Миру разбудил топот босых ног в коридоре и требовательный стук в дверь. Чей-то тяжелый кулак трижды ударил по деревянной поверхности, и затем его обладатель торопливо удалился. Девушка подскочила, второпях нашаривая ногами туфли и пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте. Едва Осим принёс ей кровать вчера, она прилегла и так крепко уснула, что проспала и ужин, и какую-то часть ночи. Наконец, туфли нашлись, она торопливо сунула в них ноги и выбежала из комнаты; по пути столкнулась с косяком, больно приложившись левой бровью, ругнулась и тут же зажала сама себе рот, боясь, что это услышал профессор Евергий.
К счастью, лекарю было не до этого. Он сосредоточенно натягивал белую лекарскую мантию и белые же перчатки со следами плохо отстиравшейся крови. Волоша подготавливала стол для операций — ширма сейчас была убрана, и Мира видела, как ловко двигались её руки, застилая деревянную, дочиста выскобленную поверхность белой простынёй. На маленьком столике рядом она разложила инструменты, а над всем этим повесила на длинный крюк масляную лампу — студентка видела такие только в Академии, в её родной деревне всё ещё пользовались свечами да лучинами. Свечи же были в люстре под потолком, должно быть, Осим их зажёг… А вот и он сам — остервенело крутит ворот, и с лёгким скрипом на третий этаж поднимается небольшая платформа, которую девушка вчера не заметила. На платформе лежало что-то тёмное, она всё никак не могла рассмотреть, что именно, поэтому тихонько подошла поближе. Невысокий рост мешал, поэтому Мира встала на носочки, вытягиваясь, чтобы заглянуть через плечо рослого Осима, и случайно задела его.
— Тьфу, дура академская, — парень аж подскочил, будто бы так увлёкся работой, что не заметил её. — Подкралась, понимаешь…
— Осим, что ж это ты так, с девушкой, а? Нельзя так! Грубияны себе хороших невест не находят, — подмигнул резво подбежавший Евергий. — Трудись, шустрее!
— П-простите, — пролепетала студентка, чувствуя себя донельзя глупо. Отошла чуть в сторону, не сводя глаз с платформы и темнеющего пятна внизу. Осим, бормоча под нос что-то невнятное, продолжил крутить ворот уже с остервенением, словно несчастная ручка была перед ним в чём-то виновата. Тёмная безрукавка натягивалась на спине, и было видно, как под ней ходят лопатки; под бледной кожей рук напрягались, вздуваясь в шары, мышцы.
Платформа поравнялась с полом, и Мира тихо ахнула. На ней лежал худой, плохо одетый мужчина, а весь левый бок его был залит кровью.
— Опять подзаборника ребята из стражи притащили, — нехотя пояснил Осим, проследив её взгляд, затем легко, точно куклу, подхватил раненого и бережно опустил на операционный стол.
— Так-с, что тут у нас, ага, ножичком подрезали, посмотрим, куда, — бодро заговорил Евергий, склоняясь над раненым. — Волоша, помоги-ка, — девушка проворно разрезала холщовую рубаху, осторожно убрала налипшую на рану ткань, поливая её из какого-то стакана водой, чтобы не причинить боли. — Печень не задета. Что же, заштопать и дело с концом, да? — профессор обернулся на Миру, замершую и испуганную.
— Сначала надо промыть, — сказала она полушёпотом. — Чтобы зараза какая не прицепилась.
— Правильно, вот этим и займёшься, держи раствор, — большая кружка из большой волосатой лекарской лапы перекочевала в тонкие пальчики студентки, которые, едва сомкнувшись на её ручке, начали немилосердно трястись. — Ну же, давай-давай.
— Это совсем не страшно. Шить тоже не страшно, как ткань сшиваешь, но этим профессор займётся, ты не переживай, — ободряюще улыбнулась Волоша.
— Быстрее давай, я спать хочу, — Осим бесцеремонно ткнул её в спину, да так, что она едва не упала и оставшиеся несколько шагов до стола преодолела бегом.
Пахло от пациента немытым телом, и в первое мгновение Мира сморщилась, но почти сразу же перестала это замечать, сосредоточившись на главном. Кровь снова начала сочиться из раны, когда убрали ткань, её прикрывавшую, но уже не так сильно. Кажется, никакие крупные сосуды и органы не были повреждены — мужик везунчиком оказался. Кто-то протянул ей бинт, она, не глядя, взяла, смочила его в растворе и принялась осторожно протирать окровавленную кожу. Очень бережно, очень нежно, стараясь не задеть рану тканью, непростительно грубой для слабой человеческой плоти.
