Вечно ленивая Тсунаеши-тян!

Тсуна честно признаётся, что не любит Ханамацури. День девочек не вызывал в дочери Савада ни капли восторга. Куклы ее пугали своей реалистичностью, сладости хотелось запить, кимоно выглядело нелепо, гэта были неудобными и грозились спасть, а от заколки болела голова. Тсуна честно не понимала восторг вокруг этого слишком японского праздника. Савада была скорее итальянкой, несмотря на совсем малый процент генов Джотто в крови. Воспитывалась она в Италии, среди итальянцев, отец вел себя чисто по-итальянски, в будущем она жила в Италии и вообще не понимала любовь Хибари к чопорной Японии. Да и была ее родная страна довольно… своеобразной. Сказывалась политика закрытых ворот. Проще говоря, Тсуна просто не любила свою родину. И была права, ведь для любого мафиози родиной считается не страна или город, а семья или клан. Тсуна хотела бы отказаться от такого счастья. В принципе, она часто откашивала от банкетов и встреч, предпочитая контролировать безопасность. Возможно, ее трудолюбие было ненормальным. Но когда стоит выбор между социализацией и доверием к слишком импульсивным Рокудо, Хибари и Мочида, становилось боязно. Поэтому Тсуна взяла на себя роль козла отпущения и тихонько мстила своим же хранителям за проблемы. Немного мирных переговоров для Мукуро, домашнего ареста на несколько недель для Кеи, совместных заданий с десятым поколением для Мочиды, тренировок наглых рядовых для Базиля, благотворительных вечеров для Хару, бумажного завала для Киоко — и в итоге вся верхушка CEDEF — глубоко несчастные люди. Но такое происходило редко, не больше раза в год, поэтому обычно зоной печали была только Тсуна. К сожалению, сейчас ей было пять, а родители вознамерились замучать ее вниманием. Против последнего девочка была не против, но без гэта и столпотворения людей. Это осталось после становления Аркобалено. Она ненавидела пустышку и то проклятие. Потому что наблюдать за взрослением брата, своих хранителей, подопечных и учеников было невыносимо. Она с грустью и обидой поздравляла Иэтсуну со свадьбой, а потом и рождением первенца. Провожала закончивших школу И-пин и Ламбо. Слушала рассказы Мочиды об очередной великой любви. Одна пустышка отобрала все маленькие радости в ее жизни. Но сейчас всё иначе. Нужно решить дальнейший курс жизни, чтобы найти лучший выход для всех. И для брата, и для отца, и для матери, и для своих хранителей, и для остальных проклятых. Тсуна сжала руки в кулаки и выдохнула. Ее ждет много работы. — Тсу-чан, улыбнись папочке! — с несколько раздражающим восторгом сказал Емитсу, вновь сфотографировав ее угрюмое лицо на фоне стремных кукол. Тсуна неловко улыбнулась, немного пугаясь нездоровому энтузиазму отца. И это железный Савада, которого если не боялись или ненавидели, то уважали? Это так же сбивает с толку, как Хибари, чешущий пузико щенку, или Рокудо, поедающий шоколад. То есть реально, но верить в такое — психологически и физически больно. — Сестра — красивая. — тихо прошептал Иэ, нетерпеливо смотрящий на Тсуну. Она помнила, что мальчик был довольно тактильным в этом возрасте. Он любил обнимать мать и сестру, хватал руки и вообще — был довольно милым ребенком. Жаль всё это превратилось в скрытность и язвительность под давлением сверстников и учителей. Он был неуклюжим и не очень хорошо учился, что делало из него козла отпущения для хрупкого эго любого хулигана. Острый язык и обостренное чувство справедливости только усугубили ситуацию. Тсуна помнила, что Иэ был одинок до приезда Реборна. За это она была готова благодарить почившего киллера. Он буквально вытащил настоящего Иэ — сильного мальчика, готового перегрызть горло любому врагу, но при этом знающего о прощении и милосердии. Этот пост заставил Иэтсуну взрослеть, что пошло ему на пользу. Тсуна улыбается, вспоминая счастливого брата, с сарказмом говорящем о рабстве в цепких руках жены. — Да, сеньорита Тсуна — само очарование. — усы Ноно топорщатся, когда он улыбается и Тсуна не понимает, почему вдруг столько внимания ей одной. Ах, да. Она маленькая