Fate/Ad Astrum

      Поезд встал.       Состав замедлился, заскрежетал старыми тормозами, и испуганные пассажиры заозирались, приглушенно переговариваясь.       Почему они остановились? Куда смотрит охрана? Что происходит? Где проводник?       Раздражающая болтовня деревенских дураков, цепляющихся за свои пожитки, словно испуганные зверьки. Девушка в глубине вагона покачала головой и сунулась обратно в купе. Кроме неё здесь никого не было, уж она об этом позаботилась. Достав из небольшого серебряного портсигара недокуренную сигарету, она, не удосуживаясь даже достать спички, зажгла ее, щелкнув пальцами. Дома за такие фокусы ей мог грозить ГУЛАГ или участь похуже, но она не дома. Она за тысячи километров от того места, которое она раньше называла домом, в этой Богом забытой стране рыбаков и прачек. Сколько бы местный Киото не пытался натянуть на себя европейскую маску прогресса, получалось так же плохо, как в Москве.       Девушка вздохнула. Все эти неприятности в дороге, конечно же, они спланировали и учли давно, вопрос состоял только в том, в какой форме люди через пять минут ворвутся в купе. Она неторопливо, даже немного лениво проверила небольшие магические круги на полу и на двери, потом — пистолет под жакетом, следом — убранные в прическу волосы, и, наконец, карманные часы — подарок отца. Все находилось на своих местах. Все двигалось именно так как нужно.       Крики раздались довольно скоро, на смеси двух языков, и по тому, как они приближались, она без труда определила, кто сейчас зайдет. Выстрелов она не слышала, но люди с топотом и криками покидали вагон. Прямо так, с вещами, посреди черт его знает какой местности.       Правильно, жизнь — она дороже гордости.       Дверь открылась с грохотом, и внутрь вошли несколько человек в черно-красной форме, безукоризненно застегнутой до самого горла. Серебряные пуговицы и три маузера отражали свет из окна и ее бледное лицо, оставшееся невозмутимым.       — Sie sind, falls ich mich nicht irre, Fräulein Skuratova?[1] — голос старшего офицера донесся сзади, и девушка слегка повернула голову к вошедшему.       Офицер словно сошел с пропагандистских плакатов: высокий, арийской внешности, в черной свежей шинели и начищенной фуражке. На секунду ей показалось, что это — не более чем фарс, поэтому она усмехнулась. В самом деле, не бояться же ей шавок? Но голос внутри, детский и тихий, шептал на ухо не забывать старые уроки. А также не забывать, что в этой стране, в этой войне, все средства хороши, а значит, ей нужно быть готовой абсолютно ко всему. Например, к тому, что магия бывает бессильна против выстрела в голову с такого расстояния.       Офицер ощерился, явно довольный отсутствием акцента в ее речи. Его пистолет оказался четвёртым и смотрел аккурат в ее висок. Впрочем, в какой-то степени она предвидела и это.       — Bevor ich sie etwas eben antworten werde, sollen sie nicht ihre Gewehre liegen lassen? Es ist niсht höflich, wenn sie eine adlige Mädel so ansprechen.[2]       Он стоял в проходе: китель и медали за отвагу, убийства евреев и боевые подвиги. Никаких подозрительных символов, никаких печатей и меток.       Значит, пока пускают только пушечное мясо. Если бы перед ней стоял боевой отряд Анненэрбе, все могло бы кончится хуже, но обычная солдатня её не волновала. Её взгляд скользнул по офицеру и тут же потух, не найдя в нем более ничего интересного.       — Sie sind fern von ihrem Mutterland gekommen [3], — он говорил с ярким северным акцентом.       Ей подумалось, не репетировал ли он намедни свою речь, уж больно она выглядела словно реплика из кинофильма. На губах девушки заиграла слабая снисходительная усмешка.       — Ist es jetzt wichtig, woher und wohin eine Fraulein kommt, um die ganze Rote als Begleitung zu schicken? [4]       Магический круг слабо замерцал, привлекая ее внимание, но девушка заметила его боковым зрением. Значит, большинство пассажиров покинуло вагон.       «Сколько их снаружи?»       «Думаю, вы слишком печетесь о деталях. Они прочесывают состав, но ведь они уже нашли, что искали?»       Из разговора ее вывел щелчок затвора.       — Wir sind keine Begleitung, Fräulein.