В клетке властного тирана

      Тёплое, приветливое солнце всё реже выходило из-за громоздких туч, ветер завывал, срывая с деревьев пожелтевшие листья, спешил устроить сквозняк и застудить прохожих. Девушки, весело напевая народные мелодии, спешили с лукошками в лес уже не за сочными ягодами, а за грибами. Лето прощалось и покидало Северное полушарие, точно так же, как Дмитрий Ларин покинул своё имение и пленницу, угасающую в нём.       Ксюша выходила каждый день на порог, а иногда и гуляла с Полиной по дороге, всё высматривала лошадиную упряжку за горизонтом, тяжело вздыхая. В первую неделю она зачитывалась книгами и грезила о том, что граф сейчас ворвётся в дом, а Ксюша тут же начнёт ему докладывать, что она прочитала и выучила в его отсутствие, получая одобрительные кивки и улыбки. Она сидела в его кабинете, ведь он разрешил ей находиться там и подбирать для себя книги и журналы, если она пожелает. Но для Ушаковой гораздо важнее было сидеть в его кресле, чувствовать его запах, представлять, как он сам просматривал лежащие в дальнем углу шкафа газеты по утрам, закинув ногу на ногу и попивая горячий кофе.       Когда Ларин не вернулся спустя неделю, девушку окутали тоска и переживания. Когда о нём ничего не было слышно более двух недель, Ксюша начала впадать в депрессию. Она боялась, что слова о том, что он не вернётся, окажутся правдой. Вдруг он знал, что его поездка будет иметь роковое окончание? Что, если его и вовсе в живых нет, а она всё ждёт, бережливо проводя ладонью по портрету новоиспечённого покойника, пока никто из прислуги этого не видит? Такие мысли вгоняли Ксюшу в тоску, она всё чаще грустила, без дела бродя по дому, ничего не рассказывала Поле, будто закончились у Ксении истории из детства, а нового ничего не случилось, ей даже не интересны были сплетни, которыми Поля бывало веселила барышню. Дворянка могла сидеть около окна и вовсе не выходить из дому до вечера, осматривая дорогу, уходящую к лесу, а если и выходила, то на то же место, которое высматривала долгими часами каждый день. И в голове её будто бы и не было ни одной путёвой мысли, а в то же время она с ума сходила от размышлений о графе. Сначала она прикрывала глаза и видела его коварную улыбку и хитрые глаза, потом она шла по коридору, и ей мерещились его тяжёлые, уверенные шаги, ночью она вдруг представляла, что Дмитрий лежит рядом и обнимает её, а иногда и целует, а, может, и позволяет себе что-то большее, а потом она представляла, как хоронит его. Вот так, будто она его ближайшая родственница, а может и жена, стоит над его гробом, роняя слёзы на бездыханное тело, и от мыслей таких Ксения хотела кричать и рыдать, осознавая, что стала зависимой от него, что пережить его исчезновение не сможет.       «Вот бы написать ему письмо. Хоть бы он прислал какую весточку, — думала Ушакова, водя пальчиков по стеклу, но котором красовались капли дождя, — Да мне бы хватило от него одного слова «Жив», и я бы уже была счастлива!» — Барышня, кухарки предлагают Вам спуститься вниз да покушать, — в комнату, постучавшись, вошла Полина. Кто бы её ещё слушал. — Они для Вас приготовили кролика под сливочным соусом, — она подошла ближе и накинула шаль на плечи девушки — в доме становилось холодно. Ксюша лишь покачала головой. Она ела от силы раз в день, у неё не было аппетита. Он вовсе пропал, потому что Дмитрий не появлялся уже почти месяц, а девушка и не чувствовала голода. Она заметно похудела, стала такой же тощей, как в первые её дни у Ларина, глаза потухли, щеки впали, кожа побелела. Ей просто было плохо без тихого бархатного голоса, нашёптывающего физические законы.       