девочка. Какая неудача! — Сестренка, можно обнять? — спросил Иэ и, не дождавшись хоть какого-нибудь ответа, обхватил тонкими ручками Тсуну вокруг живота. Девочка на мгновение замерла, отвыкшая от таких нежностей, а затем неловко погладила брата по спине. Исправить такую мелочь, как отношения с семьей малой, не имеющей отношения к криминалу, не так смертельно, да, Внешняя советница? — Я тоже тебя люблю. — сказала она, чувствуя жар на щеках. Тсуна научилась важности этих слов намного позже, когда отец погиб. Она редко говорила такие вещи. Вообще, в мафии не принято открыто выражать эмоции, показывать привязанности. Савада носила маску полнейшего равнодушия к родным и близким, не заводила знакомств для души, друзей у нее так и не появилось. Девочка вздохнула, отвлекаясь от мрачных мыслей. — Такие слова ты должна говорить только папе, маме и Иэ-куну. — строго сказал отец, не забыв сфотографировать милую сцену. — Тсу-чан! — почти плаксиво протянул взрослый мужчина, вызывая в Тсуне когнитивный диссонанс. Она и забыла, что он так делал в ее детстве. Ужас. — Ты никогда не говорила такого папочке! — Тсуна чувствовала себя неловко. Особенно под насмешливым взглядом Девятого. Ее идеалы и нерушимые правила сейчас слали ее на три веселых. Девочка вздохнула, ощущая себя слишком старой для вот этого всего. Взрослое самоуважение собирало чемоданы, крича что-то о моральной компенсации. Тсуна его не останавливала. — Потому что это ясно, как небо. — со вздохом и красными щеками пробормотала бывшая Аркобалено Неба (Железная Внешняя советница, Янтарная ведьма, Повелительница муравьев, Глава CEDEF), подбежала к отцу, игнорируя недовольный вздох Иэ, и поцеловала отца в щеку. Боже, да ее губы за последние десять лет касались только столовых приборов и стаканов, ей жутко неловко. Она стояла красная, подобно волосам босса союзной семьи Шимон и пыталась не опускать взгляда. Как же она отвыкла от такого рода родительских ласк! — Дорогой, не порть прическу Тсу-чан, это очень важно! — услышав радостный смех мужа и его начальника, прокричала Нана из соседней комнаты. Интересно, а о чем она подумала? Через десять минут комплиментов от мужской части родственников, в проеме появилась накрашенная мама и они решили выходить, не обратив внимания на оскорбленный вид Тсуны. В смысле, почему только она мучается от неудобной одежды и обуви, таща на голове клумбу? Цветочные заколки отвратительны! Ее маленькую ладонь обхватила рука отца. За руки она держалась тоже редко. Вообще, эти семейные касания и движения были слишком… непривычны? А еще слишком неожиданны, слишком забыты и вообще всё слишком «слишком». Тсуна не готова. Разве это в первый раз? — Куда мы идем? — спросила девочка в воздух, не зная, кто руководит походом. — Сначала к Сасагава. — с неким предвкушением говорит Емитсу, сжимая ладонь чуть крепче. Тсуна сглотнула. О нет, сейчас начнется шоу. — Ох, та милая девочка. — засмеялся Девятый, уж слишком легко вписавшийся в их небольшую семью. Нет, это какая-то сверхспособность? — Пап, кто это? — спросил Иэ-кун тихо. Он вообще всё делал тихо, как Нана. Это было немного жутко. — О, твои друзья? — дополнила вопрос мама, только чтобы поддержать разговор. — Мой давний друг. — такой же, как для Тсуны — Кея. То есть мог найти и лучше, но и так сойдет. Тсуна вспомнила родителей своей хранительницы Солнца. Семья Сасагава была непримечательной в Намимори, но не в Сицилии. Сасагава Мари, в девичестве Мария Герра, была, как минимум, страшной женщиной. В бывшем известная в подпольных кругах как Бешеная Кенга, потому что кто-то любил книжки про Винни Пуха и постебаться. Если коротко, удар у этой дамочки был сильным, а репутация черной. Емитсу познакомился с ней, когда попал в подпольный клуб бокса, где собирались исключительно пламенные. Савада выпустили на ринг, желая увидеть, как наглого парнишку размажет их чемпион. Это, естественно, случилось, но униженным себя Емитсу не чувствовал. Наоборот, его восхитил такой боец. Да и в CEDEF Мария бы пригодилась. Герра дурой не была и, поломавшись для