[5]       Что же, этого следовало ожидать. Время на секунду остановилось, но этого оказалось достаточно, чтобы отреагировать. Дальнейшие разговоры и колкие комментарии были излишни: враг желал их устранить или, как минимум, выяснить, на что они способны. Она не собиралась позволить им сделать ни то, ни другое.       Ловушка сработала, замкнув купе как мастерскую, ее мастерскую. На пару коротких мгновений все здесь оказалось в ее власти, и не стесняясь, девушка привела свои магические цепи в движение.       Одуванчики. Она думала о запахе одуванчиков.       Ей ничего не стоило сформировать гандр и либо бить их по одному или пытаться разнести вагон, но она все же хотела бы обойтись без этого. Добраться с комфортом до столицы все еще представлялось ей возможным. По крайней мере, пока.       — Проснись.       Глаза на минуту застлало красной яркой болью — натянулись магические цепи, выворачиваясь в знакомый с детства узор. Немцы замерли, сдержанные магией, но все уже случилось. Вдох. Время пошло своим чередом.       Они хотели нажать на курки, она читала в торжествующем выражении их лиц. Только вот... руки не слушались. Прежде, чем на их лице успел отразиться ужас, а мозг успел обработать массив поступившей информации, пистолеты, вместе с кистями рук, с глухим звуком шлепнулись на пол. Брызнула кровь.       Кто-то закричал.       — Zu spät.[6]       Девушка выхватила свой Зауер из-за пазухи почти молниеносно: четыре выстрела прогремели громко, несмотря на поднявшуюся панику. Она посмотрела на свою руку — как только успела перезарядить так быстро? Впрочем, это уже потеряло всякую ценность, как и испорченная кровью одежда. Теперь ей нужно просто выбраться. Может быть податься в голову состава?       Он точно смог бы завести поезд. В конце концов навык езды ранга А это позволял.       Перешагнув через трупы, девушка высунулась из купе. Через открытые окна вагона она была хорошо видна, особенно благодаря ярким медным волосам, это она и без того знала, поэтому без промедления рванула в голову состава, на ходу перезаряжая старенький Зауер.       Оставалось три патрона. Снаружи снова закричали.       — Da ist sie![7]       Послышалась возня, и ей пришлось пригнуться, закрывая лицо руками. Раздалась пулеметная очередь, и стекло осыпалось вокруг нее, замерев в паре сантиметров. Еще бы она позволила себя ранить подобным образом. Немцы палили по вагону щедро, у них все-таки не старые Зауеры, а вполне себе новенькие автоматы, женщины пронзительно визжали, и девушка прикрыла уши от всей этой назойливой какофонии. Эта сомнительной привлекательности атака больше походила на балаган желавших выслуги идиотов, чем спланированной атакой грамотного мага. Во всяком случае она ожидала такого. Впрочем, даже так, прощаться с жизнью даже не достигнув столицы, она не собиралась. В голове снова раздался спокойный, констатирующий голос.       «Машинист покинул состав. Вражеские големы по периметру».       — Блядь! — она выругалась, ущипнув себя за нос.       «Будете пытаться проникнуть в локомотив?»       «Есть ли в этом какой-то смысл?»       Риторические вопросы в такой момент раздражали еще больше. В вагон попытались втиснуться солдаты: ломились в предбаннике, словно крысы, бегущие на кусок сухого хлеба. Девушка выставила руку.       — Гандр!       Простейшая форма проклятия, доступная даже мало-мальски способному ребенку мага, мгновенно выросла в увесистый шарик и сорвалась с ее указательного пальца, разнося все на своем пути.       «Все еще настаиваете, чтобы я держался в тени?»       «Мы не можем дать противнику такого преимущества, как видеть тебя вблизи!»       Война еще не началась официально. Давать любому Мастеру в ней какой-то козырь она не намеревалась. Тем более, что класс ее слуги как раз и предназначался для ударов на расстоянии... но... пассажиры.       «Если вам действительно будет грозить опасность, я, как Слуга, не буду сдерживаться, помните об этом».       Конечно же она не забывала о клятве, принесенной ее Слугой, как только командные заклинания появились у нее на руке. Да и как можно...       С другой стороны — он прав, и ей не следовало забывать о том, по какой причине она ехала в эту Богом забытую страну. Она нахмурилась и постаралась вспомнить, зачем, зачем, зачем.       