Единственным плюсом было то, что она всё же не забеременела от графа после их прощания, хотя, по мнению Полины, которое она никому не решилась высказать, Ксения вела бы себя оживлённее, если б носила под сердцем ребёнка от любимого ею графа. Так у неё была бы частичка Димы, даже если бы тот и не вернулся никогда. — Так, барышня, а если я скажу, что мужики шепчутся, будто бы барин скоро вернётся? — Поля сжала ладошки в кулак. Жалко было Ксению, нужно было заманивать её в столовую хотя бы сплетнями, которым и верить-то грешно. — И что же они ещё шепчут? — Ушакова заинтересованно повернула голову к служанке, прищурив глаза. Кажется, это были её первые слова за несколько дней, не считая коротких отмашек «Да» или «Нет». — А это я Вам расскажу, когда Вы испробуете приготовленного лично для Вас кролика! — настырно произнесло Поля. Конечно, она позволяла себе уже лишнего, но она понимала, что делает это на благо своей госпожи, да и та её не накажет в таком-то состоянии. Вымученно вздохнув, Ксения поднялась со стула, а потом, нехотя, поплелась вниз. Полине разрешено было сидеть с ней за одним столом, вернее, она сама себе это разрешила, потому что порой приходилось подкармливать Ксюшу и несмело ворчать на неё, а ещё показывать пример, как малому ребёнку, что надо кушать и увлечённо пережёвывать пищу.       Ксюша лениво ковыряла вилкой в тарелке, а Полина всё приговаривала ей, что это нежнейшее мясо кролика, в нежнейшем соусе, с нежнейшим гарниром из нежнейшей картошечки, приготовленные заботливыми ручками девочек, которые тоже безмерно любят и ценят Ксению и желают ей всего самого лучшего. Только вот нисколько Ушакову не волновала преданность слуг, ей бы любимого мужчину рядом, тогда бы она и улыбнулась, и поела, и петь бы начала, и все на свете науки выучила. — Ходят разные слухи, — начала Полина, — мол, кое-кто видел Дмитрия Александровича, — она растягивала каждое слово, чтобы так или иначе заставить барышню опустошить тарелку. — И я Вам поведую многие догадки, которые только смогла подслушать, но только после плотного обеда, — хмыкнула она. — Вдруг что-то из их слухов окажется правдой? — Интригантка! — нервно буркнула Ксения и быстро доела всё, что было в её тарелке, ещё и соком запила, чтобы Полина не томила.       Довольная крестьянка повела Ксению на прогулку, чтобы той точно было комфортно. — Ну, много существует мнений, о нашем графе всегда все говорят да нередко врут. Витает такое предположение, будто Дмитрий Александрович расправляется со своим давним врагом…       И правда, версий всегда много, только вот где настоящая? А дело на самом деле было так.       Неспроста Ларин, мирно проводивший время за обучением Ксюши, уехал на такой долгий срок. За пару дней до этого он, по приглашению своего давнего друга Юлия, посетил бал в честь его избранницы и помолвки с ней. Дмитрий, хоть и не любил подобные торжества и, уж тем более, не понимал, как можно устраивать балы в честь женщин, ведь почестей, по мнению Ларина, достойны только великие люди, всё же принял приглашение, ведь не мог пренебречь старой дружбой с неплохим, пусть и чересчур добрым и наивным юношей. В шесть часов вечера начали собираться гости, и все они были весьма ошарашены появлением Ларина. Одни испугались его, другие были удивлены дружбой таких противоположных по характеру людей, многим просто дико было видеть его так близко, а парочка молодых парней не верили, что у них появился шанс пообщаться с самим Лариным!       Дмитрий же шёл гордо, кидал холодные взгляды на гостей, неприлично долго разглядывал дам, которые, несомненно, пугались этого жестокого человека, но изменить своим мужьям или женихам с ним не отказали бы. Никто не смел осуждающе зыркнуть в сторону графа, все пресмыкались перед ним.       Кроме одного пьяницы, которого Дмитрий ненавидел с самого детства. Просто терпеть не мог. Это был единственный человек, которого Ларин готов был ненавидеть днём и ночью, в болезни и здравии. У Дмитрия руки зачесались, стоило ему заметить кудрявую голову, в которую заливался алкоголь, так и хотелось осыпать это рыжее недоразумение парочкой десятков ударов, а потом оторвать и выколоть глаза, а жирное тело скормить голодным волкам.       