заперта, а за ней толпы охранников. И, в довершение всего, — мы уже поднялись в воздух, — Тиль устало вздохнул, приоткрывая один глаз и встречаясь им со взглядом брата. — Иди ко мне. Вместе теплее.       Хинрик всхлипнул, падая на пол рядом со старшим и зарываясь носом в его свитер. Тело мальчишки беззвучно сотрясалось от рыданий, на голых коленках выступила маленькими капельками кровь, а Хетиль только гладил его по белым, чище снега, волосам, закинув голову, чтобы не дать слезам вырваться наружу из темных, похожих на бездонные пропасти, глаз с покрасневшими от перенапряжения белками. Он был старше, а, значит, и сильнее, выносливее, сдержаннее. По крайней мере, он старательно придерживался этой роли, пытаясь уберегать и дополнять младшего братишку.       «Тиль, радость моя… Пока нет папы, ты будешь у нас за старшего, — говорила мама, мерно качая колыбельку с младшим сыном и тепло улыбаясь. — Обещаешь мне быть сильным мальчиком и оберегать Хина?»       По щеке парня скатилась соленая капля, и, добежав до подбородка, упала на серебристую прядку волос брата. Мальчик рядом тихо сопел, заснув, устав от собственного плача.       — Я обещаю, мам… — Хетиль вытер мокрую дорожку с белоснежной щеки тыльной стороной ладони.