red cloak, cold winter

Локи очень мерзнет. Ему попросту чертовски холодно уже который день, а он только кутается в кроваво-красный плащ и злобно огрызается на попытки слуг разжечь жалкий, ни черта не помогающий огонь, алым заревом пожирающий зазря купленные угли. Тор забыл этот глупый плащ, когда гостил в Асгарде в последний раз. Сначала Локи думал сжечь его - просто из интереса и какой-то неправильной, иррациональной злобы. Потом из чистого эгоизма закутался в красную ткань, придвинувшись ближе к камину: все еще оставался шанс спалить ненавистный плащ в огне хотя бы по чистой случайности. Но попавшую на край ткани озорную искорку Локи почему-то смахнул, бережно и осторожно. А после надулся еще больше. В Асгарде стояла теплая зима, но (точно назло, право!) ледяной пронизывающий ветер проникал сквозь щели меж мощных камней именно тех помещений замка, где зачастую сидел принц. Локи было холодно, неуютно; приходилось целыми днями скучать, наблюдая за голубовато-синими всполохами, то и дело возникающими из его ладоней. Его персональная зима не желала уходить, йотунское наследие льдистым пламенем жгло бледную кожу, а надоедливый брат все не возвращался, и без него в замке было тоскливо и пусто. Бога это раздражало и бесило до трясучки, но он был не в силах что-то сделать с этим. Вот и злился, сам не зная, на что и на кого. Нет, правда: слишком уж долго тянулась эта солнечная, незаметная для одних и убивающая других зима. *** Тор вернулся тем же вечером. Это Локи скорее чувствовал, чем знал; скорее надеялся, чем взаправду верил. Доверие - не их конек. И чей вообще? Укажите пальцем на того, кто ни разу не сомневался, кто не предавал, кто не был преданным. Укажите, и Локи первым подставит вторую щеку движением истинного христианина, позволяя нанести хлесткий, но такой глупый, такой ничтожный для бога и важнейший для человека удар. Но пальцы невольно содрогались в легком треморе, от шеи к пояснице пробегала тоненькая струйка мурашек, а губы расплывались в легкой полуухмылке. Холод? Чувства? Хотелось засмеяться в голос и посмотреть в чужие глаза открыто, открыто положить ладонь на чужую щеку. Хотелось правды. Забавно, смешно до болезненных колик - после всего, что Локи сотворил и что пережил после того, как узнал правду, слишком много правды, он все еще тянется за этими глупыми истинами. И Тор дает ему их. Подходит честно, не крадучись, не повторяя мягкую и будто бы кошачью походку брата. Подходит и, опускаясь на мягкий ковер подле каминной заслонки, на пробу касается колена Локи ребром ладони. - Настоящий. - наконец улыбается во весь рот Тор, сгребая ноги брата в медвежьих объятьях, прижимаясь к острому колену, обтянутому дорогой тканью, своей щекой. Сил подняться у него нет, и каждое движение приносит боль в напряженных натренированных мышцах, но бога все, как кажется, устраивает. Локи морщится, отталкивая - притягивая? - брата, мимолетно касаясь светлых прядей своей ладонью, и, будто бы осмелев, гладит, перебирает в пальцах длинные кудри. Глупая, смешная мысль приходит ему в голову, задумка, достойная всех наград. Бог обмана расплывается в приторной ухмылке и тянет, чуть сжимая хватку пальцев в чужих волосах: - Я скучал по тебе, брат. Реакция Тора предсказуема, но от этого не менее забавна. Он цепенеет, стынет на месте, кусает губы: нервничает. Отвечает непривычно глухо, рвано, коротко. - Обычно после этих слов слов следует удар в спину. Локи смеется. - Настолько мне не доверяешь? - Доверяю. - неожиданно честно отвечает Тор. - Доверяю, в этом и проблема, понимаешь? Мгновение спустя бог понимает: в этом горьком, больном оскале нет и следа былой улыбки. Рука, ласкающая спутанные пряди, исчезает. Зная Локи, можно с уверенностью сказать, что