Юрий Хованский. Сучонок, заставляющий Дмитрия испытывать ненависть ещё в большей степени, чем это было с семейством Решетниковых. Такую паскуду только сам Дьявол мог подсунуть во враги бессердечному насильнику и убийце, чтобы он отбывал свои адские пытки ещё при жизни.       С самого детства этот пухлый — тогда ещё не жирный, а просто пухлый — поросёнок истошно визжал в уши маленького графа о том, какой он ущербный. — Гррраф Дмитрррий Ларррин, — пищало мелкое, рыжеволосое чудище, — скажите «ррр», — издевался он над бедным мальчиком, а тот даже понять не мог, что его вражёнок шепелявит, потому что не так уж это и резко выделялось на фоне его картавости. — Ты всегда будешь маменькиным сынком! — противно выкрикивал Юра, точно так же держась за родную юбку любимой мамы, однако ж Диме всё равно было обидно. — Димка, ты страшнее нашего конюха, а ему лошадь на лицо наступила в детстве, — заявлял Хованский, потрясывая своими пухлыми щёчками.       Однажды лет в десять-двенадцать они и вовсе устроили дуэль на деревянных мечах, пока их родители вели светские беседы за чаем. Естественно, юркий Дима выигрывал, только вот злобного кругляша это не устраивало, и он навалился своей тушкой на противника и начал бить его пухлыми кулачками, не контролируя свою агрессию. И знаете, чем это всё закончилось? У Ларина доктор признал серьёзное повреждение головы, долго лечил его, не забывая обрабатывать синяки и ссадины, а потом пострадавшего ждал выговор от родителей и порка, потому что он «старше, а потому должен быть умнее и сдержаннее».       Детская травма повлияла на его поведение, проблемы с головой всегда несут за собой последствия, и он с того момента начал странно себя вести, а обида переросла в ненависть. И, возможно, к тридцати годам обо всём этом можно было забыть, но конфликт только разжигался.       Родители Димы и Юры продолжали общаться, и им часто приходилось видеться, в такие дни они старались принести друг другу максимальный вред.       Дмитрий прятал игрушки Юры, порой закапывал их в саду, а Юра их находил и, раз уж у него была с собой лопатка, не забывал повреждать любимые цветы юного графа. Ларин однажды подсыпал слабительное, которое безнравственно утащил у доктора, с которым теперь часто виделся, в пирожное Хованского, от которого пухляш просто не мог отказаться, а потом ещё неделю заливался смехом и осыпал врага похабными туалетными шутками.       Чем старше они становились, тем серьёзнее были темы их споров. Узнав о том, как прекрасно граф общается с дочкой Решетниковых, Юра решил поиздеваться и над ней. — Невесту себе выбрал ещё страшнее себя, чтобы досадно не было? — шутил Юра. — Вот моя будущая жена — красавица! — заявлял он, хотя и не дружил ни с одной девочкой. — У тебя нет невесты! — возмущался Дмитрий. — А у Юльки твоей сисек нет! — нагло заявил кудрявый. Откуда он набрался таких слов и мыслей — одному чёрту известно, мало того, с родителями он вёл себя подобно ангелу и не позволял себе и слова плохого вякнуть. — Да что ты себе позволяешь, чучело? — возмутился Ларин.       И снова драка, на этот раз хотя бы за честь девушки.       Парни росли, со временем они стали реже пересекаться, и было бы хорошо, если б больше никогда не увиделись. Но первым дал о себе знать Юрий, которому никак не терпелось позлить Дмитрия. Когда он узнал о смерти Лариных старших, Юра, будучи совершенно бестактным и мерзким человеком, решил написать Дмитрию «утешительное» письмо.             «Дорогой гадкий утёнок Ла’хрин Дмит’хрий Александ’хрович,                   Хочу выразить своё сочувствие Вашей утрате. Очень жаль, что Ваши чудесные родители покинули этот свет. Лично мне будет не хватать Вашей чудесной матери, я был восхищён ею и не отказался бы от её переезда в мою койку. Про Вашего отца ничего хорошего сказать не могу. Он воспитал настоящего дуралея и оболтуса, так что даже хорошо, что он помер. Также меня радует, что они не расплодились больше, нето мир бы не снёс такого же идиота, как Вы. Держитесь крепче, мой картавый враг. Всё самое худшее ждёт Вас впереди.       