Огонь прекратился и солдатня снова потянулась в прореженный вагон, с отчаянными криками. Крики пассажиров, скорее всего пытавшихся убежать от пальбы, казались ей дальше, поэтому девушка решилась. Она взвесила все еще раз. Вдохнула.       Пускай все выглядит, как несчастный случай. Эти жертвы необходимы. Образ в ее голове, зыбкий, сложился в одно единственное. Стреляй.       «Как пожелаете».       Столб ярчайшего огня в одну секунду взвился и достиг своей цели. На мгновение не стало видно ничего: люди, состав, железная дорога, миниатюрные големы — все потонули в вспышке света, пропав, растворившись. Земля застонала — выжженая и развороченная ударной волной, и дрогнула. Вагон вырвало из состава и потащило, перекатывая, вперед на десятки метров, словно ржавую игрушку.       Не было ни криков, ни стонов — все закончилось в одно мгновение.       Посреди языков пламени и превратившейся в золу травы из золотой пыли неторопливо показалась высокая худощавая фигура. Юноша был бледен, его растрепанные волосы казались почти прозрачными в яростно бушевавшем огне, а лицо выражало лишь спокойствие, не тронутое ужасами разрушения. Его золотые доспехи скрипели, когда ему приходилось наступать на остатки вагона, щедро разбросанные и еще горячие. Он шел к догоравшему, покореженному вагону как ни в чем не бывало, и выражение его лица никак не изменилось, даже когда послышался слабый шум.       Дверь, выбитая гандром, пролетела в каких-то сантиметрах от его головы, когда девушка, та, что именовалась его Мастером, та, которую он поклялся защищать, на дрожащих ногах выбралась из остатков вагона. Выглядела она, должно быть неважно, особенно с почти уничтоженной одеждой, но сощурившись, он не нашел на ней никаких серьезных повреждений. Все конечности и органы находились на нужных им местах.       В конце концов, именно для этого она получила Кундалу.       Впрочем, девушку это, видимо, не очень радовало, и она на негнущихся ногах тихо материлась. Он мог различать лишь обрывки, которые она обращала к Богу, к самой себе и к тому что «не дай Боже еще раз».       Видимо ей еще не приходилось испытывать на себе даже самую слабую его атаку. Кажется необходимо учесть это на будущее.       На ней не хватало пальто и части жакета, юбка клоками висела на талии, ботинки и верный пистолет где-то потерялись. Одной рукой она держала старые нагрудные часы, второй, той, на которой алели командные заклинания, она цеплялась за другую. Если бы она могла взять его за грудки, она бы это сделала поравнявшись, но вместо этого девушка лишь угрожающе подняла палец в небо, явно желая разразиться гневной тирадой, оглянулась и вдруг тяжело вздохнула, уткнувшись лбом ему в грудь. Ее била мелкая дрожь и она судорожно откашливалась, пытаясь сдержать спазмы, рвавшиеся наружу из ее хрупкого тела.       Верно, она всего лишь человек.       — Никогда, слышишь, никогда больше так не делай!, - она хватала ртом воздух, поэтому вышло не очень угрожающе, - По крайней мере, предупреждай, Арчер!       Он не знал, полагалось ли ее утешить, ведь ничего необычного в произошедшем он не находил. Но тем не менее, это — просьба его Мастера.       — Слушаюсь.       Подавив всхлип, девушка отстранилась, обхватив предплечья руками, и посмотрела вокруг. Ее лицо, изуродованное страхом смерти, разглаживалось, принимало свое обычное, сосредоточенное выражение. Его Мастер смогла остаться собранной даже в такой момент.       Совсем как...       — Нам нужно добраться до столицы, — произнесла она уверенно, — и раз уж наш поезд так некстати был атакован, я полагаю, у наших немецких друзей должны быть средства перемещения где-то неподалеку.       Она с сомнением закусила губу и нахмурилась.       — Если, конечно, ты все их не сжег.

***

      — Die Verbindung zur fünften Schützendivision ist verloren!       — Golems auf dem Umkreis A-1 sind deaktiviert![8]       Диспетчеры на мостике дирижабля выкрикивали рапорты один за другим. Маги вокруг засуетились, пытаясь что-то предпринять, но его это не беспокоило. Помехи, которые уже пять минут шли вместо изображения с их големов означали только одно — что-то уничтожило их, молниеносно. Это мог быть только вражеский Слуга.       Он усмехнулся себе под нос. Все это принимало новый, интересный поворот.       — Что еще у тебя есть для меня... Александра Скуратова-Шуйская?