он спишет все на мираж: "Ты смеешь смеяться надо мной, братец? Я в жизни не притрагивался к тебе". Но Тор научился распознавать иллюзии. За минуты, годы, столетия, проведенные вместе. - Я не должен быть тем, к кому расположен будущий король, мой дорогой брат. Мне следует стать вечным изгнанником здесь или быть величайшим королем на чужбине, и, веришь ли, ни один из этих вариантов меня не прельщает. Что выбрал бы ты? Тор хмурится. - Тебя. Я выбрал бы тебя. - Не говори ерунды, - отмахивается Локи, поднимаясь с мягкого кресла (предмет при этом рассеивается в воздухе, как очередной фокус искусного обманщика) и отводя взгляд, - Тебе было бы куда проще знать, что я всего лишь притягивающий неприятности асгардец, а не неудавшийся принц. Ошибка. Только не матери-природы, представь себе, а твоей матери - ей стоило ослушаться Всеотца и придушить меня еще когда... - Не трогай маму, Локи. - Локи-доки, - вновь горько смеется брат, делясь подслушенной у мидгардских дев шуткой и, судя по его напряженной позе, собираясь оставить Тору лишь свою жалкую иллюзорную копию. Гром приходит позже молнии, но Тор сейчас быстр как никогда - тянется вперед, поднимаясь с ковра, и перехватывает чужое запястье. - Позволь осведомиться: мне принять мой истинный облик, чтобы ты оставил меня в покое, брат? - холодно бросает Локи, усмехаясь. - Принимай. - серьезно говорит Тор и объясняет свои слова, видя на лице названого брата совершенно несвойственное ему, искреннее и даже детское удивление. - Я люблю тебя.. - он окидывает взглядом Локи, - таким лишь потому, что привык к тебе такому. Я привыкну к тебе с голубой кожей и к тебе, стреляющему ледяными искрами из ладоней. Я привыкну к тебе в девичьем обличье, к тебе без ног или с обстриженными волосами, брат. Неужели ты не думал, что для меня это безразлично? Локи молчит. Гробовая тишина окутывает комнату, и вместе с ней приходит сумрак ночи: прежде распахнутые узорчатые створки широких окон накрывают черные шторы, с грохотом закрывается дверь. Сила мысли, или брат все же успел щелкнуть пальцами? Надо же, раньше он не распылялся на такие простые, совершенно обыкновенные дела вроде создания замков в собственных покоях. - Сейчас ты замолчишь, Тор. - совершенно по-змеиному шипит Локи, перехватывая чужие руки, цепляясь своими ледяными пальцами за чужую одежду, отчего-то не пользуясь магией при разрыве тесемок, скрепляющих части доспеха, скрывающего грудь брата. - Сейчас ты заткнешься, - говорит он уже более зло, - и позволишь мне то, о чем сам мечтал в этом походе. Не думай, что один Хеймдалль здесь способен видеть.. очевидное. Улыбка Локи кажется еще более безумной, когда он, все еще оставаясь одетым, стягивает с Тора рубаху и на пробу проводит ладонью по обнаженному плечу. Но Тор не боится. Он покорно опускается на сотканную из воздуха кровать, не беспокоится, когда полог опускается, мягким балдахином светло-зеленого оттенка скрывая двоих от целого мира. Ему нечего бояться, ведь так? Локи предаст. Локи всегда предает. Локи обнимает и вгоняет кинжал под ребра, но затем заботливо перевязывает раны и по-кошачьи фыркает, когда Тор хвалит его умения. И Локи будет рядом: это они оба знают точно. Слишком точно, чтобы остановиться сейчас. - Это мой плащ? - изумляется бог грома, когда широко раскрывает глаза от болезненно острых ощущений, от мурашек, от острых искр удовольствия, которые тянутся по шее вслед за укусом Локи, и видит край красной ткани на полу. - Да. И ты будешь удушен им, если не замолчишь сейчас же, любимый брат. - Любимый? - О, тебе послышалось. - улыбается бог коварства, и наконец стягивает с себя верхний доспех. Кажется, единственный ледяной асгардец Девяти Миров наконец-то нашел способ, чтобы согреться.