Надеюсь на вашу скорейшую смерть,       Хованский Юрий Михайлович.»       От такого язвительного послания Дмитрий вскипел и от злости, и от осознания собственного бессилия. Он не мог накануне очередных похорон бросать вызов Хованскому, не мог пережить свою потерю. А потом появилась Юля и скрасила его душевные страдания. То письмо Ларин просто сжёг и сделал вид, что ничего такого оскорбительного не получал. Так же можно было подумать, что к нему прислали слишком много писем с соболезнованиями, потому именно злобная записка Юрия затерялась. Так или иначе Ларин ненавидел Юру всё больше и больше, а тот со временем узнал про вновь появившуюся в жизни Дмитрия Юлию Решетникову, и начал через своих «шестёрок» пускать похабные слухи о ней. В обществе постоянно говорили о том, что она ему изменяет, хотя поначалу она всё же хранила ему верность и любила его, просто вела себя достаточно распутно для порядочной девушки. Граф понял, кто является источником этих злых разговорчиков, однако доказательств у него не было.       Единственный день обрадовал Дмитрия, и он с тех пор отмечает его каждый год. День, когда Юрий Хованский, пьянствуя на очередном балу, упал прямо на пол, заливая пол водкой, которая растеклась из гранёной рюмки, которую парень не думал отпускать, даже теряя сознание. Врачи подбежали к нему и немедленно стали откачивать, а потом, как только его позорно вырвало прямо в присутствии всех гостей, включая ликующего Ларина, врачи — и несколько желающих помочь крепких мужчин — унесли на прогибающихся до полу носилках жирную тушу.       Как оказалось, Хованский пропил своё здоровье в столь раннем возрасте. Теперь у него были серьёзные проблемы с печенью, неутешительные вздохи врачей, обещающие ему недолгую жизнь, ограничение в пище и алкоголе и путёвка на минеральные воды, где здоровье поправляли в основном доживающие свой век беспамятные старики.       Ларин готов был скакать от счастья, он же к этому моменту как раз расправился со своей бывшей избранницей, а тут ещё и Хованский чуть-ли не распрощался с жизнью, опозорился на весь честной люд, ещё и приговорил сам себя к мучительному году в санатории без какого-либо веселья, в окружении сумасшедших стариков.       Ещё долго Дмитрий подтрунивал над своим врагом, когда тот вернулся со своего лечения. Да, быть может, печень его и отдохнула, только вот сам Юрий стал хмурым, грустным и абсолютно несчастным. — Поздравляю с успешным лечением, Юрий Михайлович, — слащаво произнёс Дмитрий, когда они в очередной раз оказались на одном мероприятии. — Надеюсь, теперь Вы проживёте долгую и счастливую жизнь без алкоголя и вредной пищи. Сам придерживаюсь такого образа жизни и безмерно горжусь Вами. Не каждый бы смог оставить в прошлом ночные гулянки, смех и танцы с прекрасными дамами в пользу спокойной жизни. За его речью последовали аплодисменты, только вот Юра видел всю злобу в глазах Ларина, тем более, эта «спокойная жизнь» — была для Хованского худшим наказанием.       Тогда Юрий решил, что на зло Ларину он будет пить алкоголь, но только лишь на балах и не в больших количествах. Впрочем, ему и этого хватало, чтобы похабно шутить и выглядеть по-свински. Дмитрия же это никак не задело, и тогда Хованский просто нанёс ему двойной удар: познакомился с друзьями Дмитрия, а затем и переманил их на свою сторону. Больше у Ларина не было друзей.       И вот сейчас они снова встретились. Снова на балу, как раз-таки у одного из тех «уведённых» друзей. И снова Юра был пьян и противно визжал, а Дмитрий сверлил его ненавистным взглядом и готов был плеваться от злобы.       Дмитрий старался держаться подальше от Юрия, однако душка Юлик, как его называла избранница, горел желанием помирить давних врагов. Оказавшись в одной компании, граф смерил Юрия презрительным взглядом, а потом всем пожал руки, кроме Хованского. — Да кого Вы из себя возомнили, Ларин? — вскипел подвипивший ещё, видимо, до бала Юра. Стыдно было унижаться перед своими друзьями, а ещё обидно от того, что Юлий не прекратил общение с этим мерзавцем. — Убийца и мародёр, Вы никто, Вы жалкий кусок дерьма! — он так старательно открывал рот и визжал, что его слюни, казалось, затопили весь салон. Повисла смертельная тишина. Дмитрий лишь наклонил голову, снова без особого уважения поглядев на Хованского, а потом громко и выразительно произнёс: — Я вызываю Вас, Юрий Михайлович, на дуэль!       