вида, согласилась. Потом, после десятилетия сына, вернулась на работу с долгого декрета. С Емитсу они были, вроде как, друзьями. Наверное, поэтому Мари покинула CEDEF и детей. Она мстила предателям и врагам, да так, что едва не переходила дорогу Вендиче. Удивительно, какими иногда кровожадными бывают сильные обладатели пламени Солнца. Реборн, Мария Герра, Сасагава Рехэй, Сасагава Акио. Об Акио Тсуна знала меньше. Только то, что он профессиональный информатор и вор, хитрая личность и жадюга, похлеще одного Аркобалено. Отец не часто с ним работал, опасаясь остаться в дураках. А было чего. Сама Тсуна один раз осталась с проваленным делом, когда этот нехороший человек сдал их с потрохами. И даже родная дочь в рядах CEDEF его не остановила! Хотя и не пыталась, объясняя боссу, что для Акио на первом месте Мария, затем прибыль, а потом уже дети. Тсуна на него злилась, но не могла не заметить неожиданно обанкротившихся противников. Да и Киоко он выучил, как быть опасной без кулаков и даже пламени. Тсуна не могла понять этого человека. Пока что, они были молодой парой в Намимори, где искали приюта жертвы кровной мести и криминальные единицы в отставке. У Сасагава было двое детей, с которыми в прошлый раз Тсуна встретилась только в средней школе. Что пошло не так? Ах да, в прошлый раз она уже летела на всей скорости в лапы ужасной Лар Милч, явно пожирающей неудачливых учеников заживо. Тсуна вздрогнула. Это слишком реалистично. Она не хотела об этом думать. Дверь им открыла взволнованная Мари, недовольно посмотревшая на гостей, а потом усмехнулась по-мальчишески и позвала пройти. Женщина была полукровкой, в которой практически не видно японской крови матери. Мария была высокой, светловолосой, смуглой, с длинными накачанными ногами и сильными руками. По ней сразу было видно — спортсменка. Тсуна обвела ее оценивающим взглядом, что было незамечено взрослыми. Хоть какие-то плюсы! — Кого я вижу, Савада! — громко, не уступая своему повзрослевшему сыну, сказала Мария, вызывая у Тсуны желание прикрыть уши. А она думала, что привыкла к шуму после визитов в Вонголу. Хотя, наверное, это то тело привыкло, но не это. Сложно. — Да, Герра, угадала. — немного насмешливо произнес в ответ Емитсу, но по лицу расплылась веселая улыбка. И вправду, хорошие друзья. — Уже семь лет как Сасагава. — более приятный голос прозвучал из комнаты, в котором Тсуна узнала Акио. Мужчина выглянул, быстро пробежался взглядом по прибывшим. Серые глаза, похожие на лунный диск, приковывали внимание. Он вообще напоминал луну. Бледная кожа и поседевшие слишком рано волосы. Хотя, судя по всему, в молодости он был светлым шатеном. Пытаясь хоть немного не походить на моль, мужчина одевался в черную одежду. Вообще, он напоминал какую-нибудь японскую модель. Красоту Киоко взяла от него с лихвой. — Здравствуйте. Кажется, мы видимся впервые. Я — Сасагава Акио. Это моя жена — Сасагава Мари. — на фамилии он сделал акцент. Тсуна сдержала фырк. Какой ревнивый. — Наши дети — Рехэй и Киоко. — из-за его спины вышли дети, в которых явно угадывались хранители Солнца ее и Иэ. Это было забавным совпадением. — Я о вас наслышан от вашей супруги. — сдержанно улыбается Емитсу, а Тсуна с удивлением понимает, что отец хочет его завербовать. Не зря пришел с Девятым! Может, временный контракт, а может и свободное место финансиста в CEDEF. Такого не было! Это пугало. Тсуна уже невольно подумала о том, что попала не в свой, а в один из параллельных миров, о которых все время рассуждал Джессо. Было интересно только в первые разы. На десятый хотелось гнать метлой, крича занятое «мусор». Однажды Тсуна зарядила ему шваброй, но удовлетворенной не осталась. Доставучий зефироманьяк возвращался, нагулявшись. И снова заводил свою шарманку. Казалось, он любил обсуждать только параллельные миры, путешествия во времени и зефир. И ходил ко всем за дискуссией, ибо был настоящим гением, просто разработавшим программу для документации. Кто-то особенно завистливый и уставший от Бьякурана приказал подчиненным эту чертовщину вывести из строя, но ничего