— У тебя отлично получается, — подбодрила её Волоша.
— Дело-то нехитрое, любая дуреха справится, — буркнул стоявший в стороне Осим. Видимо, он всё же не лекарь, раз к столу его не подпускают, отстраненно подумала студентка.
— Ты сегодня непростительно груб, Осим. Уходи к себе, — отрезал Евергий недовольно.
— Профессор, она…
— Иди спать, — в голосе профессора послышались едва заметные отзвуки грозы, и парень поспешил ретироваться. — Ты уже закончила? Умничка. Погляди теперь, как я зашивать буду.
Мира покорно осталась у стола и принялась наблюдать. Свет лампы отбрасывал блики на серьёзное и сосредоточенное лицо профессора, резче обозначая глубокие морщины у носа и губ. Пальцы, казалось, созданные, чтобы гнуть монеты и подковы, приняли из рук Волоши тонкую иглу с особой ниткой и принялись за дело. Одной рукой он совмещал края раны, неровные и этим, казалось бы, затрудняющие дело. Но нет, лекарь будто бы и не замечал этого, игла двигалась проворно и легко, стежок за стежком, стежок за стежком…
Будто заворожённая этим зрелищем, студентка застыла на несколько мгновений. Потом, тряхнув головой, перевела взгляд на стену. Тени от рук профессора Евергия, занятого своей работой, напоминали двух птиц — порхающую и сидящую неподвижно.
Раненый несколько раз застонал, но в целом никак не сопротивлялся лечению.
— Обычно их приходится поить маковым молоком, а то и чем посерьёзнее, а то не даются, — тихонько рассказывала Волоша. — И ладно зашивать, там поломаются, а потом крови потеряют да смирные становятся. А вот когда резать надо, там никак без мака…
— Наверное, много крови натекает? — без особого интереса спросила Мира, просто чтобы поддержать разговор. Её начинало снова клонить в сон.
— Да когда как, иногда чуть-чуть, иногда — будто ведро разлили под стол, но Осим помогает, подтирает, чтобы не поскользнулись, пока режем да штопаем. Он добрый вообще, Осим-то.
— Что-то я не заметила. Так сердился на меня, а я всего лишь посмотреть хотела!..
— Погоди-ка. Ты слева или справа подошла к нему?
— Справа.
— Так не видел он тебя-то. Вот и испугался, подкралась незаметно, мышка, — Волоша взъерошила тонкие светлые волосы девушки, коса её уже успела растрепаться.
— Как это — не видел? Светло же тут!
— Правый глаз незрячий у него, — совсем понизив голос, сообщила лекарка. — Не видит им совсем. А за работой отвлёкся, не услышал твоих шагов.
— Я не знала, он не сказал, — растерянно забормотала девушка.
— И не скажет. Каждый свои тайны крепко хранит, — голос её неожиданно погрустнел. — Иди ложись, дорогая. Завтра с рассветом подниматься.
— Да, иди поспи, дитя, — жизнерадостно произнёс профессор Евергий. Казалось, он совершенно не хотел спать, а ночной раненый в живот «гость» для него — обычное дело. — Для первого раза неплохо, помнится, Волоша при виде крови в обморок брякнулась, а сейчас не хуже меня зашивает, да, если надобность есть.
— Спасибо, профессор, — зарделась та.
— Может быть, позвать Осима, чтобы отнёс его на кровать? — Мира кивнула на раненого.
— Нет, что ты, он там, небось, уже десятый сон видит. Я и сам ещё могу, — мужчина снял перчатки, мантию, отдал их Волоше, а сам ловко подхватил пациента и без каких-либо видимых усилий перенёс его через всю комнату.
Дождавшись, когда профессор выйдет из узкого коридора уже без своей ноши, Мира проскользнула к своей каморке. Было очень темно, но вдруг из-за одной из четырёх дверей выглянул Осим со свечой в руке. Огонь скудно освещал его, но даже этого было достаточно, чтобы увидеть, что он полностью одет.
— Всё сделано, помощь не нужна? — хмуро проговорил парень.