Все ахнули, женщины схватились за сердце, а особы, совсем ничего не понимающие в жизни, ещё и упали в обморок. У Хованского не было другого выбора, ему пришлось согласиться. Тем более, это был отличный способ и очистить свою репутацию, и навредить Дмитрию по возможности. — Господин Онешко, не согласитесь быть моим секундантом? — спросил Дмитрий, поглядев в его сторону, и даже улыбнулся его наивной невесте, которая сильно перепугалась, но не позволила себе повести себя непристойно. — Конечно, — ответил он, оглядев окружившую их толпу. Все старались подойти поближе, услышать каждую реплику. Гости понимали, что присутствуют на историческом событии, которое должно перевернуть всю их светскую жизнь. — Граф Квашин! — Рявкнул Хованский. От злости Юрий перепутал фамилию хорошего знакомого. — Кашин, — зашептали ему со всех сторон, а сам Данил опустил свою голову и поджал губы. Пьяный Юра снова забыл, как его зовут, просто какая-то дикость! — Вы будете моим секундантом? — почти свирепо спросил Юрий, покраснев от злости, а потом икнул. — Не смею отказать, — кивнул молодой человек, поправляя свой сюртук, хотя он и так сидел просто изумительно.       Хоть секунданты и были хорошими приятелями, они, несмотря на огромное желание отменить дуэль или же максимально смягчить её, вынуждены были всё организовать с честью. И так же с честью принять потерю одного из дуэлянтов — главным условием обоих сторон была дуэль до смерти. Юрий, когда протрезвел и отоспался, осознал, что избежать ранения не получится, ведь Ларин даже с закрытыми глазами мог попасть точно в цель хоть на расстоянии в пятьдесят шагов. Мало того, стрелять он будет первым, так как он и бросил вызов. К тому же, Юра прекрасно понимал, что с его здоровьем получение нового недуга в виде раны от выстрела — это путь к превращению в беспомощного калеку, и уж лучше будет с честью умереть, чем страдать ещё несколько лет. Конечно, на свою победу Хованский тоже надеялся, однако доживать век инвалидом, убив Дмитрия, казалось ему более красочной перспективой, чем наблюдать за вполне здоровым Лариным, который будет прыгать от радости, веселясь над беспомощным видом врага. В общем, раз учести калеки не избежать, лучше уж прикончить Дмитрия, по мнению Юры. А сам Дмитрий просто не видел смысла в дуэли, если кто-то из соперников не умрёт, тут всё просто, и ничего объяснять не нужно.       Также соперники настаивали на небольшом расстоянии, но Юлий пытался убедить их хотя бы начать с тридцати шагов. Однако это была подвижная дуэль, и принято было решение сокращать расстояние после каждой пары выстрелов, пока кто-то из дуэлянтов не распрощается с жизнью, так что, чем дальше они изначально будут стоять, тем дольше будет происходить их мучение и нервотрёпка для всех присутствующих, потому окончательны расстоянием было пятнадцать шагов. Достаточно, чтобы попал даже Юрий, чьи руки ни разу не держали оружия, и, к сожалению, более, чем благоприятное условие для Дмитрия. Он мог просто убить с первого раза. Хотя, никто не знает погоду, быть может резкое дуновение ветра изменит судьбу соперников, и им придётся сражаться чуть дольше…       Место было выбрано искусно: берег небольшого пруда далеко за городом. Настоял на этом, как ни странно, Юра. Уж очень не хотелось ему прощаться с жизнью в каком-нибудь заброшенном овраге, лучше полюбоваться природой перед такой учестью.       Нашли врача, чтобы тот мог засвидетельствовать время смерти и оказать помощь выжившему, приобрели новые пистолеты — стрелять на дуэли из уже использованного, к которому привыкла рука владельца, было дурным тоном. Всё было готово.