не получилось. Тсуна ни на кого не намекает. Она прямо говорит, что это был Занзас. Она просто помогала. — Киоко, Рехэй, развлеките гостей. — с идеальной улыбкой сказал Акио, заинтересованно оглядывающий Емитсу. Тсуна кивнула отцу, не мешая его работе, взяла за руку послушного Иэ и вышла за дверь. Она даже не успела разуться. Вздохнула. За девочкой и ее братом вышли и будущие союзники. Киоко не отрываясь смотрела на нее, а Рехэй уже подлетел к Иэ, отходя подальше и громким шепотом предлагал поиграть в футбол. Надо же. Тсуна ожидала чего угодно, но… ладно, она ждала только бокс. Кто же знал, что это не с детства? — Киоко-чан? Может тоже во что-нибудь сыграем? — девочка завороженно кивнула, а Тсуна удивленно моргнула. Что это с ней? Только потом до нее дошло, что ее глаза немного ниже и Киоко смотрит на конкретную часть тела. — Тебе нравится заколка? — Не. Волоси. — неловко отвечает маленькая Сасагава, говорящая хуже Иэ. Ну, не стоит ждать идеального произношения от четырехлетнего, если не трехлетнего, ребенка. Это Иэ у нее живет при помощи пламени и быстро учится, при правильном подходе, а тут обычная малышка. — Хочешь заплести? — спрашивает Тсуна, отмечая, что только с Киоко она не нянчилась. А, нет, она же болела пять лет назад… через семнадцать лет. Похоже, Савада может хвастаться, что вырастила шесть больших детей. Что-то слеза в глаз попала. Тсуна расплела волосы, которые едва доставали до лопаток, но всё равно восхищали мягкостью и упрямостью. Маленькие ручки были аккуратными, умелыми. Что и ожидалось от Солнца, они будто рождены со способностью к хирургическим операциям. Такая уж мелкая моторика. Просто сидеть и чувствовать крошечные пальчики в волосах было непривычно. Сколько за сегодня до нее дотронулись? Много. Тсуна вздохнула. Хоть себе можно признаться, что это приятно. Объятия, поцелуи, держания за руку, ковыряния в волосах. Может стоит пересмотреть свои принципы? Все же сейчас она ребенок и это простительно. — Ааааа! — детский крик, не принадлежащий ни Рехэю, ни Иэ, заставил резко дернуться и зашипеть от неожиданной боли. Проигнорировав шепелявое «пласти» от Киоко, Тсуна уставилась на неожиданного гостя. Это была черноволосая девочка, ровесница Киоко и Иэ, судя по росту. Когда она подняла горящие недовольством серые глаза на них, Тсуна чуть не ахнула. Так рано свою невестку она увидеть не ожидала. Хана недовольно осматривает порванное вдоль бедра кимоно, переводит взгляд на одинокое гэта и со злостью кидает его за забор, откуда, похоже, и свалилась. — Я не буду дружить с этими малявками! — кричит Хана, а затем пытается встать, но не может. Морщится, видимо, подвернула ногу. Тсуна делает шаг вперед и замечает, что все остальные тоже решили помочь. Только брюнетка, а в будущем шатенка, зло окинула их взглядом и дети замерли. А Тсуна нет. Она подошла к незваной гостье и протянула руку. Но Хана все еще на взводе, шлепнула по ней ладонью и отвернулась с раздражением. — Я хочу помочь. — говорит Тсуна, ничуть не обижаясь на будущую родственницу. Всё же и не с таким сталкивалась. Да и Хану она знала. Мать ее племянника неплохая, просто взрывная и упрямая. — Мне не нужно. Зачем помощь, если не просили? — она поджимает губы, видимо, от стыда. Тсуна застыла, не зная, что ответить. Это напомнило слова Ханы в будущем. «Не нужно перерабатывать, все равно никто «спасибо» не скажет» Действительно, а зачем она лезет? Перед Тсуной встает Иэ, и неожиданно твердо и угрожающе говорит: — Не обижай сестренку! Он даже сейчас сильный. Маленький, как воробушек, пушит перья и готов выклевать глаза противнику. Почему не доверяла защите Вонголы? Думала, что брат все такой же неудачник, каким был в четырнадцать? — Мама! — неожиданно громко кричит Киоко, поняв, что нужна помощь взрослых. А хранители чем не угодили? Ладно Хибари, Рокудо да Мочида, но что не так с остальными? Неужели ставишь себя выше? Тсуна вздрагивает, когда за обе руки ее ведут в дом. Киоко и Иэтсуна будто уже давно знакомы. Никогда не думала, что сама во всем виновата? Тсуна сглатывает. Никогда.