— Да. То есть, нет. То есть, — студентка запнулась под его пристальным взглядом, — всё в порядке.
— Ясно. Я напротив тебя живу, если что понадобится — можешь стучать, но не слишком-то часто делай это, — слова давались ему с усилием, словно он заставлял себя их произносить. — И возьми ещё, — он сунул ей в руку толстую свечу в маленьком подсвечнике и огниво и скрылся в своей комнате.
— Спасибо, — пробормотала Мира закрывающейся двери и отправилась к себе. В комнате она решила зажечь свечу, чтобы раздеться и хоть немного разобрать вещи. На тумбочке обнаружилась большая тарелка подсохшей овсяной каши с двумя ломтями жареной говядины.
Засыпая после нехитрого полуночного ужина, девушка впервые за несколько недель не плакала, а улыбалась.
***
Казалось, что Мира только-только коснулась головой подушки, а её уже будила Волоша.
— Подымайся, соня! Ужин проспала, теперь ещё и завтрак пропустить хочешь?
Мира еле-еле разлепила веки. В этот раз на помощнице лекаря было тёмно-вишнёвое платье со скромной вышивкой по высокому, под горло, вырезу и манжетам плотно обнимающих запястья рукавов. И сама она была вся такая излучающая довольство и радость, что студентке сделалось тошно.
— Как ты… Вот это всё?.. — она сделала неопределённый жест рукой, с усилием садясь на постели; последовавший за этим чудовищной силы зевок не дал углубиться в пояснения, но Волоша, кажется, и так поняла. Она фыркнула и взъерошила светлые волосы Миры, и без того взлохмаченные беспокойным сном:
— Привычка. Вставать с зарей, ложиться затемно, прикорнуть при любом удобном случае — и стараться не унывать. Учись, малышка, столько крови и боли видят лекари, что нам просто необходимо радоваться каждому мигу без очередного больного.
— Кровь это ещё самое безобидное, — пробурчала Мира, поднимаясь и потягиваясь до хруста в позвонках. — А гной, сопли, слюни, прочие…
— Фу, не порти аппетит, — Волоша картинно сморщила вздернутый носик, покрытый веснушками. — Одевайся скорее, профессор с Осимом уже спустились давно.
— Куда спустились? — студентка, отвернувшись к стене, сменила ночную рубашку на простое платье непритязательно-коричневого цвета, а потом полезла под кровать в поисках туфель.
— В столовую. Мы вместе с другими работниками башни едим, на первом этаже, — Волоша схватила её под руку и буквально потащила за собой. — Скорее, профессор будет сердиться!
Девушки влетели в помещение последними, когда другие работники Колокольной Башни уже принялись за еду. Профессор Евергий ничего не сказал, только кивнул — рот его был занят пирожком. Впрочем, особенно недовольным он не выглядел, в отличие от Осима, который при виде двух запыхавшихся опоздуний закатил глаза. Волоша показала ему язык и придвинула поднос с пирожками поближе к себе, чтобы Мира могла дотянуться, а вот он — нет.
Студентка взяла кружку с компотом и принялась за еду. Попробовала — компот оказался сладким, даже, пожалуй, чересчур, но ароматный пирожок с капустой был выше всяких похвал. Быстро умяв его и почувствовав, что только раздразнила желудок, девушка потянулась за вторым и сразу же — за третьим. Быстро опомнилась и решила есть помедленнее, дабы не казаться неотесанной деревенщиной, набрасывающейся на еду с жадностью зверя.
— Опять сыра нет, да что это такое, — пробурчал плотный мужчина за соседним столом. Мира прислушалась, стараясь не слишком явно пялиться на него.
— Со степняками уже не первый месяц не торгуем, старые запасы закончились, а наши пока медленно делают, мало, весь на стол Совета идёт, — громким шепотом пояснила ему сидевшая рядом худая женщина с огромными чёрными глазами. Мужчина сказал что-то ещё, но студентка уже не расслышала — задумалась: торговля с кочевниками была налажена десятки лет назад, если не за сотню перевалило, а теперь… Новая война? Взаимоотношения двух народов, арведонцев и степняков, выстраивающиеся долго и мучительно, омытые кровью дипломатов обеих сторон, разрушатся, как карточный домик. И кто знает, будут ли выстроены заново.
Будет ли, кому их выстраивать.
Есть резко перехотелось. Мира дожевала второй пирожок, запила компотом и смерила третий печальным взглядом. Придётся взять с собой, не возвращать же на поднос, засмеют… Она огляделась по сторонам. Работников в столовой было немного, не больше десятка, включая всех четверых обитателей лекарского этажа. Наверное, стражники едят в казарме, а Совет — вообще отдельно.
— Пойдём! — Волоша тронула её за плечо. Студентка обернулась и обнаружила, что профессор и Осим уже ушли. Завернув злосчастный пирожок в салфетку и опустив его в карман платья, она поспешила на третий этаж.
***
— Записывай, Мира: повреждения головы, — Евергий неторопливо прошёлся взад-вперёд по комнате, собирая мысли в единую стройную схему у себя в голове. Студентка сидела за столом, открыв толстую чистую тетрадь, которую заблаговременно переплела в кожу, чтобы не истрепалась за время практики. Волоша сидела рядом, снова занятая нарезкой бинтов. Руки её будто работали сами собой, а вот ясные голубые глаза внимательно следили за профессором. — Что-нибудь знаешь о них?
— Знаю, что бывают трёх степеней тяжести: лёгкие, средние и тяжёлые, — перечислила девушка, загибая пальцы, как школьница. — Ещё есть открытые и закрытые.
— Чем отличаются?
— При открытых повреждена кожа, есть кровь.
— Да, кровь есть, — воодушевлённо закивал мужчина. — Что же, с этим можно работать, да. А формы какие знаешь? Запиши-ка.
Мира прикусила нижнюю губу, задумавшись. Так, что-то там было… Перелом кости черепа, да. Сотрясение мозга и кровоизлияние в мозг. Что ещё?..
— Готова? — нетерпеливо поинтересовался Евергий, подходя к ней так стремительно, что расстегнутые рукава рубахи разлетелись, как крылья. После профессоров Академии в мантиях, застёгнутых под горло, такая вольность во внешнем виде удивляла студентку.
— Нет-нет, я сейчас, последнее осталось, — она прикрыла ладонью написанное, осторожно вроде бы, но последние слова ещё не успели как следует высохнуть и размазались большим пальцем. — Ох, я растяпа…
— Ничего, ничего, — профессор, заметив её оплошность, ободряюще потрепал по плечу большой теплой ладонью. — Назови так. Вслух.
— Перелом черепа, сотрясение мозга, кровоизлияние в мозг, — Мира замолчала, потерянно оглядываясь по сторонам.
Осим, сидевший в углу и занятый штопаньем штанов, явно ничем не мог — да и не хотел — ей помочь. Она перевела взгляд на Волошу: та мгновенно отложила ножницы и легонько стукнула себя по голове сжатым кулаком. Удар? У…
— Ушиб! — выкрикнула студентка так радостно и облегчённо, что Евергий не выдержал, и смешливые морщинки собрались в уголках его глаз.
— Умничка. Не зря тебя ко мне Славояр, то есть, профессор Славояр, отправил. Знает толк в хороших студентах. А сейчас про ушиб допиши и просто послушай, — он отошёл к окну, выходящему на степь, и лицо его сделалось задумчивым. — Повреждения головы чаще всего возникают при ударе тяжёлым тупым предметом, как правило, камнем или рукоятью оружия, — так часто «снимают» часовых, чтобы не привлекать лишнего внимания борьбой. Также во время боя — шлем может лишь отчасти смягчить удар, например, мечом, сделать повреждение менее тяжелым. Поэтому я им всем говорю — носите шлемы! И подшлемники, само собой. Лучше ушибленного лечить, чем обезглавленного хоронить, да… Скоро придётся, — неожиданно закончил он глухим голосом.
Мира вздохнула и зябко передёрнула плечами — невольно подумалось, что профессор знает о повреждениях головы не понаслышке и не только как лекарь. Да и примеры были такими непривычными, военными, в академии избегали этой темы, говоря о каких-то общих вещах. Казалось, будто опасность пролетела мимо и задела краешком пера — совсем чуть-чуть, будто предупреждая: не забывай. Смотри по сторонам, маленькая птичка, чтобы благополучно вернуться к своему гнёздышку.
Евергий потёр переносицу, словно желая избавиться от какого-то неприятного ощущения; а глазами всё обшаривал степь, обшаривал напряжённо, будто за каждым кустом, каждым камнем притаился коварный враг…
